— Так что же, ждать, пока дотянется? Что надо делать, товарищ Варейкис?

— Теперь, товарищи, наш с вами долг один — ликвидировать измену. Перед лицом этой чудовищной измены каждый из нас проверяется на верность революции. И надо оказать самое решительное, но вместе с тем и хорошо продуманное сопротивление…

— Это кто здесь агитирует? — прорезался наконец голос у адъютанта. — А, все тот же председатель… Вы лжете, председатель! Нечего разводить здесь агитацию, вам не положено находиться в частях. Вы арестованы!

Как близко теперь алая черкеска с нарядными газырями, блестящие бляшки на ремнях, шашка, маузер, два кольта… И — злые, темные с желтизной глаза, равнодушно-злые, как у садиста. С ним — два ординарца, Иосиф Михайлович узнал и их: были в муравьевской свите еще при первом появлении главкома в Симбирске. С такими — как с напавшими псами: чуть дрогнешь — тотчас вцепятся.

— Ошибаетесь, — по возможности спокойно и так, чтобы все слышали, возразил Иосиф Михайлович. — У меня больше прав находиться здесь, чем у вас. Так что еще не известно, кто тут разводит лживую агитацию и кого следует арестовать.

— Вас надо арестовать! — вскрикнул адъютант и обратился к ординарцам: — Взять его!

— Не трожь председателя! — К адъютанту и ординарцам протянулись гневно сжатые кулаки, кто-то замахнулся прикладом. — А ну, чешите отсюда!

Всех троих оттеснили от председателя, погнали к выходу. У тех хватило благоразумия не сопротивляться.

— Ишь, вырядился, фазан! — неслось им вслед. — Забудь дорогу к нам!

— Надо же, гнида какая!

— Товарищ Варейкис! Разрешите, мы прикончим Муравьева? Он сейчас здесь неподалеку. Одной бомбы в автомобиль достаточно…

— А вот этого я вам делать не советую, — предостерег Иосиф Михайлович. — Категорически не советую.

— Но отчего же? Дело верное.

— Нет, товарищи, не верное. Совсем в другую сторону будет истолковано. Вокруг нас бронеавтомобили, пулеметчики, не одна сотня штыков. Все они пока обмануты. Убьете главкома — подумают, что он был прав. Что не он предатель, а мы. Да весь гарнизон тогда просто сметет всех нас, мокрого места не оставит!

— Так что же прикажете делать нам?

— На рожон не лезть. Не выдавать себя прежде времени. Это для нас сейчас самая выгодная позиция. Мне ли вас учить солдатской смекалке?

— Значит, сидеть сложа ручки?

— Нет, не сложа ручки. Во-первых, надо направиться в части гарнизона для агитации, разъяснить обстановку. Я обращаюсь к членам партии большевиков. Кто пойдет?

Вызвалось немало.

— Очень хорошо. Отправляйтесь немедленно. Не попадитесь только.

— Не сомневайтесь, товарищ Варейкис! Все выполним в аккурат…

— А вы, товарищ, — обратился он к одному из стрелков, — разыщите во что бы то ни стало Гимова. Пускай уйдет из города и действует с внешней стороны. Так и передайте от моего имени. Передайте ему, что вся наша фракция может оказаться под арестом, парализованной. Надо, чтобы он сберег себя и организовал нам выручку извне… Далее. Если меня, паче чаяния, все же арестуют, прошу сразу же вынести протест. Это я уже всем остающимся говорю. Чтобы в других частях узнали, пускай на них подействует…

Он спешил отдать распоряжения, а сам все упорнее думал о том, что надо бы связаться с Тухачевским. Командарм крепко держит в руках свои части, пришел бы на выручку. Что бы тогда запел самонадеянный Муравьев? Если бы Тухачевский подоспел! В конце концов, от Инзы, где штаб армии, до Симбирска не так уж долог путь…

Откуда было знать Иосифу Михайловичу, что Тухачевский уже в Симбирске, но только без своей армии? Не мог он этого знать. И наскоро написал:

Доставить записку командарму взялся большевик Вахатов.

…К полуночи в председательском кабинете собралось несколько членов губисполкома.

— Предлагаю, — сказал им Иосиф Михайлович, — немедленно, прямо сейчас, созвать экстренное заседание исполкома.

— Ночью?!

— Да, ночью.

— Но ведь мы блокированы.

— Однако вы-то проникли в здание, вон сколько вас уже собралось! Давайте-ка не терять времени и готовить повестки, сразу разошлем.

— На какой час вызывать?

— Как можно скорее. Не указывайте часа. Хоть через минуту!

Тем временем вернулся Каучуковский, который должен был припрятать документы. Шепнул на ухо:

— Все в порядке, товарищ Варейкис. Зарыл возле первой гимназии.

— Молодец! Незаметно? Сами потом найдете?

Вслед за Каучуковским явились Иванов (однофамилец эсера, мало ли Ивановых на Руси…) и Фрейман, затем влетел Саша Швер, готовый ко всему, как всегда.

— Ну вот, — повеселел Иосиф Михайлович, — почти вся наша фракция в сборе! А что же левые эсеры?

— В Троицкой гостинице, с Муравьевым совещаются.

— Все ясно. Заглянем-ка к тебе в редакцию, Саша. Пойдемте, товарищи, там все и обсудим. Надо подготовить воззвание к войскам и населению.

— Пиши ты, Иосиф, только покороче, — сказал Швер, когда пришли в редакцию. — Слов двадцать, не более. А я пока раздобуду наборщиков.

— Надо, чтобы — свои.

— Что же, я не понимаю? — обиделся Швер. — Одного ты наверняка помнишь. Это Абросимов, большевик. Ну, я пошел.

Иосиф Михайлович тут же принялся писать: «Муравьев изменил революции…»

В дверь постучали. Вошел все тот же великан Медведь:

— Товарищ председатель! К вам делегация от бронеотряда, потолковать желают.

— Так пускай входят.

Вошли двое — политкомиссар отряда Федор Иванов (еще один Иванов!) и шофер.

— Товарищ Варейкис! Что там такое? Ведь главком, как мы догадываемся, что-то затевает против вас.

— Не затевает, товарищи. Уже затеял. И не что-то, а измену.

— Так мы и думали! Вот гад!.. В таком случае разрешите заявить, что ни один наш броневик ни одного снаряда по зданию Совета не выпустит. А этого фрукта Беретти я, как комиссар, отстраню к чертовой матери и возьму командование на себя.

— Спасибо, товарищи! От имени большевистской фракции, от всей нашей партии объявляю вам благодарность. И — просьба к вам. Свяжитесь с пулеметчиками и со всеми, кто нас окружил здесь, кто на Гончаровской, кто держит почту и банк… Растолкуйте им…

— Не сомневайтесь, товарищ Варейкис! Все сделаем.

Не успел еще Иосиф Михайлович дописать лаконичное воззвание, как снова прервали: ввалились представители от пулеметной команды. И — с порога:

— Вопросов нет, товарищи! Мы с вами!

Следом за ними — стремительный Саша Швер с двумя наборщиками.

— Готово, Иосиф? Давай сюда. А за нами дело не станет. Через час можно будет рассылать.

— Если удастся… — вздохнул кто-то.

— Никаких «если»! — откликнулся Иосиф Михайлович. — Веселее глядите, товарищи! Мы еще поборемся! Бронеотряд — с нами, пулеметчики — с нами, латышские стрелки — с нами…

Вскоре — после бесед с агитаторами, которых разослал Иосиф Михайлович, — о своей верности Советской власти и готовности выступить против Муравьева заявили отряд 1-го Симбирского полка, Интернациональный отряд имени Карла Маркса и две сотни балтийских матросов, которых временно возглавил политкомиссар Лев Берлин. Удалось также вооружить несколько сотен местных рабочих, но это был резерв.

— Молодцы агитаторы! — удовлетворенно воскликнул Иосиф Михайлович. — Отлично поработали. Убежден, что и прибывший с главкомом Уфимский полк в конце концов примкнет к нам. Но пока еще силы остаются неравными. Самая надежная сила — здесь у нас, на первом этаже, в казарме. Это латышские стрелки и те русские красноармейцы, что с ними. Даже в случае полной неудачи они готовы к самопожертвованию. На них прежде всего и будем опираться… Какие вести из гостиницы? Что там левые эсеры?