Хмельницкий и Шереметев, взяв с собою 25 тысяч человек, пошли на выручку Умани. Однако Потоцкий, подавляя их численным превосходством, нанес им сильное поражение и едва не уничтожил. Положение спас тот же Богун: увидев, что польско-татарские войска двинулись навстречу Хмельницкому, он выступил из Умани и пошел следом за ними. В самый критический момент он ударил в тыл врагу, вызвал страшную панику в его рядах и позволил Хмельницкому оправиться.

Окруженные полчищами татар и жолнеров, козаки стали отступать. Опять во всем блеске развернулись их военные дарования. Они устроили вал из вражеских трупов и отстреливались из-за него. Потом Хмельницкий соорудил тройной ряд саней, соединил их цепями, поместил на них пехоту и артиллерию, в середине поставил конницу и в таком построении стал пробиваться из окружения. Наемная прусская пехота, полагаясь на свои панцыри, устремилась на штурм этой движущейся крепости, но погибла целиком. Выбившись из сил, неприятель прекратил преследование и возобновил разорение украинских городов и местечек.

Из Крыма явилась новая шестидесятитысячная орда. Некоторые летописцы указывали, будто татары набрали в этот раз на Украине 200 тысяч пленников (цифра, очевидно, преувеличена), не считая зарубленных ими и жолнерами.

Но тут случилось новое обстоятельство, чрезвычайно осложнившее положение Польши и заставившее ее увести из Украины большую часть своих войск: к числу ее противников прибавилась Швеция.

Фельдмаршал Виттенберг выступил из Померании и, не встречая серьезного противодействия, занял вскоре всю Познань, а затем и Варшаву. Король Ян-Казимир бежал в Силезию. Вскоре шведы вступили в Краков. Большинство магнатов признало власть шведского короля.

Московское войско тем временем заняло Ковно и Вильно, а Хмельницкий с Бутурлиным вступили в Червонную Русь и осадили Львов.

Речь Посполитая оказалась на краю гибели. «Причины такого жестокого катаклизма мы должны искать в страшном упадке гражданской нравственности и патриотизма, — писал один польский историк, — в равнодушии к общественному интересу и к славе народа».

Хмельницкий не хотел штурмрвать Львов. Он послал магистрату письмо, напоминая о своей умеренности в 1648 году, и убеждал сдаться.

В Центральном архиве древних актов в городе Львове хранятся 12 писем, посланных Хмельницким жителям Львова, Письма писаны по-польски, в 1940 году они переведены на украинский язык. Письма датированы октябрем — ноябрем 1655 года; они снабжены гетманской печатью, изображающей козака с мушкетом; размер печати — 40 миллиметров.

Характерна подпись: «Богдан Хмельницкий, гетман с войском его царской милости запорожским», или: «Гетман войск его царской милости запорожским».

Приводим одно из этих писем:

«Моим ласковым панам членам магистрата и всем жителям гор. Львова.

Богдана Хмельницкого, гетмана войска запорожского.

Вам, львовянам! Милостью бога наивысшего вас обнимая, очень дивлюсь: вы оглядываетесь на короля Казимира; разве вы ничего не знаете о том, что король шведский сумел завладеть Краковом и заключил со мной дружбу? Заключив с ним соглашение, на основании которого король шведский должен действовать, мы добились того, что и волк будет сытый и коза целая. В интересах нашего христианства то, что король шведский и царь московский, несколько лет назад связавшись с козаками определенным союзом, все теперь на Польшу наступили. Но мы между собой поделились: король шведский пусть владеет тем, чем господь помог ему завладеть, а что нам господь помог занять своей русской Украины, при том стою. Пусть пан Гродзицкий[210], ничего не опасаясь встретится со мною лично как со стороны своим приятелем. Важнейшие вопросы мы обсудим с ним лично и учиним соглашение.

Пусть будет бог прославлен и люди пусть веселятся. Желаю вашим милостям доброй ночи.

Дан в таборе» (то есть в лагере. — К. О.).

Львовские делегаты — те самые, что и семь лет назад, — явились к гетману.

В конце концов Хмельницкий снял осаду, ограничившись выкупом в 60 тысяч злотых, хотя московский воевода настаивал на завладении Львовом[211].

Вообще нетрудно было заметить, что между гетманом и Бутурлиным существуют серьезные разногласия. К тому были немалые основания.

В октябре 1655 года в Москву прибыли послы австрийского императора — Аллегретти и Лорбах. Они имели задание побудить царя заключить мир с Польшей и объявить войну Швеции. Добившись поддержки всемогущего патриарха Никона, послы с успехом выполнили свою миссию. Посулив Алексею Михайловичу польскую корону и представив данные о сношениях шведского короля с Богданом (хотя шведы доказывали, что их союз с козаками был направлен не против Москвы, а против Польши), они достигли своего: в мае 1656 года царь объявил войну Швеции.

Весть о прибытии австрийских послов в Москву застала Хмельницкого под Львовом. Он сразу понял, что сулит ему эта новость. Теперь-то со всей остротой вырисовалось различие целей, которые преследовали Москва и Украина, начиная войну с Польшей.

Для Московского государства возникшая в 1654 году война была главным образом продолжением объединительных войн, начатых еще Иваном III. Москва хотела возвратить себе «дедичные» земли, обеспечить царю титул «государя всея Руси». Украина в этом отношении была ценным союзником. Когда же царю обещали польский трон, а значит, и все подчиненные Польше области, война потеряла для него смысл; он заключил мир с Польшей, а войска направил против шведов, чтобы отвоевать у них Ливонию.

Совсем иначе мыслили на Украине. Действиями Хмельницкого все еще руководила его основная идея: борьба с панами и совершенное их ослабление. Хорошо изучив политику польского правительства, Богдан не верил его обещаниям, не верил и в прочность предлагаемого царю Польшей мира. Он не сомневался, что очень скоро Украина снова подвергнется всем ужасам польского нашествия. Чтобы предотвратить его, надо было лишить панов возможности к вторжению, надо было убить змею. Morta la bestia, morte il venino[212].

Раз Москва оказывалась неподходящим партнером для этого, он хотел найти других. И вот Хмельницкий вступает в оживленные переговоры со шведским королем и с Ракочи (об этих переговорах еще будет сказано).

Из-под Львова Богдан возвратился в Чигирин и с тревогой наблюдал оттуда за развертыванием событий. В ходе военных действий произошел перелом. Приостановление операций русскими войсками в связи с начавшимися между царем и Яном-Казимиром переговорами тотчас развязало Польше руки для борьбы против шведов. Неосмотрительная экспедиция шведов в Ченстохов, где хранилась польская религиозная святыня, способствовала пробуждению среди поляков национального чувства. Чарнецкий разбил шведов и осадил шведский гарнизон в Варшаве.

Этот момент польское правительство сочло благоприятным для активных дипломатических шагов. Польские послы отправились в Чигирин и в Москву.

К Богдану прибыл Ляндокоронский с многоречивыми изъявлениями дружбы и с просьбой помочь полякам выбить из их земли шведов.

— И только-то? — спросил саркастически Хмельницкий. — Вы просите себе в союзники козаков, которых еще прошлый год грозили истребить одним ударом, не предлагаете никаких прочих условий мира, а хотите употребить для своей защиты кровь русскую! Пока в Польше будут властвовать паны, не быть миру между нами и поляками.

Ляндскоронский уехал ни с чем. Зато переговоры Польши с Москвой подвигались успешно. В июле 1656 года царь отправил боярина Одоевского и окольничего Лобанова-Ростовского для переговоров с поляками. В августе в Вильно открылись мирные переговоры; «посредниками» между сторонами явились те же австрийские послы. Их усилиями в октябре был заключен трактат.

Обычно столь дальновидная московская дипломатия на этот раз жестоко просчиталась. По условиям Виленского трактата польская корона должна была перейти к царю. Но поляки оговорили, что ратификация этого пункта принадлежит сейму. Тем самым они свели к нулю значение договора, потому что сейм всегда мог отказаться. Москва же приняла на себя обязательство немедленно оказать военную помощь Польше против шведов.