Изменить стиль страницы

— Не хочу, но пришлось… Ольга Сергеевна очень любила сладкое, чай, конфеты, поэтому обыкновенно она предавалась своим маленьким радостям, а я беседовала с Кузьмой Кузьмичом. Он был интересный собеседник… пока не начал свататься.

— Ну, я-то не начну!.. — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что, собственно, говорю.

Анна Николаевна засмеялась:

— Ваше простодушие очаровательно. Смущайтесь, вам идет… А я ведь вовсе не к вам пришла. — Она чуть подалась вперед, как будто хотела потрепать меня по щеке. — На самом деле я пришла к Витольду. Вы не сердитесь?

Я вытаращил глаза:

— К Витольду? Вам нужен совет управляющего?

Она покачала головой.

— Управляющего? Нет, зачем же… Я и сама неплохо умею разбираться в наших домашних финансах, включая театр. И потом, Трофим Васильевич, финансы — гораздо более интимная область, нежели любовные сферы. На этот счет ни с кем не советуются, даже с другом.

— Витольд — ваш друг? — Я удивлялся все больше и больше.

Она пожала плечами.

— Почему вас это шокирует? Мы давно знакомы, и дружим тоже давно, только нечасто выпадает случай побеседовать… Для хождений к нам у Витольда нет предлогов, а я в последние годы не имела возможности переступать этот порог из-за домогательств вашего дяди. Теперь, полагаю, все переменится.

— Вы всегда желанная гостья… — пробормотал я, чувствуя в себе нарастание внутреннего идиотизма. — Но почему вы не сказали раньше? Я бы отпускал Витольда. К тому же я вообще не слежу, куда он ходит и чем занимается, — прибавил я. — В этом нет надобности, да и не в моих привычках…

— Знаю, знаю, — мягко остановила она. — Не нужно лишних объяснений, они только все запутывают.

— Вы, наверное, хотите остаться наедине? — сказал я, поднимаясь. — Я его тотчас позову, передам, что вы пришли, а сам уйду.

— Эти разговоры до крайности неловки, — произнесла Анна Николаевна и многозначительно показала пальцем на камеру, видневшуюся в углу комнаты.

Я в очередной раз забыл о камерах наблюдения. Обыкновенно я попросту не обращал на них внимания.

— Ясно, — сказал я и посмотрел в камеру. — Безценный, вы ведь все слышите, ну так идите же сюда и перестаньте строить из себя невидимку.

Витольд явился почти мгновенно, такой же скучный и сухой, как всегда.

Анна Николаевна просияла.

— Глядите, что я привезла!

Витольд глянул на ящик, пожевал губу и спросил:

— Принести для сопоставления имеющиеся у меня образцы?

— Разумеется! — воскликнула Анна Николаевна.

Витольд молча вышел из комнаты.

Я изумленно наблюдал за этой сценой. Анна Николаевна откинула назад голову и расхохоталась совершенно как мужчина, громко, во все горло.

— Я знала, я знала, что это собьет вас с толку! Вы, очевидно, вообразили, будто мы с Витольдом пренебрегли разницей в возрасте и положении и сделались тайными любовниками? Боже, сколько романтического бреда в вашей милой петербургской головушке! Нет, представьте себе только, ничего подобного нет! Мы лишь совместно палеонтологизируем.

— Я бы остался с вами, — признался я, — если это не помешает.

— А, вы тоже заинтересовались? — обрадовалась она.

— Увлечения заразительны, — признался я. — А я, к тому же, всегда завидовал увлеченным людям, поэтому пытаюсь хотя бы издали схватить кусочек чужого счастья.

— Это вы молодец, — похвалила Анна Николаевна.

Дверь в гостиную раскрылась, и явился Мурин с ящиком, прижатым к животу. Ящик был несколько меньше того, что привезла с собой Анна Николаевна, но тоже достаточно велик.

— Ку-куда его? — пропыхтел Мурин.

— Ставьте на пол, — Анна Николаевна показала на коврик.

Мурин присел, опустил ящик, прищемил при этом палец, сказал: «Ч-ч-ч-ч….» и ушел, сунув пострадавший палец за щеку.

Витольд явился следом. Под мышкой он держал несколько растрепанных альбомов и связку перетянутых лентой карандашей.

— Я попросил Планиду подать нам сюда чай, — сообщил он. — От долгих споров и пыли в горле непременно пересохнет.

Анна Николаевна рассмеялась, как будто он сказал нечто забавное. Я услышал в этом смехе нотки истинной, дружеской интимности — не то, что в зазывных горловых смешках Софьи Думенской.

Она уселась по-турецки прямо на полу и сняла с ящиков крышки. Витольд тем временем разложил альбомы. Один, с чистыми листами, протянул ей. Анна Николаевна забрала также карандаши и, щуря левый глаз, быстро набросала изображение какой-то окаменевшей гадины с завитками в области хвоста.

Витольд раскрыл несколько уже изрисованных альбомов, потом вынул из ящиков образцы и разложил их рядом с рисунками. Анна Николаевна передвинулась немного, чтобы иметь возможность лучшего обзора. Она моргнула, потерла лицо, оставив на щеке ярко-зеленую полоску от раскрошившегося карандаша.

— Сколько же неприятностей мне наделал Кузьма Кузьмич! — проговорила Анна Николаевна. — Три года я обходилась без его коллекций, поскольку к коллекциям прилагался отвергнутый жених…

— Это новые образцы — другие, — перебил Витольд. — Вы о них даже не слыхали.

— Другие? — Анна Николаевна удивленно подняла на него глаза. — Что вы имеете в виду?

— Знаете, Анна Николаевна, — признался Витольд, — я уж сам собирался к вам идти с этой штукой, да все времени не выдавалось. Постоянно был занят…

Тут оба они машинально посмотрели в мою сторону, и я понял, что представлял основную помеху на пути их палеонтологического счастья.

Анна Николаевна первая явила милосердие и отвернулась от меня.

— Что за штука? — мягко спросила она Витольда.

— Да вот эта самая штука, — сказал Витольд. — Та, что в ящике. Видите ли, Анна Николаевна… Вы считаете, очевидно, что я располагаю какими-то новыми местными образцами?

— Ну, не томите, Безценный! — воскликнула Анна Николаевна. — Вы же знаете, голубчик, как я люблю и уважаю вас, — прибавила она умильным голосом и мгновение спустя расхохоталась.

— Это с Фольды, — сказал Витольд.

Сделалось тихо. Я вдруг услышал, как в соседней комнате стучат часы.

— Что? — шепнула Анна Николаевна. Она была теперь почему-то ужасно бледна.

— С Фольды, — кивнул Витольд. — Эта штука неземного происхождения.

— С Фольды!.. — повторила Анна Николаевна. — Да вы меня просто убили!

Он ухмыльнулся:

— Рад, сердечно рад.

Я пошевелился и подал голос:

— Вы не могли бы объяснить мне, почему камни из дядиного ящика вызвали у вас столь сильные чувства? Я ведь вижу, что оба вы на грани обморока!

Они оба повернулись ко мне с легкой досадой, которая, впрочем, быстро сменилась: у Анны Николаевны — добротой к «милому мальчику», у Витольда — педагогической снисходительностью к профану.

— Несколько лет назад, — заговорил Витольд, — когда мы с Анной Николаевной еще имели возможность регулярных встреч и, соответственно, регулярных бесед, в одном из наших споров возник ксенопалеонтологический вопрос. До какой степени ископаемые образцы с других планет могут или не могут совпадать с земными при условии, что развившаяся на этих планетах гуманоидная жизнь обладает сходством или несходством с земной? Как ни странно, научные труды об этом немногочисленны. Считается, в общем, что подобное сходство не обязательно, хотя обыкновенно оно наблюдается в большинстве миров.

— А разве на изведанных планетах не собраны ископаемые образцы для изучения? — спросил я. — Я полагал, в этой сфере все уже исхожено вдоль и поперек и новым ученым там попросту нечего делать.

Они дружно рассмеялись.

— Это и так, и не так, — ответила Анна Николаевна. — Образцы собраны, но не в полной мере. Чем более планета подходит для колонизации, тем меньше академических изысканий на ней проводится. Все финансовые отчисления мгновенно перебрасываются в практические отделы: современная флора и фауна, минералогия, возможное их полезное применение — и так далее. Те немногочисленные исследования в области ксенопалеонтологии, которые проводились…

— Если вообще проводились, — заметил в скобках Витольд.