— А что случилось, сэр? — осведомился Крерар.

Каррузерс открыл было рот, но генерал оборвал его:

— Покажите листовку! Надеюсь, вы ее заготовили?

В палатке было так тесно, что Абрамеску волей-неволей пришлось задеть генерала, протискиваясь к Крерару с текстом листовки. Фарриш выхватил ее из рук Крерара.

Генерал читал медленно, шевеля губами. Бинг, притаившийся в полутемном углу палатки, напряженно следил за ним. Понимает ли Фарриш весь смысл написанного? Если листовка ему не понравится, — новую писать уже нет времени, и придется отказаться от нее.

— Как будто немного беззубо, — нерешительно сказал Фарриш. — Мне кажется, следовало бы им задать перцу! И в энергичных выражениях!

Он заметил по лицу Крерара, что тот собирается возражать.

— Подождите, мистер! Я вовсе не хочу сказать, что их надо обзывать по-всякому. Просто заявить им, что мы сотрем их в порошок, если они не хотят понимать. На моей родине был проповедник — вот уж умел говорить! Так, бывало, распишет нам ад и чертей, которые будут прижигать наши грешные души раскаленными прутьями, что мороз по коже подирает, хоть бы июльская жара стояла на дворе. И ведь в самом деле, послушаешь его и даешь себе обет исправиться. Вот что я хотел сказать. Все это очень мило и культурно, но, на мой взгляд, слишком чувствительно…

Так как никто ему не возражал, Фарриш побарабанил ногтями по своей каске и откашлялся.

— Ну, я думаю, вам, специалистам, лучше знать. Я не советую моим хирургам, как зашивать кишки раненым, и не собираюсь учить вас вашему ремеслу. Значит, это в порядке! — Он хлопнул рукой по листовке и вручил ее Крерару.

Бинг выжидательно посмотрел на Крерара. Что он сделает? Не покажет и вида, что знает о вмешательстве Уиллоуби и о том, что вся операция отменяется?

Между тем Фарриш командовал:

— Снаряды начинить листовками к вечеру третьего июля на моих полевых складах. Каррузерс укажет вам расположение. У вас есть кому заряжать?

— Есть, сэр, — ответил Крерар, — разумеется, есть. — Он был слишком прожженным дипломатом, чтобы задавать вопросы или выражать сомнение.

Зловещий огонек медленно разгорался в глазах генерала:

— Вы изумлены, да?

— Изумлен, сэр? — Крерар, улыбаясь, покачал головой. — Мы счастливы сотрудничать с вами, счастливы, что вы одобряете нашу работу!

— Любезно, — сказал Фарриш, — весьма любезно… Впрочем, вы, может быть, не знаете…

Уиллоуби и Люмис, еле переводя дух, вбежали в палатку и замерли перед высоким гостем.

Фарриш, не отвечая на их приветствие, сел и вытянул длинные ноги. Начищенные сапоги поблескивали даже в полумраке палатки. Каррузерс видел сигналы тревоги: на лбу и щеках Фарриша выступили багровые пятна. Явно собиралась гроза. Каррузерс хотел заговорить, но было уже поздно; Фарриш рявкнул:

— Какая-то сволочь предупредила штаб корпуса! — и швырнул на стол каску. — Какой-то предатель, иуда, продажная тварь! Имейте в виду, Крерар, что я найду этого мерзавца и разделаюсь с ним! Можете не сомневаться!

Словно ругань и угрозы Фарриша относились не к нему, Уиллоуби, как завороженный, смотрел на разбушевавшегося генерала. Когда майор узнал, что Фарриш собственной персоной пожаловал в отдел, он с минуту колебался; потом решил, что лучше встретить бурю лицом к лицу и по-своему справиться с ней, если вообще будет буря. И он, и Люмис вскочили с постели и помчались через двор замка, чтобы представиться генералу и постараться произвести хорошее впечатление.

Фарриш продолжал, не сбавляя тона:

— Сегодня утром мне звонит генерал Дор — с постели поднял! — и говорит: «Фарриш, этот ваш фейерверк четвертого июля — отменяется. Снаряды надо расходовать для тактических целей», говорит. Так вот, я вас спрашиваю, кто донес Дору?

Крерар пожал плечами.

— Ну, кто?

— Я предполагал, что штаб корпуса поддерживает ваш план, сэр, — соврал Крерар.

— Теперь поддерживает! — торжествующе крикнул Фарриш.

Уиллоуби был сильно расстроен — не тем, что генерал Дор не устоял перед натиском Фарриша, и не перспективой скандала, который ему закатят союзное командование и полковник Девитт, а своей собственной оплошностью. Как можно было колебаться в выборе между Девиттом и Фарришем, между директивой начальства и желанием этого человека? Достаточно взглянуть на него. Иетс, интеллигент, учителишко, ничего не понял. Иетс не сказал ему, что это прирожденный повелитель — власть, сила! Это не просто генерал, командир дивизии, это человек, за которого надо держаться, который пойдет далеко, которому надо подчиняться так же слепо, как старику Костеру, там, дома, в юридической конторе «Костер, Брюиль, Риган и Уиллоуби».

— Да, я заставил штаб корпуса поддержать меня! — ликовал Фарриш. — Я сказал Дору: а это что, не тактика? Да еще какая? Мы выпалим сорок восемь залпов из сорока восьми орудий, а потом мы им скажем — мощь Америки! Голос Америки! Но Дор уперся. Кто-то ему нашептал. Кричит — бессмысленный расход, и все тут. Тогда, знаете, что я сделал?

Все почтительно молчали. Каррузерс наклонился вперед и прошептал:

— Здесь не одни офицеры, сэр!

— А мне наплевать! Никакой тайны тут нет! Это была тайна, а теперь пусть слышат все. Так вы знаете, что я сделал? Я пошел на компромисс. Я отступил на одном участке, чтобы победить по всей линии. Вся армия, стоящая в Нормандии, сделает по-моему! Конечно, того эффекта не будет. Шику поубавится. Это уж будет не личная операция Фарриша, — ну да черт с ним! Все орудия до единого, по всему фронту, одновременно, в пять часов утра, выстрелят в честь праздника… Но листовки будут только у меня.

— Изумительно! — сказал Уиллоуби.

— А? Что?

— Изумительно, сэр!

Фарриш воззрился на Уиллоуби.

— Конечно, изумительно. А вы кто такой?

— Это майор Уиллоуби, наш начальник, — сказал Крерар, — а это капитан Люмис, его помощник.

Оба отдали честь. Фарриш небрежно помахал рукой.

— Сэр, — скромно заговорил Уиллоуби, — я приготовил для вас листовку.

— Как вы сказали — ваша фамилия? Уиллоуби? — спросил Фарриш. — Вы умеете писать по-немецки, майор Уиллоуби?

— Нет, сэр. К сожалению, не умею. Но я отдал распоряжение.

— Я отдал распоряжение, майор. Какому-то лейтенанту.

— Да, сэр, лейтенанту Иетсу, — сказал Уиллоуби. Он кивнул Абрамеску. — Позовите лейтенанта Иетса.

— Не надо, — сказал Фарриш. — Тут и так слишком много народу. Капитан Каррузерс, будьте добры, объясните этому майору, что я терпеть не могу, когда вмешиваются в мои дела!… Теперь слушайте: мне нужно, чтобы эта операция возымела ощутимое действие. Я заставлю Дора взять свои слова обратно. Я докажу, что я не трачу даром боеприпасов. Какой смысл затевать всю эту операцию, если она не даст никаких результатов? Мне нужна гарантия, что после того, как мы выпустим эти бумажонки, несколько фрицев перебегут к нам. Что вы можете предложить?

Люмису хотелось заговорить, до смерти хотелось. Но он побоялся. Он только весь вытянулся, запыхтел и поднял руку. Уиллоуби схватил его за локоть.

— Чего вам? — прошипел он.

— Радио! — шепнул Люмис на ухо майору. — Радио! Обращение по радио — сразу после залпа!

— Заткнитесь! — сказал Уиллоуби.

Заговорил Крерар:

— Боюсь, генерал, что нам придется положиться на действие листовки.

Уиллоуби выступил вперед.

— Нет, сэр, мы можем сделать больше, гораздо больше.

Фарриш переводил взгляд с Крерара на Уиллоуби и обратно.

— Ну, выкладывайте, да поживее!

Уиллоуби почувствовал, что такого случая упускать нельзя.

— Мы можем, сэр, предоставить в ваше распоряжение громкоговорители и нужных людей. Они выедут на передовую и поговорят с немцами. Если выбрать место на том участке, где вы нанесли немцам значительные потери, то такая комбинация — листовки плюс обращение по радио — должна дать хорошие результаты. Вы, несомненно, слышали, сэр, об исключительном успехе, которого мы добились в Сен-Сюльпис. Мы заставили гарнизон сдаться.