— Ну, на сегодня, кажется, все. — Он посмотрел на Джералда Спенсера и переменил тон. — Я хотел бы поговорить с вами, Джералд, насчет завтрашнего вечера. Будет Грин, Филипп Баториг с женой, вы с вашей женой… как ее…

— Доротеей, — поспешил подсказать Спенсер.

— Да, конечно, с Доротеей. Потом одна старая подруга Элисон, Мюриэл Теттер, тонкий знаток искусства, — в общем всего восемь человек.

— Просто великолепно!

— Я уже говорил вам, что не надо надевать вечерний костюм? Лучше бы, конечно, в вечерних туалетах, но Грин и слышать об этом не хочет. А Баториг приедет прямо из парламента. Мы хотели пригласить вас всех в ресторан, но потом я решил, что удобнее будет поговорить в домашней обстановке, и Элисон заказала обед на дом. За столом о делах ни слова, но как только дамы выйдут, я расскажу Баторигу о нашем плане устроить выставку Грина, ради его же блага. Я думаю, мы все успеем утрясти, прежде чем присоединимся к дамам, но, конечно, если вы захотите потом отвести Грина в сторону и обсудить всякие подробности, я не вижу к этому препятствий. Если хотите, Джералд, я скажу Элисон, чтобы она дала вам такую возможность.

— Это будет великолепно! — воскликнул Спенсер, буквально сияя от восторга. — Я совершенно уверен, что все удастся как нельзя лучше.

Джералд издал еще несколько восторженных звуков и, извиваясь, выплыл за дверь, оставив сэра Джорджа в более приятном расположении духа. И все же его еще окружали какие-то остатки молчания, наступившего после ухода Кемпа: мерцающая и бесформенная тень, предостерегающий шепот, неуловимый, как призрак, смутное беспокойство, которое не в силах были заглушить никакие, даже самые радужные перспективы.

12

В тот же самый день в Комси сэр Майкл с нескрываемым отвращением смотрел на Джефа Берда, своего заведующего театральным отделом.

— Тед Митч, лейборист, член парламента от Бэрманли, — сказал сэр Майкл с расстановкой, — является одним из членов Бэрманлийского репертуарного объединения. Это, конечно, он написал вам о предстоящей постановке. И недвусмысленно дал понять, что, если Комси не согласится участвовать в финансировании лондонской постановки, он постарается нам напакостить. Вы это хотите мне сказать, Джеф?

— Ну, да, в общем это. — Берд заметно нервничал. Ему и в хорошие-то времена нелегко было ладить с сэром Майклом, а прошлую неделю никак не назовешь хорошим временем. Все в Комси знали, что директор, по какой-то неведомой причине, пребывает в бешенстве. — Но я хотел бы кое-что пояснить…

— Пускай этот Тед Митч катится ко всем чертям, — сказал сэр Майкл. — Все, Джеф.

— Нет, директор, пожалуйста, умоляю вас! Позвольте мне дать разъяснение, это просто необходимо…

Сэр Майкл был готов взорваться, но совладал с собой. Зачем он мучает этого беднягу, который только лепечет и обливается потом? Все мы Божьи твари. Неужели потому, что из головы у него не выходит эта красивая дура, которая как сквозь землю провалилась, надо мучить Джефа Берда, ведь ему приходится кормить жену и троих детей, да при этом сохранять достоинство, оберегать главную иллюзию своей жизни.

— Ну ладно, Джеф. Если я чего-нибудь не понял, что ж, объясните мне. Да садитесь и не волнуйтесь так Бога ради.

— Да, да, вы правы. — Берд буквально рухнул в кресло, вытер лицо, закрыл глаза, потом снова широко раскрыл их и устремил на сэра Майкла умоляющий взгляд. — Мне наплевать на Теда Митча. Я и видел его всего только раз. Но я думаю о Комси. Нас могут опередить, директор, верьте моему слову. Дело в том, что я уже кое-что знаю об этой постановке. Это авангардистская американская пьеса под названием «Куклы». Самая грандиозная вещь, какую за много лет поставили вне Бродвея. Право на заграничную постановку всюду уже продано. В Бэрманли ее удалось заполучить только потому, что Кейли, начальник тамошнего репертуарного объединения, — двоюродный брат режиссера, поставившего ее в Нью-Йорке. Во вторник там премьера, и мне известно, что приедут почти все знаменитые лондонские критики.

— Ну, Джеф, если это вас так волнует, поезжайте и вы. Вам незачем просить у меня разрешения, мой милый. Пора бы знать это.

— Я знаю. Но понимаете, какое дело, директор, я хочу, чтобы и вы тоже поехали.

— Ну что вы, что вы! Я терпеть не могу Бэрманли. Я не выношу авангардистские пьесы, особенно американские. Кроме того, вы отлично знаете, Джеф, что и вообще не люблю ходить в театр…

— Да, конечно, я все это знаю. — Отчаяние придало Берду храбрости. — Но я знаю также, что вы не доверяете по-настоящему моему мнению. А если Комси хочет действовать оперативно и сразу заявить, что будет поддерживать постановку пьесы в Лондоне, вы должны быть там, иначе все это не имеет смысла. И еще я знаю, что Хьюго Хейвуд, который, вероятно, не преминул бы перехватить ее для Дискуса, сейчас в отпуске, в Ирландии. А «Куклы» могут иметь неожиданный успех, вы же знаете, как это бывает. Так что дело не в Теде Митче, а в том, чтобы нам быть впереди, ведь именно эту задачу вы перед нами поставили…

— Все это справедливо, Джеф, — сказал сэр Майкл устало. — Я не вправе требовать от вас смелости и риска, а сам сидеть сложа руки. Так что пускай за нами оставят еще одно место в партере, и передайте Джиму Марлоу, чтобы он заказал мне номер в этой ужасной гостинице и позаботился о билете. Вы говорите, в будущий вторник? Когда пойдете, попросите мисс Тилни записать.

Берд встал.

— Это просто замечательно, директор. Как раз то, чего мне хотелось.

— Но вы понимаете, Джеф, я никак не могу обещать, что пьеса мне понравится.

— Конечно, понимаю, но, судя по отзывам, это блестящий эксперимент…

— Я бы предпочел вместо блестящего эксперимента хоть раз в жизни просто умную и интересную пьесу.

Берд засмеялся и поспешил ретироваться. Сэр Майкл вздохнул и остался сидеть за столом. За последние недели здесь скопилось много всякого хлама, и теперь он все старательно просмотрел и рассортировал, а потом вызвал мисс Тилни, и они вместе закончили работу. А потом он пошел в клуб.

В баре он выпил несколько рюмок виски, которое было похуже, чем у него в кабинете, а вокруг толпились люди, которые почти поголовно держались, как характерные актеры в американской пьесе из жизни Лондона, — английские джентльмены, выкрикивающие во весь голос плохие стихи. На квартиру к Мэвис в Челси он приехал в меланхолическом опьянении.

Это была маленькая квартирка, забитая мебелью, похожая на саму Мэвис, миниатюрную брюнетку, с маленьким, забитым лицом. Но у нее была замечательно красивая фигура и пылкий открытый характер, что прельщало сэра Майкла, хотя одно время он был уверен, что она хочет женить его на себе. Хоть и под хмельком, он сразу заметил в ней перемену, что-то произошло, он почувствовал это еще раньше, когда они разговаривали по телефону, но все выяснится в свое время. А пока что она наполнила бокалы, и, прежде чем успела снова сесть, он привлек ее к себе, обнял и поцеловал. Но она дала ему почувствовать, что сегодня он не добьется обычного результата.

— Не надо, Майкл, — сказала она, высвобождаясь из его объятий. — Ты не вкладываешь в это никакого чувства. И я тоже. Дорогой, у меня есть новость. Я снова выхожу замуж.

Старый охотник, он сразу почуял неудачу и проклял судьбу.

— Поздравляю! Я с ним знаком?

— Садись, нет, вон туда. А знаешь, Майкл, ты очень изменился.

— В каком смысле?

— Не знаю, но изменился. Что случилось?

И он вдруг почувствовал, что либо должен рассказать ей все, либо поскорей убраться домой. До сих пор он ни одной живой душе не сказал про Шерли Эссекс — не любил откровенничать, да к тому же чувствовал, что свалял дурака. Но может быть, ему станет легче, если излить кому-нибудь душу. Так почему бы не рассказать Мэвис?

— Ну, что ж ты? — сказала она, видя, что он колеблется. — Забудь свою шотландскую гордость, Стратеррик! Ну, выкладывай же, мой дорогой.

— Понимаешь, лапочка, вся штука в том, что я свалял ужасного дурака. Бросился очертя голову в пропасть, влюбился в девчонку из предместья, более чем вдвое младше меня. — И хотя сэр Майкл сильно подвыпил, тем не менее он обстоятельно рассказал про Шерли, не пропустив или, вернее, не утаив ни малейшей подробности рокового посещения дома № 5 по Уинстон-авеню.