— Забирай их! Умник! Пусть свершится правосудие! Отойди от меня, Клейвер. Все кончено, и я буду говорить.

Она устремила безумный взгляд на побледневшее лицо Харриет.

— Что? Вы думали, я сидела сложа руки, а Клейвер делал все за меня? — Локоны ее распущенных волос упали на обнаженные плечи. — Именно старина Мур — этому негодяю уже тогда было лет сто — первый раз продал меня старику еще до того, как у меня пошла кровь. Впрочем, после он сделал так, чтобы она пошла — и у меня, и у других. Я знала, к кому обратиться, когда Клейвер вынул эту записку из рук Брука. А вы думаете, что те раны на Торнли — наказание за его печальную красавицу жену и слугу? — Ее голос становился все громче. — Какое мне до них дело! Нет, они за маленьких девочек, вроде меня, и даже младше, коих он насиловал в Лондоне с момента нашей первой встречи. Почти еженедельно он велел приводить ему какое-нибудь бедное дитя, всегда темноволосое и в простом сером платье, чтобы оно напоминало ему о первой любви, как и я когда-то. Я видела, как потом, рыдающих и спотыкающихся, их быстро выводили из черного хода нашего веселого дома, и получала жемчужины за молчание. На меня надевали этот медальон! Его надевали на каждую из нас. Возможно, он надевал его даже на шею своей жены. Я слышала, она тоже была молода, когда он овладел ею. Торнли знал, что я захочу расплатиться с ним! Но не подозревал, что у меня появится возможность. Ему забавно было взять в жены ненавидевшую его блудницу. Ему и не снилось, что он будет сжиматься под ударами моего ножа.

Она снова пристально посмотрела на Краудера; леди Торнли прикусила губу, и на ней собралась кровь. Ее голос зазвучал несколько тише.

— Поразительно, верно ведь, Краудер, как плоть поддается клинку и открывается под ним?

Харриет воззрилась на леди Торнли.

— Вы помогли убить сиделку Брэй.

Леди Торнли подняла руку к плечу платья и разорвала рукав по шву. На мягкой белизне ее верхнего предплечья красовались четыре глубокие царапины, только начавшие заживать. Краудер подумал о листке бумаги, лежавшем в его кармане. Даже с такого расстояния он видел, что раны полностью совпадают с рисунком.

— Она пришла ко мне! Сказать, что, возможно, она знает, где находится Александр; впрочем, надо отдать ей должное — о детях она не упомянула. Если верить ее словам, она сочла, что лучше говорить с хозяйкой дома. Видит Бог, ей нужно было обратиться к Хью! — Застонав, леди Торнли развернулась на своих каблуках. — Мы сожгли все ее бумаги! Откуда вы узнали о детях?

— Она составила завещание, — дрожащим голосом ответила Харриет. — И оставила брошь с камеей дочери Александра.

Стон снова превратился в смех, и миледи сорвала со своих запястий браслеты с драгоценными камнями.

— Всё! Всё пропало из-за какой-то ничтожной камеи!

Уикстид попытался дотянуться и ухватить ее.

— Прекрати! Прекрати! Джемайма, к чему выдавать себя? Любимая! Подумай о своем сыне! О Юсташе! Прошу тебя, дорогая, прекрати!

Казалось, его прикосновение внезапно успокоило женщину. Она поднесла руку к лицу и большим пальцем стерла со щеки слезу.

— Ах, Клейвер. Я похоронила двух детей, а еще одного отдала. К чему мне волноваться об отпрыске Торнли, если он не способен помочь твоему благополучию?

Клейвер положил голову ей на плечо. Она принялась убаюкивать, успокаивать его, гладя пальцами его затылок — там, где темные волосы соприкасались с воротником.

— Все кончено, мой дорогой. — Клейвер жадно поцеловал ее в губы. Когда они обнялись, Джемайма запустила руку в карман его кафтана. — Однако я могу оказать тебе последнюю услугу. Я не позволю им повесить тебя. — Она очень нежно улыбнулась. — «Кладешь большой палец сбоку лезвия, мальчишка, и быстро бьешь вверх».

Озадаченный Уикстид немного отстранился от своей возлюбленной. Харриет видела, как миледи вынула руку из его кармана, как изогнула запястье, видела губительный блеск в воздухе…

— Краудер! Она взяла у него нож!

Уикстид повернулася к Харриет так, будто не понимал, что происходит. Прежде чем Майклс или Краудер успели наброситься на влюбленных, леди Торнли отвела руку и резко выбросила ее вперед.

— Джемайма? — Его голос звучал удивленно, затем Уикстид упал на колени у ног миледи, уктнувшись лбом в шелк ее юбок.

Она на мгновение положила руку ему на голову и погладила так, как женщина может гладить ребенка или комнатную собачку, затем отступила, слегка покачивая своей прекрасной головкой. Потом она отвернулась и пустилась из залы бегом, по-прежнему сжимая в руке нож. Когда леди Торнли пробегала мимо Харриет, госпожа Уэстерман потянулась со стула, пытаясь остановить ее. Рука Харриет сомкнулась на роскошной ткани платья миледи, госпожа Уэстерман повалилась со стула, но леди Торнли тоже не удержалась на ногах. Обернувшись, она увидела, что Харриет вцепилась в нее. На краткий миг Харриет успела заглянуть в глаза миледи — они были черными, с расширенными зрачками. Затем миледи поднялась, освободившись, словно деревенская девушка от ветки ежевики, и выбежала из комнаты.

Хью пришел в себя и принялся поднимать Харриет на ноги. Ей удалось встать. Побледневший сквайр трясся, не в силах понять, что произошло у него на глазах. Майклс приподнял Уикстида за подмышки, словно тот был игрушечным, и едва ли не с нежностью уложил на дубовый стол. Краудер пришел к нему на помощь. Харриет повернулась к ним лицом — Уикстид стонал и трясся на столе. Поймав взгляд госпожи Уэстерман, Краудер покачал головой, однако снял кафтан и попытался остановить кровь, прижав одежду к ране. В залу вбежали слуги, их отправили за льняным бельем и водой.

Краудер ощущал, как у него на руках умирает человек. В последний момент он успел заглянуть Уикстиду в глаза. Тот повернул голову, чтобы направить взгляд на герб замка Торнли; он смотрел туда с улыбкой, даже когда из его груди вырвался и затих последний вздох.

Харриет не понимала, правда ли то, что она видит и слышит. Крики «пожар!» донеслись до нее несколько раз, однако она не сразу постигла их смысл.

В залу ворвались другие слуги. Майклс мгновенно подскочил к ним.

— Что происходит? Где?

Лакей, пытавшийся не пропустить их в замок, помчался к главной лестнице.

— В парадных комнатах и над ними. Всё в огне! Всё! Миледи не спустится! Ее сын с ней!

Майклс рванул вверх по лестнице, Краудер и Хью помчались за ним. Харриет хромала следом. Оказавшись возле лестницы, она остановилась возле лакея и зашипела от боли в лодыжке.

— Выведи людей на улицу, — велела госпожа Уэстерман. — Мы доберемся до нее.

Когда они достигли яруса парадных комнат, Краудер обернулся к Хью.

— Торнли, ваш отец!

Тот кивнул и помчался вперед, обогнав своих спутников. Майклс и Краудер остановились на парадной лестнице. Они услышали смех и крик. По коридору прямо на них валил дым — пламя охватило портьеры и уже обсасывало потолок у них над головами. Перед Майклсом и Краудером, словно охраняя огонь, встала служанка.

— Она заперлась в комнате вместе с юным господином Юсташем! У меня нет ключа!

Повернувшись, Майклс снова помчался вниз по лестнице. Краудер обратился к девушке:

— Иди же — иди отсюда.

Служанка немного помедлила, а затем закричала, когда одно из окон за ее спиной треснуло, и на них посыпался целый дождь искр. Краудер навалился на дверь, но она не поддалась. Харриет наконец догнала его, и тут в комнате послышался пронзительный вой ребенка. Краудер поглядел на госпожу Уэстерман.

— Вам не стоит здесь находиться.

Их глаза встретились, и больше он не стал ни на чем настаивать.

Майклс, спотыкаясь, примчался к ним. В руках трактирщик сжимал связку ключей. Краудер завязал у себя на затылке шейный платок, прикрыв им рот и нос. Харриет вытащила свой носовой платок и последовала его примеру. Майклс испробовал два ключа — ни один не подошел. Он разразился проклятиями, а затем, бросив ключи на пол, всем весом обрушился на замок. Харриет отшатнулась от проема, Майклс и Краудер навалились плечами еще раз. Дерево треснуло. Майклс со всей силы ударил ногой, и дверь поддалась. Из комнаты изверглись клубы дыма. Харриет почувствовала жжение в легких и отвернулась, сильно закашлявшись.