Дав своим воинам шестичасовой отдых, Спартак в полночь выступил из Требула и двинулся через суровые скалы каменистых Апеннин, направляясь к Нурсии.

В то время когда эта благородная душа спешила на помощь, ночью явился туда грозный командир закаленный ветеран Геллий Публикола с армией в двадцать восемь тысяч человек и едва взошла заря напал на Эномая. Несмотря трехкратное превосходство противника отважный германец принял бой.

Сватка была жесткой и кровопролитной. Эномай как опытный гладиатор сражался сразу двумя мечами, яростно врубаясь в ряды римской пехоты. Прочие германцы не уступали в доблести. Два часа бой шел с переменным счастьем. Обе стороны сражались с одинаковым неистовством и упорством. Но вскоре Геллий растянул фронт своего войска, и ему удалось окружить оба германских легиона. Для того чтобы сильнее сжать их в кольцо, он приказал отступить двум своим легионам, сражавшимся с гладиаторами лицом к лицу. Это едва не погубило римлян. Видя что легионеры консула отступают, гладиаторы воодушевленные примером доблестно сражающего Эномая, обрушились на врага подобно горному потому ломающему лед. Римляне дрогнули, у них началась паника, и легионы обратились в бегство.

Но тут на германцев напала с флангов легкая пехота римлян, а вслед за ней бросилась кавалерия, с тыла подоспели далматинские пращники. Восставшие рабы остановились, их ряды смешались. В этот момент бегущие легионы остановились и перешли в контратаку. На горле повстанцев сомкнулась удавка. Убедившись, что спасение невозможно, они решили пасть смертью храбрых, и сражались с невиданной яростью.

Александр застал именно этот критический момент, Эномай уже получил несколько ранений, богатыря шатало, но он продолжал твердо держать в руках мечи, внося ими опустошение. Рядом с ним сражалась его возлюбленная гречанка Эвтибида, не успев покинуть армию восставших или дезертировать в армию римлян, она сражалась как маленькая амазонка. От сильно удара разлетелся ее щит, а на руке была довольно глубокая рана.

— Я пришел тебе на помощь. — Крикнул Александр и его лучемет изверг сноп плазмы.

Удар пришелся по римским когортам. Железные доспехи и тела отборных воинов разрезались на части. Отдельные бойцы кричали от боли, другие умирали молча. Это трудно представить, но луч лазера выкашивает лихо, срезая за раз целые сотни людей.

Еще бы поток частиц в миллионы градусов ни одна броня без силового поля не устоит.

Мальчик улыбался, упиваясь своей властью, один из пущенных дротиков ударил его в грудь, но он был на излете и не причинил вреда. Александр срезал стрелка, продолжая убивать римлян, вскоре все поле было усеяно трупами, их было несколько тысяч, остальные легионеры обратились в бегство.

— Шах и мат. Эномай я спас тебя.

Могучий германец посмотрел на Александра. Перед ним стоял еще совсем мальчишка, улыбающийся и торжественный в странной пятнистой форме. Чертами лица он слегка смахивал на германца, светлые волосы и загорелое лицо симпатичного хлопца извергающего смерть.

— Ты кто? Бог? — Эномай не хотя поклонился, он был благодарен за спасение, но не хотел унижаться перед ребенком.

— Я сын Юпитера или как его еще зовут греки Зевса — Перун.

Большая, но не слишком умная голова Эномая работала, с одной стороны дети тоже могут быть богами, с другой не приятно поклоняться чужому римскому богу. Однако когда Александр взмыл в воздух, ему не оставалось ничего иного как упасть на колени.

— Встань храбрый воин. Вы победили, и теперь я приведу тебя к Спартаку.

— Но я предал его и теперь не могу рассчитывать на снисхождение.

— Не беспокойся, Спартак добр и милостив, кроме того, за тебя заступиться сам бог Перун.

Остатки войска Геллия шокированные применением сильного поражающего средства из будущего поспешно отступали, вернее, бежали с поля боя, бросая оружие.

— Ну, а теперь переместимся обратно к Спартаку. Давай я хочу перенестись в исходную точку.

Перемещение состоялось молниеносно. Эномай разом оказался в просторном зале Капитолия. Впервые гладиатор почти дикарь оказался в столь блистательном месте.

Растеряно он огляделся — место сбора сената римляне считали священным. Вход был устроен под портиком, напоминающим преддверие храма, сама же курия состояла из большой квадратной залы, со всех четырех сторон украшенной колоннадой, над которой тянулась галерея. В важных случаях, а явление живого бога был именно таким событием — на галерею разрешался доступ гражданам. Внизу находились три ряда мраморных скамей для сенаторов, расположенные полукругом; они были покрыты шелковыми тканями или звериными шкурами, и на них лежали шитые золотом и жемчугом подушки.

Напротив входной двери стояли мраморный стол и два роскошных курульных кресла, предназначавшихся для консулов. В глубине мраморного полукруга, в середине верхнего ряда скамей, было отведено место старшему из сенаторов; напротив консулов, спиной к входной двери, сидели народные трибуны, которые только сто лет назад получили место в курии, — прежде их кресла стояли в портике перед входом в курию, где обсуждались постановления сената.

Новость что о воцарении бога еще не успела распространиться по всему Риму, но галерея курии была переполнена. Все ожидали развязки восстания. Переполнены были и комиции, где собралось четыре и пять тысяч человек из зажиточного слоя и семь или восемь тысяч простонародья.

Появление Александра-Перуна вызвало сильнейшие рукоплескания и гул. Эномай огляделся как затравленный зверь и хотел было броситься на сенаторов, как звучный голос воскресил воспоминание об чем-то далеком и в тоже время близком.

— Эномай друг, ты вырвался из объятий Тартара!

— Спартак, ты! Прости меня не разумного! Это все Эвтибида, она настроила меня против тебя и нашего общего дела.

— Я готов простить тебя, если ты присоединишься к нашему общему делу и станешь соконсулом.

— Я на все готов, повинуюсь тебе как раб!

— У нас больше нет рабов. Все свободные, такова воля богов. Ты мне брат и мы властвовать вместе.

Гладиаторы обнялись. Эномай был настолько огромен, что бы даже чуть выше и тяжелее Спартака, правда фигура у фракийца была более рельефной. Гигант-германец прослезился и глубоко вздохнул. Затем его взгляд стал тревожен.

— А где Крикс, Граник, Арторикс и другие? — Спросил Эномай. — Почему они не радуются нашему триумфу.

— Все они погибли. — С горечью произнес Спартак. — Один мой друг вернулся, и я думаю под силу ли богам вернуть остальных.

— Конечно под силу. — Александр стукнул себя в грудь, я верну всех кто дорог тебе. Только назови мне, где они погибли.

— Я думаю, господи ты все знаешь? — Удивленно спросил Спартак.

— Иногда и боги испытывают людей, даже своих любимцев.

— Хорошо я прочту тебе все имена и места где пали славные воины. Хотя мне это причинит дополнительную боль.

Еще бы о восстании Спартака в будущем было известно лишь в общих чертах. Александр был очень одаренным мальчиком-вундеркиндом. Он понимал, чтобы окончательно не сбить ход истории нужно извлекать героев накануне или во время их гибели. Только так, можно было хотя бы частично избежать временных парадоксов.

Обладая великолепной памятью, Спартак подробно с трудом сдерживая слезы перечислил все места, где погибли дорогие ему люди. Александр с улыбкой прослушал, даже записал на комп эту информацию, а затем поклонился и осуществил ставшее традиционным перемещение. Похоже, во временно-пространственном океане, он чувствовал себя капитаном.

Одного из первых мальчик-хрононавт должен был посетить Криса. Этот доблестный гладиатор во время покушения прикрыл своей грудью Спартака и выжил с трудом. Его гибель оказала роковое влияние на восстание. Уничтожив в одной битве тридцать тысяч рабов, Красс захватил инициативу в свои руки.

Эвтибида давно связанная с римскими шпионами донесла Крассу, что Спартак приготовил ему ловушку. На самом деле у Крикса не было разногласий со Спартаком и они лишь сымитировали разлад, что бы выманить римского военачальника. План был неплох, но расчетливый полководец не предусмотрел предательства. Гречанка чью любовь Спартак отверг, кипела дикой злобой, но, будучи коварной лисой, она умело притворялась преданной делу рабов. Ей удалось также внедрить в армию повстанцев нескольких шпионов, расставив их на ключевых местах. Они провоцировали разбои и грабежи, подрывая дисциплину. Один из них нумидиец Орцила, был разоблачен и казнен.