- Отец! - закричала Фируза, и он услыхал. Остановился. Закрутил головой. Увидал ее.

Он увидел ее. Она видела это: он ее увидал. Он даже руку поднял, то ли чтобы махнуть ей, то ли чтобы глаза от света заслонить, то ли за голову хотел схватиться. Но руки он так и не донес до головы.

Даже стена содрогнулась от взрыва. Это была самая большая и скрытная казачья ловушка. Вся гвардия хана Бегадыра, все пятьсот сейменов погибли разом.

И это тоже видел Амет Эрен.

И чтобы ничего уже больше не видеть, не пытать судьбы, не просыпаться в поту от холодной, чужой, заливающей лицо крови, чтобы не расплакаться, не закричать, он поймал за уголок ханское знамя, поцеловал его и прыгнул со стены вниз головой.

Билось на ветру на азовской стене ханское знамя, но не было у хана сейменов, не было у хана героя.

Глава седьмая

Атаман великого Войска Донского Осип Петров сидел па куполе цитадели. На куполе была маковка, маковку сбило ядром, но атаман велел натянуть здесь полог от солнца и отсюда, сверху, глядел на все четыре стороны, все видел и знал о всех происшествиях раньше, чем они случались.

Когда Осипу доложили, что в приступе принимают участие войска крымского хана, он вяло отмахнулся.

- Знаю. Женщин туда послал. Ударьте-ка всеми нашими большими пушками по Канаан-паше. Ретив больно.

Примчался Яковлев.

- У Водяной башни собралась огромная сила. Одни не устоим, трех гонцов к тебе, атаман, посылал.

- Ничего, устоишь. Там у них моряки, им в море - любо, а по стенам им лазить не любо.

- Хоть пушками помоги. Меня не жалуешь, о казаках подумай.

- Помогу, атаман! Когда время придет - помогу, - спокойно откликнулся Осип. - Дурь, однако, выбрось из головы. Нет у меня пасынков, все - родные.

Осип Петров давно уже позаботился о турецких моряках, знал, чем охладить моряцкий пыл.

По тайному подкопу, вырытому заранее, к реке ползли люди Худоложки.

Привыкшие к победам, беспечны были командующие турецкой армией, война под Азовом мало чему их научила.

На кораблях, с которых Пиали-паша высадил десант, оставлено было по одному матросу, и только Жузеф, меченосец султана, молодой, но уже опытный флотоводец, на своих кораблях не позволил команде даже на берег сойти.

Выбрались казаки из подкопов, разделились и - на корабли. На четырех никакой борьбы, а на пятом на них самих в атаку пошли. Подожгли казаки четыре корабля, закидали гранатами пятый и назад, в подкоп. Подкоп за собой взорвали.

Увидал Пиали-паша пылающие корабли, сыграл идущим на приступ войскам отбой и всей силой кинулся к реке, а казаков след простыл.

Отступил хан. Понес потери и отступил Канаан-паша. Приступ заглох.

- Палить из всех пушек! - приказал Дели Гуссейн- паша. - Всю ночь палить! Утром на приступ! На приступ! Все! Всеми нашими силами!

Осип Петров с Наумом Васильевым, с Иваном и Худоложкой обошли стены. Указал на две большие пробоины.

- Этой ночью залатайте!

- Где людей взять? - спросил Худоложка. - Турки подкопов десять к стенам подводят.

- Их подкопы взорви… Стены залатай! Подарок наш готов?

- К полуночи будем под турецким лагерем…

К Осипу подошел Федор Порошин, Наум Васильев назначил его ведать запасами продовольствия, и не было Федору покоя ни ночью ни днем.

- Атаман, - сказал Федор, - дома, где мы укрывали скот, разбиты, да и скот весь перебит, перекалечен, а который остался, подыхает от бескормицы. Туши гниют, как бы не вспыхнул мор.

- Почему раньше не подошел?

- Воевал на стене.

- Тебя к чему приставили?

- К запасам…

- Размазня… На стену чтобы больше не лезть… Мяса насолить на год. Всю дохлятину сегодня же за стены!

Федор кивнул, пошел.

- Стой! - крикнул ему Осин. - Люди у тебя есть?

- Людей нет.

- А как же ты дохлятину через стены перекидаешь в одиночку?

Федор молчал. Воздух колыхнулся, и большое ядро упало между Порошиным и атаманом. Федор, щуря глаза, глядел, как ядро волчком крутится в двух шагах от него. Осип метнулся к Федору, сшиб, и тотчас грохнуло. Просвистели осколки.

- С начинкой было, - сказал Осип, поднимаясь. - Цел?.. Пошли людей для твоего дела поднимать. О, как же нужны люди!

Казаки Гуни вповалку спали в парадной зале цитадели. Здесь грохот пушек был потише. Осип Петров вошел к ним с факелом. Нашел среди спящих Гуню, растолкал.

- Самых ловких два десятка - на вылазку! Остальным - дохлый скот за стены выкидывать.

- Атаман, мы за день до смерти навоевались. Ноги не стоят, руки ружей не держат.

- Ружей таскать с собой не нужно, довольно будет ножа.

Запорожцы просыпались, угрюмо смотрели на атамана.

- Осип, ты сам-то, гляди, не свались! Когда спишь- то? - сказал кто-то из бойких.

- Прогоним турка - поспим.

Осип с факелом над головой прошел по зале, впиваясь глазами в лица запорожцев.

- У нас одно спасение - победить! Бросить город и кинуться напролом через турецкую силу - это смерть. Сидеть в городе, отбивая приступы, тоже смерть: нас мало, но турки должны страшиться нас, как дьявола. Каждую ночь мы будем выходить из города и вырезать, сколько придется. Усталых в Азове ныне нет!

Осип отправил запорожцев на вылазку, а сам пошел прикорнуть. Только лег - стучат. Кто-то упорно бил молотом по железу. Осип покрутил головой: “Что за наваждение? Какие кузнецы еще завелись в цитадели?”

Стучали. Не шибко, не со всего плеча, но стучали. Осип встал. Он должен был знать обо всем в Азове.

Стук шел снизу из самых глубоких подвалов цитадели. Осип пошел на звук.

При свете двух коптилок работали три человека. Один из троих был Худоложка. Они что-то прилаживали к чересчур большому колесу.

- Бог в помощь!

Казаки встрепенулись.

- Атаман! - Худоложка, исхудавший, черный, бросил молот, протянул руку. - Погляди, атаман, чего казак Поспешай с сынишками своими удумал.

По колесу, положенному плашмя, в двух вершках друг от друга стояли мортирки да фальконеты. Две дюжины на колесо. Осип нахмурился.

- Бьет беспрерывно, - кинулся спасать свое детище Поспешай. - Из трех ахнул, повернул - еще из трех, а те, из каких пальнули, заряжай заново!

- Коли где пролом случится, поставил - и бей! - сказал Худоложка.

- Да и на густое войско можно вывести, - затараторил Поспешай, - такого, чай, турки не видали! Чай, испугаются!

- Пушчонки-то все турецкие, пленные, - сказал Худоложка.

- Чего вы меня уговариваете, - усмехнулся Осип. - Спасибо тебе, казак Поспешай.

- Так ведь, грешным делом, не сам я докумекался! - всплеснул радостно руками Поспешай. - Сынок, Васятка, меньшой. Спит вон.

Осип только теперь и заметил прикорнувшего в уголке мальчишечку. Подошел, посмотрел на хорошее, чистое, детское совсем лицо.

- Мальчишку, как пробовать будете, не тащите в пекло. Проситься будет - скажите, атаман брать не велел. Убережем детишек, Худоложка?

- Убережем, Осип. Себя убережем, значит, и детишек убережем.

- Пора, Худоложка, внутренний ров копать. Стена ненадежная стала.

- Уже начали, атаман.

- Спасибо. Посплю у вас. Стучите, а я вот с Васяткой… Часок…

Атаман лег и заснул, едва коснувшись зипуна головой.

- Мы выдохлись! - сказал Канаан-паша.

- Я потерял всех сейменов! - крикнул хан Бегадыр.

Дели Гуссейн-паша затравленно оглядывал командующих. Где былые пиры? Главнокомандующий все шесть дней провел в окопах, посылая войска на приступы. Лицо у него почернело от пороховой копоти, в глазах недоумение, руки дрожат. Поглядел на разумного Жузефа.

- О великий главнокомандующий, мы бьемся не с людьми, а с бестелесными духами! - сказал Жузеф с поклоном. - Мы теряем солдат днем под стенами Азова, а ночью нас режут, словно овец.

- Нужно прекратить бессмысленную ночную пальбу! - крикнул Канаан-паша. - Казаки подкрадываются в этом грохоте до шатров командующих.

- Завтра пушки умолкнут и без приказа, - вставил свое ядовитое слово евнух Ибрагим. - Порох иссяк.