Зайцы по кустарникам шастают, ищут места, где удобно будет зимой лежки устраивать.

Молодые зайчишки у родителей учатся, как получше строчки своих следов запутывать, лисицу и песца дурачить.

Бежит косой по снегу, петляет. Прыгнул в сторону — и затаился. Нет его. Лиса следом трусит, следы читает, а строчка вдруг оборвалась. Только по запаху лиса чует, что заяц где-то рядом.

Вертится лиса на одном месте, а под куст заглянуть не догадывается.

Заяц же, хотя и запутал, одурачил лису вроде, а все же трясется от страха под кустом, сердце в пятки убежало, колотится там быстро-быстро. Зайцу так и кажется, что этот стук лиса обязательно услышать должна.

Не выдержал трусишка, метнулся в сторону, а лиса шорох услыхала.

— Вот ты где! — И за ним.

Огромными скачками мчится заяц.

Лиса следом несется, только хвост струится по ветру.

Оглянулся заяц, еще быстрее понесся, На холмик с разбега взбежал, а с холмика кубарем.

Куда там лисе, не догнать!

Чередой над тундрами прокатились бураны. Холодно, голодно. Да не от того голодно, что в тундре есть нечего, а потому что плохая погода.

Все живое старается от ветра пронзительного спрятаться. Куропатки под снегом отсиживаются, песец возле сугроба лунку выкопал, лежит, свернувшись, лисы да лемминги в норках, белая сова на кочке застыла, перья к телу плотно прижала, глаза закрыла и только чуть ушами подергивает.

Дома в поселке стоят запорошенными, сугробы чуть не до крыш поднялись, и Солнце за горизонт совсем спряталось, не показывается. Настала длинная полярная ночь.

Темно, Спит тундра.

Мороз не мороз, буран не буран, а в поселке жизнь не затихает.

Бодро стучит мотором совхозная электростанция, яркий свет льется из окон домов, в клубе кино идет по вечерам, а для ребятишек из интерната по утрам в воскресные дни показывают. В спальнях тихо, тепло и светло, горячая вода в трубах отопления побулькивает. Илко и это поначалу в диковинку было. Как так?! Зима во дворе, а где-то совсем рядом ручей! Да еще случилось такое... Знал бы Илко, что над ним вся школа смеяться будет — ни за что не пошел бы в этот день гулять по поселку. Им, конечно, смешно!..

А дело было так: пошел Илко после обеда в клуб. Только до клуба дошел — нарту увидал в конце улицы. Совсем как нарта отца. И побежал без оглядки.

Пока бежал — каюр возле нарты появился. Совсем как отец. Даже малица похожа. Илко еще быстрее побежал. Крикнуть хотел, но не смог. Пальто будто тисками грудь сдавило, валенки тяжелые, не кисы ведь, шапка на лоб сползла, глаза закрывает.

Каюр неторопливо хорей из снега выдернул, оленей поднял...

Конечно же, это отец! Ведь и он так хорей в снег ставит! Еще быстрее побежал Илко, но поскользнулся на заледенелой тропинке, едва на ногах удержался...

Каюр оленей на дорогу вывел.

Кричит Илко, а изо рта только слабый хрип вылетает. Еще немного добежать, чуть-чуть, а каюр оленей погнал и на нарту впрыгнул.

Тут-то Илко и полетел кувырком с высокого мостика, что через короб теплотрассы был перекинут. Сами же интернатские перила на нем и обломали.

От обиды и боли заревел Илко, как олень в августе. Где и голос взялся. Даже из соседних домов люди повыбегали. Запричитал и заплакал: «Почему же ты, отец, меня не подождал, почему уехал?!»

Люди Илко успокаивают и понять ничего не могут. Так и привели его в интернат, но и там Илко все не мог успокоиться, отца звал. Только учительница все поняла, погладила, приласкала. А ребята постарше долго вспоминали, как Илко всех напугал.

Но это уже давно было. Илко в интернате нравится все больше. Учиться нравится, в разные игры играть нравится. А еще Новый год скоро, праздник елки, на котором он, Илко, будет стихи рассказывать. И вовсе ничего, что он пока не знает, что такое Новый год, но ведь этот праздник всем ребятам нравится, а значит, и ему, Илко, по душе будет. А еще важно, что за Новым годом каникулы наступят. Каникулы это... когда к ребятишкам в гости родители приезжают, а кто близко живет, и домой с отцом может поехать на несколько дней.

С отцом встречи Илко очень ждет. Ему теперь есть что рассказать ему. И как учится, в как в столовую ходит, и про то, как заблудился в поселке, когда в самый первый раз гулять пошел один. Дома́ ведь совсем не то, что деревья и кусты в тундре. Все одинаковые и не понять сразу ничего. Только и сумел Илко дорогу найти по красному флагу, что на доме рядом со школой ветер развевал.

Скорее бы Новый год!

Была елка, был пирог с брусникой, концерт был! Весело было! Но еще веселее стало, когда в дорогу Илко собрался. Отец новую малицу привез, нарядную. Кисы расшитые узорами-орнаментами, такими знакомыми. Мама делала. Морозно, но Илко совсем не холодно. Скорее бы доехать. Илко в чуме все ждут. Мама и Авка, Лекапче.

Ничего, что теперь Илко чуть больше места на нарте надо. Все равно они с отцом помещаются.

А каким Илко до весны будет? Ведь совсем немного зимы осталось, весна, лето, а осенью Илко уже не в нулевом классе будет, а в первом. Ведь все дети из тундры сначала в нулевом классе учатся, а потом в первый поступают.

Как Илко хочется побыстрее до чума доехать. И отец, кажется, это понимает, поворачивает нарту с наезженной тропы. Медленнее идут олени, зато и путь намного короче.

Какая тундра белая! Недолго и заблудиться. Но это только кажется. Настоящий человек тундры всегда и везде дорогу найдет. Дерево, что на пути встретится, веткой дорогу укажет, Нумги — звезда Полярная улыбнется, приободрит в ночи.

А чум уже вдалеке виден. С пригорка. Дым над ним. Видно, готовится хозяйка к приезду дорогого гостя, вкусную еду готовит.

Быстрее пошли олени.

Вдруг снег перед упряжкой белыми брызгами в стороны разлетелся, что-то страшно зафырчало, захлопало. Вздрогнул Илко, к отцу прижался покрепче. Смеется отец.

Так это же куропатки из-под снега выпорхнули. Хитрые! Где чум себе устроили! Тепло им там в самый лютый мороз. А вот шелеста нарты испугались и выпорхнули. Сели на сугроб, неподалеку и давай ругаться:, «кто и зачем нас потревожил?!»

Вот он, чум, наконец! Мама сына встречает. Важно Илко с нарты спрыгнул, важно в чум вошел, важно за стол садится, что сам к ногам пришел, как в тундре говорят. Вот уж гость так гость. Все на него смотрят. Лекапче, чтоб удостовериться, что это Илко, носом в локоть потыкался. И тут Илко вдруг растерялся. Заплакал громко. А каким поначалу важным был? А ведь и растерялся Илко от внимания, от того, что, наконец, все знакомое наяву увидал. Сколько раз в интернате снилось! Чуть не каждую ночь.

Чай пьет Илко — рассказывает. Обедает — рассказывает. Ужинать надо, а Илко сладко спит под теплой маминой ягушкой, такая одежда женская, от малицы отличается тем, что распахивается спереди.

Спит Илко и снится ему школа, друзья снятся, учительница, что так хорошо его понимает, Весна снится, Лето снится, как он в первый класс пойдет, как над облаками летает — растет.

Спит Илко, спит тундра. Зайцы спят, лисы и горностаи. Ждет тундра Солнца, его первого луча, с которого начнется новый день на просторах Ямала и острова Белого, во льдах океана. Новый день и новое время, а значит, и новые дела.

Спит Илко, спит океан, море Карское, земля неведомая, остров Белый...

— Я мал, — говорит полуостров своему брату Белому.

Ямал — земля такая белая...

ГЕННАДИЙ СОЛОДНИКОВ

РАННИЕ КУКУШКИ

РАННИЕ КУКУШКИ

Я еще не ходил в школу, и зима для меня тянулась тоскливо и долго. Из избы не выйдешь: не в чем да и некуда. Сразу за огородом начиналась тайга, тихий лесной кордон по самые окна утопал в стылых сугробах. Дни были короткие и тусклые. Сквозь заледенелые стекла зимний свет пробивался с трудом, и в комнатах всегда стоял полумрак. Даже десятилинейная керосиновая лампа по вечерам не могла разогнать его. Он прятался в углах, на полатях, за печью. Помню разбухшие от влаги обитые войлоком двери. Они открывались с громким чмоканьем и впускали холод. Пол долго курился морозным паром. Из-за этого мне большую часть времени приходилось проводить на полатях. Здесь я выстраивал свое войско из бабок и во главе с командирами водил его в атаки.