Изменить стиль страницы

— Рад, что вы приехали, Бэдбюри, — сказал Крейбель. — Еще минута, и вы бы меня здесь уже не нашли: я собираюсь бежать. Видите, я расплавляю свои аппараты, уничтожаю следы…

Он произнес все это скороговоркой, не подав Бэдбюри даже руки. Движения его были торопливы, но лицо невозмутимо, как всегда.

Покончив с бумагами, он заспешил к печи, снял огнеупорную крышку и, защищая лицо рукой, заглянул в раскаленное жерло.

— Теперь все! Едемте! — сказал он Бэдбюри, стоявшему в выжидательной позе у двери.

— Мне останется еще только один короткий визит, который, впрочем, и вам, наверное, будет интересен. А затем мы сможем поговорить.

Они спустились вниз к машинам почти бегом. Крейбель, хотя и шел налегке, неся на руке только дорожную куртку, заметно запыхался. Его ассистент, или секретарь, по знаку бросился в лабораторию, едва они вышли оттуда. Вскоре он появился с небольшим чемоданом и поставил его в автомобиль шефа. Бэдбюри поразило, что этот сильный с виду молодой человек на ходу качался и изгибал туловище, как будто волок непосильную тяжесть. Лицо его побагровело, на шее вздулись жилы.

“В чемодане — золото! — догадался Бэдбюри. — Ай-да Крейбель!”

Они быстро миновали рабочие кварталы, прилегавшие к заводу, и въехали в тихий зеленый пригород, растянувшийся на склоне огромного холма. Здесь, в парке, стоял домик Истера. Молчаливая экономка открыла им дверь. Истер был холостяком, и теперь в его доме царило безмолвие могилы.

Черный труп лежал еще на том самом месте, где его обнаружили накануне. Бэдбюри стало немного не по себе, когда он увидел это искаженное мертвое лицо, судорожно сжатые кулаки… А Крейбель присел над мертвецом и стал с силой давить на его пальцы, пытаясь их разжать. Бэдбюри передернуло.

— Приходили сегодня из полиции? — спросил Крейбель экономку.

— Нет, — ответила она. — Со вчерашнего вечера никого не было. Они говорят: “Нам сейчас не до покойников. Хороните его, и дело с концом”. В четыре часа его отвезут в крематорий.

Крейбель резко выпрямился.

— В крематорий?! — вскричал он. — Этого нельзя допустить! Весь город взлетит на воздух!

Было ли это шуткой? Бэдбюри не успел даже вдуматься в смысл услышанной им нелепой фразы. Новое движение Крейбеля вдруг отвлекло его внимание.

Внезапно подскочив к окну, Крейбель жестом подозвал Бэдбюри к себе. Из окна открывался вид на весь город, лежавший в котловине. По ту сторону его, на возвышенности, Бэдбюри заметил какую-то темную движущуюся массу: она шевелилась на дороге, спускавшейся в город.

— Немцы! — сказал Крейбель. — Германская моторизованная колонна…

Несколько секунд он молча смотрел вперед, о чем-то размышляя. Потом решительно отошел от окна и снова нагнулся над трупом.

— Вот что, Бэдбюри, — сказал он, — помогите-ка мне разжать ему руку. Объяснения после. Сейчас дорога каждая секунда. Поверьте, так нужно.

Преодолевая брезгливость, Бэдбюри прикоснулся к ледяной руке мертвеца. С полминуты они оба возились над ним, пытаясь раскрыть окоченелый кулак, но это было выше человеческих сил,

— Хорошо, — произнес Крейбель. — Остается один выход: повезти с собой. Я сам его похороню, слышите, — сказал он, обращаясь к экономке. — Но никому ни слова об этом!

— Делайте так, как вы считаете нужным, — ответила женщина. — Я знаю, вы не поступите дурно с телом господина Истера.

Но труп почти невозможно было сдвинуть с места. Он был тяжел, как свинцовая глыба. С огромным трудом они вытащили его в переднюю. Еще труднее было завернуть его в штору, которую Крейбель содрал в коридоре. Когда они приподнимали тело, Бэдбюри почувствовал, что у него обрываются внутренности: труп весил, по меньшей мере, втрое больше нормального человека!

На улице не было ни души.

— Теперь на аэродром! — сказал Крейбель, когда они управились с мертвецом. — Если вы полетите со мной, вы услышите величайшую сенсацию, которую когда-либо слышал журналист. О своей машине не беспокойтесь.

Англичанин молча кивнул головой. Его начинала интриговать эта почти кинематографическая ситуация.

На заводском аэродроме их ждал самолет, готовый к отлету. Пока механики заводили мотор, они перетащили труп в самолет. Затем Бэдбюри пролез в кабину и уселся. Непрерывная гонка на автомобиле и эта возня с мертвецом утомили его. Он с нетерпением ожидал подъема в воздух, чтобы узнать, наконец, зачем он понадобился Крейбелю. “Похоже на детективный роман, — думал он. — Похищаем трупы, бежим с чемоданом золота…”

Крейбель, переодевавшийся у автомобиля, подозвал механика и велел ему убрать из-под колес самолета деревянные колодки. Затем он аккуратно натянул большие пилотские перчатки и направился к самолету. Взревел мотор, поднимая на невысокой траве аэродрома мелкие волны.

Вдруг Бэдбюри подскочил на своем сиденье и испуганно замахал рукой. Крейбель обернулся. По шоссе от завода мчалась кавалькада серых машин — броневик, грузовики с солдатами, несколько легковых автомобилей. Далеко вперед вырвался мотоцикл. Как пуля, проскочил он в ворота аэродрома и в мгновение ока очутился у самолета.

Мотоциклист — полный немец в черной форме со свастикой на рукаве — еще на ходу закричал, стараясь пересилить шум мотора.

— Мне нужен доктор Крейбель! Вы — Крейбель?

— Я, — спокойно ответил Крейбель.

— Следуйте за мной: вы арестованы!

— Кем?

— Гестапо…

— Я нахожусь на территории независимой республики, — сказал Крейбель, пожимая плечами, — и не признаю никаких гестапо.

Он повернулся к немцу спиной и шагнул к самолету. Полицейский соскочил с мотоцикла и грубо схватил доктора за рукав:

— Я приказываю вам следовать за мной!

Все, что произошло затем, промелькнуло перед Бэдбюри с потрясающей быстротой, нереально и ярко, как при вспышке молнии.

— Не валяйте дурака, господин гестапо! — сказал Крейбель и сильно толкнул немца.

Тот с перекошенным от злобы лицом выхватил маузер и, ощерясь, в упор — Бэдбюри почувствовал, как у него останавливается сердце, — выпустил все заряды в грудь доктора. Крейбель хладнокровно смотрел, как в его тело всаживают пули. Потом не спеша влез в кабину. Оттуда он помахал рукой ошеломленному гестаповцу, дал газ и поднял самолет в воздух. На подъеме было видно, как вся серая кавалькада несется к месту взлета, где неподвижно, с вытаращенными глазами и разинутым ртом стоял представитель тайной государственной полиции Германии.

Не в силах произнести ни слова, Бэдбюри с суеверным ужасом смотрел на доктора, деловито управляющего самолетом.

— Я вас предупредил, — прокричал Крейбель в переговорную трубку, — я вас предупредил, что вы услышите и увидите сегодня сенсационные вещи! На мне, мой милый Бэдбюри, надета броня, изобретение бедного Истера. Она не толще жести, но ее нельзя пробить даже бронебойным снарядом, а не то что пулями, которыми палил в меня этот полицейский осел. Когда Истера убили — это дело рук немцев, гестапо, можете не сомневаться, — когда его убили, я стал ожидать своей очереди и надел броню.

— А если бы вам выстрелили в голову? — спросил Бэдбюри.

— Тогда бы я, конечно, не летел сейчас в вами, — ответил Крейбель. — Впрочем, — добавил он, — броня — это, в сущности говоря, пустяки…

Он включил автоматическое управление, расстегнул куртку и вынул из-за пазухи маленький серый шарик, вроде орешка.

— Возьмите-ка, — сказал он англичанину, — подержите это, только смотрите, не уроните — он тяжелый.

Бэдбюри подставил ладонь и невольно закричал: страшная тяжесть навалилась ему на руку. Руку потянуло вниз, как если бы ее нагрузили гирей в полцентнера весом. Напружинив мускулы, он еле-еле удерживал на своей широкой ладони маленький шарик.

— Этот орешек начинен водородом, — сказал Крейбель. — Легчайшим из газов, которым наполняют воздушные шары и дирижабли, чтобы они могли подняться над землей.

— Вы смеетесь надо мной, — проговорил Бэдбюри, подпирая немеющую правую руку левой. — В нем не меньше пятидесяти килограммов веса!