Эти наблюдения были столь интересны и важны, что в значительной мере окупили ту неудачу, которая постигла астрономов в Араша.
Исследования радиоизлучений Солнца, осуществленные русскими учеными во время бразильского затмения, проводились уже не впервые, в то время как зарубежная наука предприняла соответствующие исследования в этом направлении только однажды и пока не имеет серьезных результатов. Наши русские ученые держат в этих вопросах пальму первенства.
Возвратился на самолете из Сан-Пауло Борис Константинович Шишкин. Туда он летал по приглашению Комитета советско-бразильской дружбы выступить с докладом о советской ботанической науке. Одновременно с ним прилетел оттуда и руководитель всей нашей экспедиции Александр Александрович Михайлов. Он также сделал доклад о работе и достижениях советской астрономии.
Бразильская интеллигенция впервые услышала от наших ученых об успехах науки в Советском Союзе, впервые узнала о тех варварских разрушениях, которые причинили немецко-фашистские захватчики Пулковской обсерватории и Ленинградскому ботаническому саду, всемирно известным крупнейшим научным учреждениям, имеющим многовековую историю.
Впервые бразильские ученые узнали из уст наших крупнейших представителей в области астрономии и бота-ники о том огромном размахе научно-исследовательской деятельности, которая всемерно развивается заботами Советского правительства. Многие передовые бразильские ученые в печати и устно выражали свое восхищение тому вниманию, которое в нашей стране правительство оказывает науке. Наша экспедиция на «Грибоедове» была тому неоспоримым свидетельством. В то время как Советское правительство снарядило большую экспедицию за океан, выделив для этого специальный корабль, чтобы наблюдать солнечное затмение, — бразильские астрономы совсем не получили средств для проведения таких исследований на территории собственной страны.
После встреч с учеными-паулистами Борис Константинович совершил интересную экскурсию из Сан-Пауло в Сантос и в окрестностях последнего ознакомился с флорой морского побережья (так называемой литораль-ной флорой). Он посетил также особый тип растительности — рестингу, покрывающую неширокую полосу вдоль океана, характерную скоплениями песков и песчаных дюн. Склоны дюн и пониженные междюнные пространства покрыты растительностью довольно пестрого состава от ксерофитов до гигрофитов, а также от разреженных травянистых сообществ до густых зарослей и чащ низкорослых деревьев и кустарников. Для рестинги характерна своя карликовая пальма гурири*, кактус монашеская голова*, не-высокое дерево-кардейро*, знакомое нам по своим замечательным плодам (кажу) невысокое дерево кажоэйро, и многие другие деревца, кустарники и травянистые растения, которые не встречаются в других местах материка.
Сантос — это крупнейший в Бразилии порт по вывозу кофе. Через него проходит более 75 % всего бразильского экспорта кофе. Порт оборудован специальными устройствами для погрузки кофе на корабли из огромных складов, находящихся на его территории. Именно здесь, в этом «кофейном» порту, происходило то уничтожение колоссальных количеств кофе, о котором я говорил раньше. Теперь бразильская наука кичится новым «достижением» в разрешении кофейной проблемы: кофе не выбрасывают больше в море и гораздо менее стали использовать как топливо, так как нашли способ делать из него пластмассу — кофелит.
Сергей Васильевич возвратился из Баии с целым ящиком семян и множеством интересных предметов кустарного народного изготовления из разных тропических растений. Привез он также и плоды манго для пробы нам; в Баие они культивируются во многих сортах, и Сергей Васильевич их видел и едал во множестве.
Его сочная мякоть настолько нежная, что более всего подходит сравнение со сливочным мороженым или кремом. Вкус его-совсем особенный, я бы не рискнул его с чем-либо сравнивать. Это-вкус манго. У некоторых сортов есть незначительный терпкий, чуть-чуть смолистый при-вкус, который я не стал бы относить к недостатку, а рас-ценил бы как известную пикантность. Трудность их сохранения и перевозки была обнаружена нами на опыте: хотя прошло только двое суток, как их совершенно свежими купил Сергей Васильевич на базаре в Сан-Сальвадоре, некоторые плоды уже начали портиться, а еще через два дня они уже совсем не годились в пищу.
В Баие Сергей Васильевич тоже совершал экскурсии и познакомился с тамошней рестингой и мангровой.
Кроме того, он несколько раз посещал находящийся там Институт какао. В музее этого института собраны решительно все материалы, связанные с культурой шоколадного дерева в Бразилии: представлено все сортовое его разнообразие, образцы почв, все вредители из мира насекомых, различные грибные заболевания и т. п., а также образцы различных продуктов, изготовляемых из плодов какао. До недавнего времени употреблялись в пищу только самые семена, а мясистая мякоть-пульпа плода-выбрасывалась. Теперь же имеется несколько разновидностей дерева какао, у которых внутренняя пульпа плода также пригодна для еды.
Большое впечатление осталось у Сергея Васильевича от посещения местных рынков. В районе Баии среди населения еще сохранились былые коренные обитатели страны-индейцы, потомки первых негров-невольников и очень пестрые комбинации от смешанных браков между ними и белыми пришельцами. И индейцы, и негры сохранили многие ремесла, основанные на использовании растений тропической природы. Точно так же ему пришлось увидеть там плоды многих дикорастущих деревьев, употребляющихся в пищу местным населением и неизвестных в продаже и в культуре в других местах Южной Америки.
Эти плоды, собираемые населением в лесах, служат некоторым подспорьем в питании, но они, конечно, не могут «снять» то критическое положение в питании трудящегося люда, которое создано плантаторами, стремящимися занять все доступные для возделывания площади под какао, сахарный тростник и кокосовую пальму.
В один из дней пребывания в Рио я посетил мебельную и деревообделочную фабрику на окраине западной части города. Мне интересно было узнать, какие же виды древесных пород, так обильно представленных в тропиках Бразилии, используются в промышленности?
Фабрика, конечно, принадлежит частному лицу. По непонятной причине двухэтажное здание ее в стене, выходящей на улицу, не имеет ни одного окна. В результате — внутри помещения темно, а рабочим приходится работать при скудном электрическом освещении.
Час, назначенный мне для посещения, оказался обеденным перерывом, и рабочих в цехах было очень мало, большинство разошлось, вероятно, перехватить одну-две кафезиньо в ближайшем кафе.
Почти в каждом цехе все же было по нескольку чело-век. На всех без исключения была грязная одежда самого различного фасона (как выяснилось, спецовку, в виде обычной «робы», имеют только старшие рабочие — мастера), обычно надетая на голое тело. Обуты были очень немногие. Большинство рабочих — «цветные»; служащие, которых я видел в конторе, наоборот, — все белые.
Меня водил по фабрике сам хозяин. Вошли в фанеровочный цех. С полу поднялись трое мулатов, оставив на земле глиняные горшочки с фейжоном, которые они при-несли на завтрак из дому. Большого размера доски из араукарии здесь покрывают фанерой. В помещении очень тесно, готовая продукция складывается здесь же, затрудняя работу.
Заходим в токарный цех. Станки стоят без особого порядка, каждый приводится в действие своим электромотором, на всех остались недообработанные чурки. Пол покрыт толстым слоем стружки и обрубков; как видно, помещение подметается редко. Четверо рабочих, раскинув руки и ноги, лежат прямо на полу, дремлют. Хозяин, повысив голос, бросил какие-то слова. Мулаты встали, мрачно поздоровались, отряхивая приставшие к одежде и к волосам на голове стружки и опилки.
Такая же картина в столярном, клееварочном и остальных цехах: рабочие либо трапезничают еще, либо уже закончили и отдыхают на полу, на кучах лесоматериала, на стружках.