- Наших мы все равно не спасем, командир. - вклинился Шпажкин. - Так давай достойно отомстим за всех!

  Остальные ребята согласно загудели.

  - Пятнадцать тысяч... - бормотал Максим Сигизмундович, качая головой. - За такэ просто вбыты - мало...

  Еще раз оглядев своих бойцов, с надеждой смотревших на меня, я принял решение. Да, шансы остаться в живых - малы. Они есть, но, скорее всего, это будет наш последний выход. И, самое главное - все, здесь собравшиеся, понимают это не хуже меня. Понимают, что, если что-то пойдет не так, то нас раскатает в плоский блин охрана рейхскомссара, что если даже покушение удастся - волна, после убийства настолько важной птицы, поднимется такая, что уйти будет очень сложно. Немцы прочешут каждый сантиметр от Карпат до самой линии фронта, в поисках нас. А понимаютли они что фашисты, после убийства гауляйтера, устроят во всей округе такой террор, о котором и подумать страшно? В любом случае, огласны умереть и, может быть, подвергнуть опасности жизни сотен и тысяч местных жителей... А согласен ли я?

  - Ладно. - слова даются, как никогда, тяжело. - Мы убьем Коха.

  Мне показалось, что по комнате пронесся вздох облегчения. Даже - какой-то радости. Свирид, тот вообще заулыбался во весь рот, услышав мои слова. Но я, гоня мысли о последствиях своего решения, сразу переключился в деловое русло.

  - Что у вас с матчастью? Взрывчатка, оружие? Что с людьми?

  Лучше всего у подпольщиков оказалось с оружием, а хуже всего - с людьми. И так немногочисленное подполье постоянно прореживали аресты и обыски, проводимые гестапо по поводу и без, потери в операциях... Зато с оружия было в достатке. Кроме того, что, отступая, советская власть оставила подпольщикам многочисленные закладки с оружием, продовольствием и всем, что может пригодиться в борьбе против захватчиков (исключение почему-то составила только радиоаппаратура), люди еще и насобирали и попрятали вдосталь всякого железа, оставшегося валятся на полях боев вокруг города. С взрывчаткой же дела обстояли... Никак. Она, по словам Свирида, есть, но ее слишком мало.

  - С взрывчаткой что-нибудь придумаем. - сказал я. - Плохо, что людей дать не можете. А насчет оружия... Давайте сначала на местности посмотрим. Надо осмотреть ту дорогу, выбрать место для засады, а уж потом составим окончательный план.

  Сказать 'посмотреть на местности' оказалось гораздо проще, чем сделать. До самой дороги мы со Свиридом и Жучковы, оставив остальных, под командованием Шпажкина, на хуторе, мы добирались почти три дня. Задачу сильно осложняло то, что идти пришлось по степи. Не ехать - именно идти! Мы и так, мне казалось, торчим посреди практически плоской местности, как пожарная каланча в мелком городишке - открытые всякому, кто соизволит бросить взгляд в нашу сторону. А если бы еще оставляли за собой санный след... Поэтому, довольно часто приходилось подолгу лежать в снегу, скрываясь за еле заметными возвышенностями, а то и просто в глубоких сугробах, от проезжающих неподалеку саней, машин и проходящих мимо пеших людей. Сказать, что мы замерзли - ничего не сказать. На ветру, питаясь одним сухпаем, не решаясь разводить костер. Но, все же, мы дошли. Дошли, доползли...

  Искомая дорога оказалась хорошо наезженной грунтовкой, явно появившейся не так давно. С первого взгляда она мне не понравилась. Ни одного леса поблизости. Что там леса - даже мелкой рощицы, и той не было! Сплошная степь, кое-где вспучивающаяся небольшими возвышенностями - то ли естественными, то ли выветрившимися от времени или распаханными курганчиками. По понятным причинам, к самому аэродрому, как и к Ровно, мы решили не приближаться. В итоге, для обследования, нам остался небольшой, всего километров пять, отрезок.

  'Самоубийство.' - первая же мысль, пришедшая в голову после того, как мы осмотрели этот кусок дороги, совсем не вселяла оптимизма. Видимо, эта же мысль отразилась и на моем лице.

  - Ничего, товарищ командир. - слово 'товарищ' Авдей произнес с каким-то... наслаждением. Словно в этом слове он заключал всю радость освобождения из плена. - Оно того стоит.

  Стоит-то-стоит... Не спорю, что и Кох заслужил того, что присудили ему подпольщики, что убийство гауляйтера будет иметь колоссальное политическое значение и моральный эффект. В конце концов, что наши имена, возможно войдут в историю... Но... Умирать-то так не хочется! Только, чувствую я, что живыми отсюда уйти будет - на грани невозможного. Предположим, покушение удастся и машина Коха взлетит на воздух. Куда отступать? Нет никаких сомнений, что на звук взрыва тут же, со всех сторон, слетятся немцы - из Ровно, с аэродрома, с окрестных сел и хуторов. А нам ведь и спрятаться негде! Голая, практически плоская степь. А ведь есть еще и охрана гауляйтера, более девяноста процентов которой взрыв даже не зацепит. Отстреливаться? И сколько это займет времени? Им ведь даже не надо нас уничтожать самим - достаточно только прижать огнем к земле и задержать до подхода подкреплений. А те подойдут минут через десять, максимум - пятнадцать...

  'А чего ты хотел?' - снова, ехидненько так, отозвался внутренний голос. - 'Такую птицу завалить - это тебе не полицаев по лесным дорогам ловить! Масштаб не тот.'

  'Только стоит ли это того, чтобы умирать?' - спросил я сам у себя.

  'А что стоит того, чтобы умереть за это? Митрофаныч, Лешка Митрофанчик, Михалыч, Трепов... Десятки тех, кого ты знал, отдали уже свои жизни в этой войне. А те ребята, которых ты нашел в свой первый день в этом времени? Да-да, те, у кого ты взял одежду? А миллионы тех, кто еще жив и должен жить? Оля... Она бы струсила?'

  'Не струсила бы... И остальные не струсили бы. Вообще, здесь народ не из трусливых попался. Как иначе мы войну выиграли бы?'

  - Вот здесь, товарищ командир, думаю, залечь сможем. - прервал мои размышления Жучков.

  Я посмотрел в ту сторону, куда он указывает. Чуть в стороне, метрах в пятидесяти от дороги, возвышается посреди степи маленький, не больше полуметра высотой, курганчик. Такой не сразу и заметишь. Однако, если залечь за ним - кое-какое укрытие он все же предоставит. В крайнем случае, если нас начнут уж слишком интенсивно обстреливать, можно вжаться в землю с его обратной стороны и хоть так укрыться от пуль.

  - Давайте-ка сейчас там заляжем. Надо понаблюдать за дорогой.

  Наблюдение мы вели весь день и всю ночь. Днем движение было довольно интенсивное. Из города к аэродрому и обратно сновали грузовики. Бензовозы, какие-то технические машины, несколько машин с людьми. Пару раз мимо прострекотали мотоциклы, а один раз, прямо над нашими головами, пролетел самолет. К вечеру движение на дороге стало понемногу стихать и прекратилось только примерно к одиннадцати часам. После этого, и до самого рассвета, мимо проехал только один мотоцикл. То ли патруль, то ли какой-то посыльный спешит со срочным делом. Хотя, первое - вряд ли. Патруль проехал бы мимо не единожды. Видимо, то, что дорога проходит через степь, где сложно укрыться, что вокруг полно немецких частей, несколько расслабило фашистов. Параллельно с наблюдением, я обдумывал и план нападения. Заряд, конечно поставим на дороге. Благо, перед нами не асфальт, а снежный покров вокруг достаточно толстый, чтобы замаскировать следы нашей деятельности. Подрывать, конечно, придется с помощью электродетонатора. Блин, только где его взять... Надо подумать, как самому сделать. Этим я и занялся.

  - Уходим! - скомандовал я, когда движение на дороге вновь начало оживать.

  Обратный путь мы прошли практически молча. Говорить будем позже, когда окажемся в тепле и я смогу думать о чем-то еще, кроме горячего чая. Блин, хотя бы кипяточка! Как хорошо было летом... Примерно с такой мыслью я, еле передвигая задубевшие ноги, переступил порог хутора Свирида.

  - Значит так, Свирид, - снова о деле разговор зашел только после того, как мы отогрелись и несколько часов проспали. - мы возьмемся за это дело. Только мне нужна ваша помощь в подготовке.