Вы когда-нибудь бежали через полсотни метров открытого пространства под перекрестным огнем? Впереди, в кустарнике, сверкают вспышки выстрелов прикрывающих нас с Антоном товарищей, сзади гремят выстрелы преследующих нас немцев. И пули, выпущенные с обеих сторон, свистят вокруг, иногда прошивая ночную темноту штрихом трассера. И все это при свете луны, под аккомпанемент криков и команд на немецком языке и заливистого лая собак со всех дворов села. Еще и бежать пришлось не по ровной местности, а по вспаханному огороду, засаженному то ли картошкой, то ли чем-то еще. Тут бы ноги еще не сломать... Я бежал так, как никогда в жизни еще не бегал. Не знаю, поставил ли я рекорд, но на эти пятьдесят метров у меня ушло всего секунд шесть и, черт его знает сколько, ударов бешено колотящегося сердца. Каждую секунду... Нет - каждую долю секунды я ожидал удара в спину, который означал бы, что для меня эта война - закончена. Весь мир превратился только в грохот вырывающихся из раскаленных стволов пороховых газов, истошный лай собак и бешеный стук сердца. Я видел только темную, неровную стену кустарника впереди, приближающуюся, казалось, так медленно...

  - Антон! - сквозь шум в ушах я расслышал чей-то крик.

  Оглянулся - Антон падал. Тут же под ногу подвернулась какая-то неровность - вспаханная земля будто поджидала пока я отвлекусь - и я, чуть не сломав руку, растянулся во весь рост. Быстро развернувшись, я пополз назад. Антон, лежащий впереди темным холмиком, зашевелился и пополз мне навстречу. Жив, слава Богу!

  - Куда? - только и спросил я, когда подполз поближе.

  - Нога... - простонал он и, стиснув зубы, добавил еще несколько крепких словечек.

  - Доползешь? - я кивнул в сторону кустарника.

  Антон, не ответив, продолжил ползти к укрытию. Я оглянулся - до кустарника около пяти метров. Отобрал у Антона пулемет и залег, стараясь вжаться в землю. Со стороны дома продолжали стрелять. Пули, злобно повизгивая, уходили, в основном, в кустарник. Надеюсь, никого из наших там не зацепит. Я прицелился на вспышки - немцы не рисковали предпринять такой безумный бросок сквозь открытое пространство, какой только что проделали мы - и принялся короткими очередями прочесывать те места, где, как я предполагал, укрылся противник. Несмотря на яркий лунный свет, ни одна человеческая фигура в прицел не попадалась. Как только я начал стрелять, немцы тут же перенесли огонь на меня. Мимо просвистели сразу штук пять пуль, короткая автоматная очередь взрыла землю в паре метро передо мной. Я перекатился вправо и, установив пулемет, снова дал пару очередей. И снова перекатился. Еще очередь. Патроны закончились. Я оглянулся - Антон как раз достиг кустов и кто-то пытался затащить его внутрь. Пора и нам честь знать.

  Только я начал разворачиваться, что бы отползти в укрытие, левое плечо обожгло, будто раскаленным железом. Хотя, если учесть, что пуля в полете сильно раскаляется, то это и было раскаленное железо. Боль, вспыхнувшая на мгновение, тут же, задавленная диким выбросом адреналина, исчезла, сменившись онемением. Вскрикнув от неожиданности, я схватился за плечо. Рука тут же стала липкой от крови. Я чувствовал, как пропитывается влагой рукав и горячие струйки текут вниз. Пальцы ощутили хорошую такую выемку в плоти - пуля прошла по касательной, вырвав по пути кусок мяса. Но, слава Богу, кость цела. Выругавшись, я подобрал пулемет, и пополз дальше. Левая рука слушалась плохо. Снова начала возвращаться боль - нагрузка на раненую руку, похоже, была слишком сильна даже для адреналиновой блокады. Когда я наконец-то преодолел эти проклятые пять метров, кто-то схватил меня за левую руку и дернул в кусты. Я взвыл, чуть не потеряв сознание от боли.

  - Сюды, командир! - судя по голосу помогал мне Ян.

  Шипя и матерясь, я заполз в какую-то ямку и отдышался. Вокруг ничего не изменилось. Все так же вокруг гремели выстрелы и свистели пули. Некогда лежать!

  - Ян, возьми пулемет. - прохрипел я. - Семен, Филипп, останьтесь прикрывать. Через две минуты отходите в лес. Мы будем ждать вас у телеги. Остальные, берите Антона и в лес!

  Стиснув зубы, я заставил себя подняться. Мы побежали через луг к виднеющемуся метрах в трехстах лесу. Хотя, правильнее было бы сказать - поковыляли. Я, изнуренный и все еще не отдышавшийся после пробежки через огород, шел скорее быстрым шагом, чем бегом, баюкая раненую руку. Ян, держась одной рукой за бок, а второй - чуть ли не волоча за собой пулемет, хромал рядом. А сзади, следуя в паре шагов за нами, тащили шипящего и матерящегося Антона Славко, Казик и протрезвевший Алик. Последним отходил, приглядывая за тылом и флангами, будто обученный военный, а не простой учитель, Генрих. А сзади все не смолкала стрельба. Семен и Филипп, выполняя мой приказ, продолжали сдерживать немцев. Сейчас, ребята, сейчас... Вот уже прошли полпути... Вот уже дорога. Еще сотня метров - и мы в лесу. Древесные стволы, будто пришедшая нам на помощь армия, заслонили нас своими спинами. Пули уже не свистели вокруг. Лишь иногда шальная болванка с глухим стуком впивалась в какое-то дерево. В селе продолжали стрелять. Значит живы еще ребята...

  - Уходите! - попытался крикнуть я, но получилось какое-то карканье. Пересохшее горло никак не хотело издавать нормальную речь. Я прокашлялся и покачал головой.

  - Уходите! - поняв мою проблему, на помощь пришел Генрих и гаркнул во всю мощь легких. - Уходите!

  Стрельба сзади все не смолкала. Мы, шатаясь, кто - от усталости, кто - от груза, а кто - от ран, уходили все глубже в лес. Звуки позади становились все тише, приглушаемые и рассеиваемые стеной деревьев. Вот уже и совсем не слышно стрельбы. Лишь собачий лай продолжал звенеть в воздухе. Заглушив и его, прокричала какая-то ночная птица. И вот уже только скрип деревьев, шорох под ногами и редкий крик птицы звучит в предрассветном лесу.

  В лес немцы за нами не пошли. Впрочем, этого и следовало ожидать. Сколько там человек могло приехать на тех машинах? Легковушку можно не считать, а в грузовике - человек пятнадцать. Максимум - двадцать. И скольких из них мы положили? Черт его знает, но, в любом случае, сил у них явно было недостаточно для прочесывания леса. Еще и ночью, да если учесть возможную засаду... Но это ненадолго. Если у немцев есть связь, то уже сейчас полицаи, которых собрали в Коросятине на наши поиски, выдвигаются к Сенному и вскоре блокируют район. И, сомневаюсь, что сюда направят только их - даже без связи, скорее всего, услышав звуки боя, к немцам уже идут подкрепления из Тучина. А потом еще кого-то подтянут... И, через несколько часов, уходить отсюда будет уже поздно. А если связи нет? Тогда пошлют гонцов в Коросятин и в Тучин, где точно есть связь. Это даст нам лишний час - максимум. Но инстинкт самосохранения требует принять за основу худший вариант. Так оно надежнее. Мысли начали путаться, перед глазами все мерцало. Я споткнулся об некстати подвернувшийся под ногу корень и упал. Кто-то подскочил и принялся меня поднимать. Перед глазами немного прояснилось. Я мутным взглядом осмотрел свой отряд, не узнавая лиц.

  - Командир, ты ранен! - воскликнул кто-то.

  - Не я один. - голос больше походил на тихий, полузадушенный хрип.

  - Антон сознание потерял. - донеслось до меня и я провалился во тьму.

  Не знаю, сколько я был без сознания. В себя пришел уже у телеги. Хотя рассвет уже ясно чувствовался, было еще темно - значит, времени прошло немного. Если бы это была уже следующая ночь, то сильно сомневаюсь, что мы были бы еще живы и на свободе. В нос ударил резкий запах самогона. Левая рука полностью онемела. Я посмотрел на свое раненое плечо - оно было перемотано какой-то темной тряпкой, мокрой от крови и самогона, который, как я понял, кто-то использовал в качестве антисептика. Поднял голову. Рядом сидел Ян, прижимающий к правому боку еще одну окровавленную тряпку.