Какую там ногу! И самой-то Дырки не видно совсем, будто ее и не было.
НОЛЬ
Надоела Нолю холостая жизнь.
«Так вот живешь и ничего не значишь, — подумал он. — Надо множиться!»
Стал Ноль искать, с кем бы помножиться. Выбирал, выбирал — все не по нраву. Единица слишком тоща, да и нос длинноват, хлопот не оберешься. Тройка горбата. Семерка косо стоит, еле на ногах держится. Все Нолю не так, видно, высокие у него требования.
Наконец, приглядел Восьмерку. Симпатичная Восьмерка, кругленькая, даже будто на Ноль похожа, только поуже в талии. Подкатился к ней Ноль с одной стороны, подкатился с другой, а потом — чего долго раздумывать! — пошел множиться.
Собрались Восьмеркины родственники. Все старые цифры, солидные. 88, 888, даже 88888, очень большая величина, и та пришла, не погнушалась. Только жених на родственников — ноль внимания. Что ему их многозначность? Он сам Ноль — не кто-нибудь!
— Ты, — говорит Восьмерке, — должна понимать, что такое семья. Как я сказал — так и все, без никаких разговоров!
— Я постараюсь! — обещает Восьмерка.
Робкая, безответная она была, да и засиделась в восьмерках, только и мечтала, как бы помножиться.
И вот — помножились.
Доволен Ноль. Важный такой стал, степенный. А Восьмерки при нем — и не видно. Затер он ее, затер совсем, до того затер, что потом никто и сказать не мог, куда девалась Восьмерка.
Вот как это выглядело:
0x8 = 0
И опять остался Ноль один.
— Не повезло мне с Восьмеркой, — оправдывался он перед ее родственниками. — Слишком уж она смирная была, ни в чем не перечила. С такой и жить не интересно.
Стал Ноль искать себе другую пару. Нашел Пятерку — цифру тоже ничего. Правда, с Восьмеркой ее не сравнить, не те пропорции, но ведь теперь Нолю и выбирать-то особенно не приходится.
На этот раз Ноль повел себя иначе. «Ну его, это умножение! — подумал он. — С этими домостроевскими обычаями, чего доброго, опять жену в гроб загонишь! Нет уж, лучше по-современному, как все, соединиться: записаться и жить вместе».
Записались они с Пятеркой. Пятерка и Ноль. Хорошо получилось: 50. Пятерка выросла в десять раз, а Ноль — уж и неизвестно во сколько. Семья все-таки много значит!
Доволен Ноль.
— Вот как. — говорит, — вышло. Ты простой Пятеркой была, а теперь кем стала?
— Я очень счастлива, — говорит Пятерка.
— Еще бы не счастлива! Без меня ты была просто Пятеркой, а теперь…
— Да, теперь…
— Именно теперь! — не унимается Ноль. — Именно теперь, когда я взял тебя, когда ты со мной на равных правах.
— На равных… — эхом отзывается Пятерка.
— Может, скажешь, не на равных? Я тебя даже вперед пропустил — ты всегда впереди меня. Разве ты не чувствуешь этого?
— Чувствую…
— Ты как будто даже не рада?
— Очень рада, — вздыхает Пятерка.
— Почему же ты вздыхаешь?
— Так…
— Нет, не так. Ты должна понимать, что раньше…
Это были долгие разговоры. Сначала Пятерка терпела, думала: ну, поговорит Ноль на радостях и успокоится. Да не тут-то было. Чем дальше, тем Ноль больше распаляется. Зудит и зудит — нет спасения!
Чуть свет — уже начинает:
— Вспомни, кем ты была.
Уже ночь, а он — все еще:
— Не забудь, кем ты стала.
Не дает Пятерке покоя: радуйся, да и только! Не выдержала Пятерка.
— Лучше уж, — говорит, — я простой Пятеркой буду, чем так радоваться.
И ушла от Ноля.
Остался Ноль в одиночестве и не поймет — что случилось? Так хорошо жили, и вот — покинула его Пятерка. За что, скажите, пожалуйста?
А ему, Нолю, теперь, как никогда, подруга нужна. Стар он стал, здоровье совсем сдало. Еле-еле нашел себе какую-то Двойку. Горбатенькая Двойка, кривая, — но все-таки цифра!
Долго Ноль соображал, долго прикидывал — как бы и на этот раз маху не дать. Выведал, с кем Двойка в задачнике встречалась, как вела себя в таблице умножения, какие у нее были плюсы и минусы. Узнал, что Двойка ведет дневник — в дневник заглянул. В дневнике тоже было все в порядке: двойка как двойка, к тому же по математике.
«Пора закругляться! — решил Ноль. — А то, чего доброго, другие охотники найдутся».
И — сразу приступил к действию.
— Давай соединимся!
— Ишь, старый хрыч! Если хочешь сложиться, так и говори, а нет — проваливай.
— Я сложусь, я сложусь, — заторопился Ноль. — Я всегда готов, ты не сомневайся!
Так и сложились они:
2 + 0
Два плюс Ноль… А чему же равняется?
2 + 0 = 2
Вот и доигрался Ноль, домудрился. Нет Ноля. Конец ему пришел.
Даже мелкие цифры, которые всегда ниже Ноля стояли, и те не удержались:
— Ну и дурак был этот Ноль! Круглый дурак!
ВЫНЕСЕНИЕ ЗА СКОБКИ
Лишь когда его выносят за скобки, все начинают понимать, что это было за число.
— Это был наш общий множитель!
— Это был наш общий делитель!
Так число приобретает значение. После того, как его вынесут.
ИЗОЛЯТОР
— Проводники, проводники… Каждый проводит свою линию… Одним надо где-то светить, другим — чего-то там двигать… Тоже двигатели нашлись, осветители. И ведь сколько ихнего брата на этом горит, а все туда же тянутся… Мир хотят изменить — знаем, не в первый раз! Перемена постоянного тока, постоянство переменного… Изолировать надо таких — чтоб другим не повадно!
МУХА
Возле зеркала все время крутились какие-то люди, и Мухе захотелось узнать, что они там увидели. Дождавшись, когда все разошлись, Муха подлетела поближе и заглянула в зеркало.
— Подумаешь! — презрительно фыркнула она. — Обычная муха, я ее даже, кажется, где-то видела.
Муха призадумалась.
— Но что-то они все-таки в ней нашли. На меня, небось, и внимания не обращают, а на нее…
И Муха еще раз посмотрела в зеркало — теперь уже с уважением.
ЛЮБОВЬ
Былинка полюбила Солнце…
Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, где ему заметить маленькую, неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка — и Солнце!
Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию.
Красивая Акация, чудесная Акация — кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная.
ЖИЗНЬ НА ЗЕМЛЕ
Лес возникает оттого, что дерево тянется к дереву. Оттого, что дом тянется к дому, возникают на земле города.
А если никто ни к кому не будет тянуться…
Если никто ни к кому не будет тянуться, опустеет наша земля. И не будет на ней городов, и не будет лесов и садов, — ничего, ничего не останется на земле, если никто ни к кому не будет тянуться.
ТЕНЬ
Что и говорить, этот Фонарь был первым парнем на перекрестке. К нему тянулись провода, тоненькие акации весело купались в его свете, прохожие почтительно сторонились, проходя мимо него. А Фонарь ничего этого не замечал. Он смотрел вверх, перемигиваясь со звездами, которые по вечерам заглядывали к нему на огонек.
Но однажды Фонарь случайно глянул вниз, и это решило его судьбу. Внизу он увидел странную незнакомку. Длинная и худая, одетая во все черное, она покорно лежала у ног Фонаря и, казалось, ждала, когда он обратит на нее внимание.
— Кто вы? — спросил Фонарь. — Я вас раньше не видел.
— Я Тень, — ответила незнакомка.
— Тень… — в раздумье повторил Фонарь. — Не приходилось слышать. Вы, видно, не здешняя?
— Я твоя, — прошептала Тень, этим неожиданно смелым ответом кладя предел всем дальнейшим расспросам.
Фонарь смутился. Он хоть и был первым парнем на перекрестке, но не привык к таким легким победам.