Глава 16
— Отлично, думаю, это подойдет. Хотя тебе все же придется сделать сноски, потому что сейчас я не смогу этим заняться.
— Ты уверен? — Уиллоу с тревогой смотрит на экран компьютера. — Я еще думаю, что нам нужно добавить текст про то, насколько это иронично, что гранат, та самая вещь, из-за которой она остается в подземном мире, является символом...
— Послушай, ты же не хочешь, чтобы получилось слишком хорошо, не так ли? — Дэвид одаривает ее взглядом. — Думаю, тебе бы не хотелось, чтобы все узнали, будто твой брат сделал всю основную работу, верно?
— Но не ты придумал всё это, а я! — Возражает Уиллоу.
— Тогда как насчет этого? — Он отодвигается на кресле от стола и вытягивает руки на головой, потом смотрит туда, где я сижу на полу. — Я устал. Мне не приходилось работать над докладом всю ночь еще со времен колледжа, и я бы действительно прожил без этого опыта. Я не шучу, Уиллоу. Ты сказала, что эту работу вам задали три недели назад. И если тебе нужна была моя помощь, ты разве не могла прийти раньше двух часов ночи того дня, когда надо сдавать?
— Ну да, наверное. В смысле, ты прав, — между зевками говорит Уиллоу. Она все еще не может поверить, что попросила его в этот раз.
После того, как она пришла на его плач, после его необычного заявления, которое подействовало на неё сильнее, чем она, возможно, могла предположить, они сидели за кухонным столом и разговаривали. Но не о том, о чем она надеялась с ним поговорить, не о чем-то значимом.
Конечно, после такого открытого выражения эмоций для Дэвида оказалось невозможным продолжить вести себя с обычной холодной сдержанностью, и его поведение по отношению к ней значительно смягчилось. И, тем не менее, содержание их разговоров, к её сильному разочарованию, оставалось на самом поверхностном уровне. И поэтому Уиллоу не заставила себя заговорить о том, как сильно она скучает по родителям, какими странными были их новые обстоятельства, а вместо этого рассказывала ему об экзамене по французскому и проблеме с письменной работой. Дэвид предложил написать её вместе с ней, но, как оказалось, для неё. Конечно, такого бы не произошло несколько недель назад, по крайней мере, не так легко или удобно, но все же, пока она, прислонившись к столу, наблюдает за тем, как он делает последние исправления, она чувствует себя опустошенной. Между ними все еще остается что-то нерешенное, и хотя говорить с ним вот так лучше, чем вообще не разговаривать, ей по-прежнему хочется большего.
— В любом случае, — продолжает она, передвигая ноги, которые затекли от такого долгого сидения. Сейчас почти шесть тридцать утра, последние четыре часа они провели в её комнате. — Спасибо, у меня бы никогда не получилось сделать её самостоятельно.
— Да, конечно, конечно, — отвечает Дэвид, но Уиллоу видит, что он не обращает на нее никакого внимания, а смотрит на экземпляр Булфинча, принадлежавший их отцу, который лежит на столе и о котором она забыла. — Ты… — Он замолкает, с хмурым взглядом поднимает книгу и листает её. — Она… она… из… из… дома, не так ли?
— Угу. — Уиллоу кивает. Она видит, какого труда ему стоит даже произнести эти слова — Я, хм, я, э-э… Я взяла ее, когда… когда мы вернулись, чтобы взять мне одежду. Я знала, что она мне понадобится…
— Знала? — Он смотрит на ее рюкзак, лежащий на полу.
— Угу. — Уиллоу кивает. — Конечно.
— Правда? — Он смотрит на неё в замешательстве. — Но я видел, что ты таскаешь с собой экземпляр в дешевой мягкой обложке. Кроме того, я помню тот день. Кэти прочитала тебе целую лекцию о том, что твоя сумка не достаточно большая, чтобы все вместить… — Мгновение он хмурится, потом тянется к полу, чтобы поднять рюкзак.
— Не надо! — Говорит Уиллоу. Но уже слишком поздно. Она благодарит Бога, что ее тайник лежит в кармане на молнии, она уверена, что он не откроет его. Но на этот раз у нее в сумке лежит другая контрабанда, и она представляет почти такую же проблему.
Дэвид заглядывает внутрь сумки. Может, он просто пытается увидеть, как много места, на самом деле, там есть, но это не останавливает его от того, чтобы вытащить экземпляр "Унылых тропиков".
— Я... Надеюсь, ты не возражаешь, — Уиллоу запинается. — Но я хочу… Я собираюсь подарить её Гаю.
Глупо! Как глупо было это говорить!
Ну ладно, может, она всю ночь не могла перестать думать о Гае, может, она пыталась отвлечь Дэвида от того, что действительно сделала — принесла с собой Булфинча…
Но все равно было глупо это говорить!
— Не может быть, чтобы обе эти книги были у тебя все то время, что ты здесь живешь, — медленно произносит Дэвид. — Ты ездила домой.
— Нет, я…
— Уиллоу. — Дэвид глядит на неё в тревоге. — Прошу, будь честной со мной и скажи, что ты неездила туда сама, да?
Уиллоу знает, что любые попытки укрывательства, которые она предпринимает, совершенно бесполезны, что правда полностью написана у неё на лице, и любому под силу её прочесть. Более того, очевидно, что он волнуется большей частью не из-за того, что она ездила туда, а из-за того, как она туда попала. По-видимому, мысль о том, что она могла повести машину сама, ужасает его, и она хочет избавить его от этого беспокойства.
— Нет, нет, я ездила не сама, и не я была за рулем.
— Как мило, что кто-то отвез тебя туда только для того, чтобы ты могла взять книгу. — Он смотрит на экземпляр"Унылых тропиков". — Чтобы ты могла взять две книги. И как мило, что ты хочешь ему ее подарить. Я понимаю, что это должно для тебя значить. — Он замолкает и в глубоком раздумье мгновение смотрит на неё. — Уиллоу, ты же не хочешь сказать, что именно по этой причине поехала туда?
Уиллоу в изумлении смотрит на брата. Откуда он мог знать то, чего она сама не знала. Что ее одиссея имела более важную цель, что ее желание забрать Булфинча было всего лишь... А потом она понимает, что мысли Дэвида витают где-то еще. Он думает, что она поехала домой с Гаем (он знает, что она ездила с Гаем), чтобы побыть с ним наедине и получить возможность…
— Уиллоу, — внезапно говорит Дэвид. — Ты покраснела. Очень. Иди, посмотри в зеркало.
Но Уиллоу не нужно зеркало, чтобы знать, что её лицо пылает.
— Боже мой. Боже мой. — Он начинает смеяться. — Я не знаю, как иметь дело с такими вещами, совсем не знаю.
Может, из-за позднего часа или из-за того, что он так плакал, но Дэвид, кажется, оттаял. Он смотрит на неё, смотрит так, как не смотрел уже многие месяцы. Наконец, между ними устанавливается связь, и он поддразнивает ее, как раньше…
Ну ладно, ей хотелось бы, чтобы брат смягчился по отношению к ней, поговорил с ней, как раньше…
Но почему обязательно об этом?
— Ты бы не краснела так из-за простой поездки.
— Хорошо. Просто заткнись уже, ладно?!
— Конечно. Слушай, я предполагал, что это когда-нибудь случится, и думаю, ты выбрала правильного человека, потому что...
— Отдай мне мои вещи! — Уиллоу выхватывает у него обе книги и свою сумку.
— Без проблем. Просто... послушай... Ты не хочешь мне ничего рассказать?
— Нет.
— Ну ладно, может, я должен тебе что-то рассказать или, может, объяснить про...
— НЕТ! — Перебивает Уиллоу.
— Ну, тогда, может, Кэти нужно будет поговорить с тобой об этом? Я бы хотел быть уверенным, что ты...
— НЕТ! — Уиллоу не может поверить, что она говорит, а, вернее, изо всех сил пытается не говорить о подобных вещах с братом.
— Что в этом такого смешного? — Через несколько минут воинственно спрашивает она. Уиллоу уверена, что он смеется не над ситуацией, а над ней.
— О, просто я думаю, что, когда Изабель исполнится семнадцать, я запру её.
— Прекрати! — Она шлепает его по руке.
— Хорошо. — Он снова серьезен. — Но, Уиллоу, я не шучу на этот счет. Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе объяснил, или тебе нужно со мной поговорить…