«Эллипсу» цитолог взвыл и одновременно с иоллитом взмыл метров на шесть, беспомощно размахивая руками.

— Я же предупреждал, — проскрипел иоллит, снижаясь одновременно с цитологом метров на пять, — не надо паники!

— Хорош совет, нечего сказать, — возмутился астроботаник.

— Подпрыгнуть до третьего этажа и оставаться спокойным.

— Отпустите же меня! — крикнул Ноготков и, отцепившись от иоллита, стал нащупывать ногами полированную поверхность.

Наконец цитолог нажал на кнопку аппаратика, и тот перестал работать.

— Как ты себя чувствуешь, папа? — тихо спросил Алик.

— Неужели ты не мог, — прошептал цитолог, — мысленно приказать этому типу не трогать меня? Вот когда я сказал бы тебе спасибо!

— Об этом потом, — прошептал мальчик и смущенно отвернулся.

— Нет ли вопросов? — спросил иоллит.

— Разрешите? — механически поднял руку Блаженный. — Как понимать? Мы ваши пленники, что ли? Мы же должны вернуться домой и доложить о результатах нашего полета на Марс!

— Не беспокойтесь, доктор медицины, — прозвенел в ответ Аг, — ваш путь домой совсем не очень длинный, а здесь вы будете шагать по той тропе, которую укажет Гэ-эр-пэ.

— Но сколько времени — хотя бы приблизительно — вы нас продержите тут? — спросил астроботаник, обращаясь к иоллиту.

— Приблизительно две недели по вашему исчислению времени.

— А когда мы будем проходить фильтрацию? — подал голос Алик.

— Успокойся, — проскрипел иоллит, — все прошли фильтрацию, кроме тебя, у тебя в мозгу еще ничего не отстоялось.

Увы, мы вынуждены констатировать факт: едва Алик услышал объяснения насчет фильтрации, у мальчика — как он ни крепился — на глазах появились слезы. Нет, нет, их было совсем не много — максимум по две-три капельки на каждой щеке, не считая тех, которые упали на колени. И если уж говорить совсем начистоту, сообщение иоллита было лишь поводом к исторжению слез у мальчугана. Истинной же причиной было нечто иное.

Дело в том, что Алик уже несколько раз (конечно, тайно) пытался гипнотически воздействовать на Эм-дэ-эс-тэ, а потом и на Ага, надеясь, что они подчинятся его воле и будут делать всё, что он им мысленно прикажет. К своему удивлению и, конечно, огорчению, мальчик убедился, что его попытки абсолютно безрезультатны. И это он ничем не мог объяснить. Уж, казалось бы, такой пустяк — заставить иоллита немедленно опустить папу Алика на место, — так нет, ничего не вышло.

Что уж говорить о его мысленной просьбе к иоллиту разъяснить принцип действия летательного миниаппарата! И вот последний удар по самолюбию мальчугана — Эм-дэ-эс-тэ публично заявил, что у него, Алика, нечему фильтроваться, — это же все равно, что обозвать дураком!

Между тем, быстро и весьма понятно объяснив землянам, как пользоваться летательным миниаппаратом, иоллит заставил их снова надеть скафандры и прикрепил к бывшим обитателям «Эллипса» эти хитрые приспособления, предупредив, что аппараты абсолютно надежны, что лететь будут со скоростью пятьсот метров в минуту.

— Да мы же перемерзнем все или задохнемся! — ахнул Блаженный.

— Вам понравились питательные палочки, которыми вас угостили?

— При чем тут эти палочки? — усмехнулся цитолог.

— Могу вас успокоить, — проскрипел Эм-дэ-эстэ. — Эти палочки не только утоляют голод и жажду, но и спасают от любых заболеваний, регулируют кровообращение и деятельность вестибулярного аппарата, укрепляют нервную систему. Короче, это лекарственное питание.

— И все-таки мы влипли, — шепнул астроботаник Блаженному.

— Ну что ж, — проскрипел иоллит, — в добрый путь! — И, поравнявшись с Агом, спросил: — Как полетим, досточтимый?

— Что ж, при количестве таком удобней нам лететь гуськом! Итак, друзья, не будьте робки, нажмите в аппаратах кнопки!

После того как иоллит выключил силовое поле-барьер, над рощей темно-зеленых растений взмыла весьма странная кавалькада: впереди летел Аг, за ним, повинуясь наставлениям иоллита, с вытянутыми вперед руками следовали Молотков, цитолог, его сын, Хворостов, академик и Блаженный. Замыкал армаду иоллит.

Глава двадцать пятая,

целиком посвященная необъяснимым событиям

— Кто-то опасался, что полет завершится катастрофой? — иронически проскрипел иоллит, когда вся армада плавно опустилась на зеленоватую поверхность, чем-то напоминавшую дерн.

Недавние обитатели «Эллипса» молчали, с любопытством озираясь по сторонам. Алик вдруг вспомнил о Женьке Крякове.

Как среагировал бы его друг, доведись ему наблюдать сцену полета и приземления шестерки соотечественников? Наверно, Женька не поверил бы своим глазам. А убедившись, что над ним в числе других пролетает Ушастик, Кряков окаменел бы от потрясения и зависти.

— Итак, прошу не паниковать, — снова проскрипел иоллит. — Вы прибыли на место, именуемое Испытательным Бассейном.

Вам предстоит психоневрологическое испытание. Если вы его выдержите, вам разрешат посетить блистательную Иоллу. И ваши жизни — в полной безопасности.

— Это еще как сказать, — пробурчал астроботаник.

— Поверьте же мне, Хворостов: при Are вам не страшны любые передряги, — прозвенел «будильник».

— С ума можно сойти! — не выдержал академик. — Он говорит только стихами. Вы нам объясните, Эм-дэ-эс-тэ, почему?

— Видите ли, Гелий Михайлович, — проскрипел иоллит, — переход от прозы к высшей стадии общения у Ага начался совсем недавно, около трехсот пятидесяти лет по вашему исчислению времени. Что же касается причины, то это был намек Гэ-эр-пэ на то, что Аг когда-нибудь сможет заменить Вэ-пэ-бэ-и, — ведь тому скоро, лет через двести, пора переключаться на другой вид деятельности. Конечно, у нашего Ага встречаются еще кое-какие шерохова... — Иоллит стал бешено вращаться, что продолжалось не менее трех минут.

Остановившись, он проскрипел: — Зачем же, досточтимый Аг, злоупотреблять своей интермарденеляцией? У нас общие задачи...

— У нас-то общие задачи, — прозвенел Аг, — но ты веди себя иначе — не критикуй и помни: Аг пока еще тебе не враг, но если превращусь в врага я, жизнь станет у тебя другая!

— Какие изумительные стихи! — воскликнул иоллит, взмахивая щупальцами. — Лучше, чем у самого Вэ-пэ-бэ-и, Великого поэта блистательной Иоллы!

— Эм-дэ-эс-тэ мне в душу влез, — прозвенел Аг, — и столь приятно стало мне, как будто вдруг вошел я в лес, уселся на замшелом пне и, как поэты говорят, вдыхать стал хвойный аромат. Друзья, вы тоже в этот миг родной восславьте материк... Вниманье, вы уже в лесу... На листьях видите росу... На ветках птичек целый рой... За их следите вы игрой... Ах, я забыл: у птичек — стая, ведь это истина простая... В траве звенит, звенит цикада... Тут всё как надо, всё как надо...

...Было осеннее прохладное утро. Сквозь густые кроны деревьев пробивались лучи солнца, и в них кружились мириады пылинок. Метрах в тридцати от высоких сосен распластались ветви старых темно-зеленых елей. Легкое колыхание воздуха обдавало терпким, приятным хвойным ароматом. Где-то вдали слышался торопливый стук дятла, удары его клюва чередовались с громким криком «кик-кик-кик».

Совсем рядом с одной из сосен посыпался целый град шишек: небольшая стайка клестов-еловиков весьма проворно карабкалась по гнущимся веткам дерева.

— Филипп Иванович, ау-у-у-уу! — крикнул, пользуясь рупором из своих ладоней, астроботаник. — Где вы? Тут какая-то птичка!

Петр Валерианович в растерянности огляделся и, заметив неподалеку художника, бросился к нему, раздвигая колючие ветки.

— Красотища, елки-палки, — вздохнул Валетов, когда астроботаник остановился рядом. — И какой воздух! Что там за птичка?

— Да понимаете, Валентин Валентинович, такая небольшая штучка с оливково-серой спинкой, а грудка и брюшко желто белые с треугольными бурыми пятнышками — просто прелесть!

— Так это же дрозд, не знали? А еще крупный ученый!

— А вы откуда знаете, что это дрозд? Может, кукушка?