Можно привести много примеров удивительной сообразительности слонов. Несколько лет назад директор Бреславльского театра пожелал купить у меня слона, но такого, который бы позволил ездить на нем верхом. Животное должно было участвовать в пантомиме, и его нужно было доставить не позже, чем через две недели. Это было еще в то время, когда я был директором, путешественником, корреспондентом, укротителем — все в одном лице. Всего за два дня до срока сдачи слона я вернулся из поездки в Амстердам и тут же взялся за дрессировку. Первые два часа стоили мне много труда, я даже весь вспотел от напряжения. Но уже через два следующих часа дело пошло на лад — животное ложилось по команде, позволяло мне взбираться ему на спину и опять по команде вставало. На другой день слон уже позволял сидеть на нем верхом и разъезжать по зверинцу. Вечером того же Дня животное в сопровождении сторожа, помогавшего при дрессировке, было отправлено в Бреславль, и мой ученик не осрамил меня, выступая перед публикой на подмостках театра.

В моем большом нубийском караване, выставленном в семидесятых годах в Берлинском зоологическом саду, находились пять только что ввезенных в Европу африканских слонов пяти с половиной футов ростом. Профессор Вирхов, посетивший меня однажды, заметил, что было бы восхитительно, если бы этих слонов можно было так же выдрессировать, как дрессируют индийских слонов. Тогда еще был распространен ошибочный взгляд, будто африканские слоны непригодны ни для работы, ни для дрессировки. К удивлению Вирхова, я ответил, что завтра после обеда я покажу ему пять выдрессированных слонов, хотя до сих пор их еще не пытались дрессировать. Едва недоверчивый Вирхов вышел от нас, как мы немедленно начали дрессировку. Наиболее ловким нубийцам было обещано хорошее вознаграждение, если они смогут взобраться на спину слонов и удержаться там. Сначала нас преследовала неудача! Слоны недовольно трубили, стараясь сбросить с себя непривычную ношу, и тряслись при этом так, что все наши черные наездники один за другим, совершив сальто в воздухе, летели на песок. Когда животные немного успокоились и их угостили хлебом и овощами, наездники снова принялись за дело. К вечеру три слона уже настолько поддались дрессировке, что совершенно спокойно позволяли сидеть на себе и ездить. Хороший пример благоприятно подействовал и на остальных слонов, и на следующий день они все позволяли ездить на себе верхом, а также класть на спину тяжести. Когда проф. Вирхов прибыл в зоологический сад около пяти часов в сопровождении нескольких членов Географического общества, он был немало удивлен, увидев превращение диких африканских слонов в верховых и грузовых животных.

О разных приключениях при транспортировке слонов я уже рассказывал в главе «Развитие мировой торговли зверями». Здесь мне приходит на память одно грустное воспоминание, которое относится к 1868 году и показывает, что и в животном мире Голиаф падает жертвой Давида. Я прибыл с большим африканским транспортом в Триест. Животные и люди очень устали и вскоре после прибытия улеглись спать. Среди ночи меня разбудил мой старый сторож, сообщивший, что один из слонов сильно стонет и, по-видимому, болен. Я испугался и хотел сейчас же пойти взглянуть, что с ним такое, но усталость превозмогла, и я снова заснул. Спустя час пришел другой сторож с подобным же известием. Я моментально вскочил и отправился в стойло, но было уже поздно. Один слон околел, два других лежали и издыхали. При осмотре оказалось, что у околевшего слона пятки в трех местах были проедены крысами и невозможно было остановить кровотечение. Кто мог подумать о подобной опасности! Часто об этом узнаешь лишь ценой больших потерь. При проведенной на следующий день облаве в подполье зверинца было выловлено шестьдесят убийц, которые, разумеется, были преданы смерти. Деревянный пол был также немедленно удален.

Мои воспоминания о слонах заканчиваются, к сожалению, рассказом об опасной катастрофе, какие, к счастью, случаются исключительно редко. В сущности это был единичный случай. Речь идет о мюнхенской панике, произведенной слонами во время шествия 31 июля 1888 года, когда с локомотива, замаскированного под дракона, по неосторожности механика, на слонов посыпались искры. Голоса очевидцев, в которых еще дрожит испуг, лучше всего могут иллюстрировать происшествие. Поэтому я привожу здесь несколько газетных заметок того времени с объяснением, данным мною тогда прессе.

Страшная паника среди слонов в Мюнхенском праздничном шествии. («Магдебургишенцейтунг», 1 августа 1888 года).

Слоны, взятые из цирка Гагенбека для участия в праздничном шествии, пройдя длинный путь, начали волноваться, а сразу после того, как процессия проследовала до Людвигштрассе мимо принца-регента, ими овладел страх. Проводники крепко вцепились в них, но обезумевшие слоны, на которых, пытаясь их оттеснить, бросились с обнаженными саблями кавалеристы, кинулись в боковую улицу, затем, прорвавшись через людскую толпу, выбежали на Бреннерштрассе и на площадь Одеон, вызвав там страшную панику. Все с криками ужаса бросились бежать. Лошади начали бесноваться, так что ни жандармерия, ни кавалерия не могли поддерживать порядок. Несколько слонов попало в колоннаду Резиденц-театра, бросилось затем на беседку, что перед придворным театром, и опрокинуло в ней несколько статуй. У слонов были скованы цепями передние ноги, но животные, видимо, разорвали цепи. С помощью кавалеристов удалось поймать четырех слонов и привести домой. Дальнейшую панику вызвали карманные воришки, которые нарочно свистели, чтобы внести смятение в толпу. На Мариенплатц все стремительно бросились бежать.

Неожиданная паника началась из-за паровика городской железной дороги, изображавшего дракона, который появился как раз в тот момент, когда проходили слоны. В мгновение ока сотни зрителей уже очутились на земле, а через них перескакивали тысячи других, спасавшиеся бегством. Слоны разделились на две группы и распространили панику на прилегающие улицы. Много людей оказалось с переломанными ногами. Припертые к стене на Резиденцплатце, прохожие с испуга махали на слонов своими открытыми зонтиками, чем приводили их в еще большую ярость. В Луитпольд-Паласе лежат пятнадцать пострадавших, в Одеоне множество тяжело раненных. В городе, где находится сто пятьдесят тысяч приехавших иностранцев, царит неописуемое волнение. Полиция сообщает о смерти одной женщины.

Карл Гагенбек о катастрофе со слонами («Мюнхенер Альгемейнецейтунг», 2 августа 1888 года).

Уже почти три месяца, как я нахожусь в беспрерывных деловых поездках. В последний четверг я получил в Лондоне известие от моего шурина Мермана, который руководит цирком, что большой праздник назначен в Мюнхене на 31 июля с. г. Так как я большой любитель художественных зрелищ и охотно принимаю участие в празднествах, то я сделал все возможное, чтобы прибыть во время. Хотя мои дела мне этого и не позволяли, все же я кружным путем, пробыв в дороге три дня и три ночи, приехал в Мюнхен 31 июля в 9 часов утра скорым страсбургским поездом. Поскольку я предполагал в тот же день выехать вечером в Гамбург, то оставил свой багаж в камере хранения на вокзале и тотчас же отправился в цирк, чтобы застать своих людей со слонами до ухода в город. Это мне удалось: они только-только выстроились, чтобы направиться к назначенному им в процессии месту.

Я нашел все в наилучшем порядке и лишь приказал снять с одного из слонов высокое седло, которое на нем неудобно сидело; то же я сделал и у двух других слонов, так как седла, видимо, стесняли их. Кортеж тронулся, все шло отлично, мои животные были смирны, как овцы. Подойдя к придворной ложе, слоны по команде укротителя выстроились в ряд и отдали честь. На некоторых узких улицах, где приходилось останавливаться, их буквально бомбардировали хлебом и фруктами. Если бы публика позволила себе что-либо подобное по отношению к какому-нибудь другому зверю, он не остался бы так спокоен, как мои слоны. Животные вели себя примерно до той поры, пока на обратном пути не встретили локомотив-дракон. Дракон, спокойно здесь стоявший, вдруг начал двигаться, хотя люди, им управлявшие, были предупреждены, что должны сначала пропустить слонов. Локомотив неожиданно выпустил целое облако пара в сторону слонов; это привело их в такой испуг, что они бросились бежать. Я тотчас же устремился к задней четверке слонов, чтобы остановить ее, и это, несомненно, удалось бы мне с помощью моих людей, если бы публика вела себя спокойно; но крики еще больше испугали животных, и они ринулись вперед. Счастье, что они разделились на две группы — по четыре слона в каждой. Свою четверку слонов мне четырежды удавалось останавливать, но публика, замахивавшаяся на них палками, зонтами, ножами и т. п., гнала их все вперед по улицам. Когда слоны миновали театр, я кинулся к двум бегущим впереди, и они чуть не раздавили меня в лепешку. Все же я остановился сам и заставил их также остановиться, но это успокоение продолжалось всего несколько секунд. Бегущая публика снова перепугала животных своими криками и возгласами. Тогда я побежал к палаткам, где упал совершенно без сил. Четыре слона были загнаны двумя моими людьми в какой-то двор и там связаны. После того как я немного отдохнул в палатке № 3 у любезно принявшего меня булочника, я поехал в цирк, где мне сообщили, что остальные четыре слона находятся уже на пути домой, куда они вскоре прибыли.