И вдруг Аруси, все старавшийся подтянуть под себя коленки, чтобы опереться на них всем своим весом, добился своего — коленки больше не выскальзывали из-под мальчика, они его удержали, и он поднялся на четвереньки, как маленькая белая собачка, подумал Бен Ата. И задохнулся, переполненный эмоциями. До чего уязвим этот крошка! Ну да, его можно убить, просто схватив и бросив головкой вниз на белый мрамор. Пока он размышлял таким образом, ребенок схватился за волосы Эл-Ит, подтянулся — и встал на ножки. Глаза у Бен Ата покраснели от ярости. Но он взял себя в руки, успокоился и, когда обрел способность видеть, увидел, что Эл-Ит с улыбкой смотрит на него.

Бен Ата ее улыбка показалась наглой. Эта женщина вовсе не чувствовала своей вины! А ведь она столько раз предала его, тысячу раз предала.

Эл-Ит все еще улыбалась теплой затаенной улыбкой, которая, вне всяких сомнений, относилась к малышу, а не к нему, Бен Ата! Она протянула руку, прикоснулась ребром ладони к его колену, как только что дотрагивалась до колена малыша. Бесстыжая, подумал Бен Ата, ощущая это ее прикосновение как удар, воспламенивший его. Эл-Ит улыбалась. Она хотела, чтобы муж сел рядом с ней и ребенком и разделил бы их любовный ритуал. «Да она считает, что ни в чем не виновата и абсолютно права», — с изумлением подумал Бен Ата… И, не обращая никакого внимания на ребенка, он схватил жену в охапку и поволок было в павильон.

— Бен Ата! — запротестовала она. — А как же малыш, его нельзя тут оставлять.

На ее крики тут же явилась Дабиб. Она выскочила из-за колонн павильона, догадавшись, что ей надо забрать ребенка под свое попечение. На лице Дабиб играла понимающая улыбка: будучи весьма проницательной, она все уже поняла. Бен Ата отвернулся, инстинктивно желая скрыть от чужих глаз свои интимные отношения с Эл-Ит. Но Дабиб знала свое место. Когда король тащит свою законную супругу на брачное ложе, верная служанка должна нацепить соответствующую маску.

В павильоне Бен Ата опустил Эл-Ит на пол. Она весело смеялась. Он тоже засмеялся. Весь его гнев уже прошел, как по волшебству, от прикосновения к легкому теплому сильному телу жены, пока он ее нес в своих руках. Они стояли про обе стороны большой тахты, настороженно следя друг за другом, в веселом противостоянии, как фехтовальщики накануне поединка. Сейчас они были на равных. Равновесие… их соитие теперь настроено на совсем другое, а не на ту любовь, которая совсем недавно реализовывалась как «супружество, освященное узами законного брака». Легкость, импульсивность… тактичность.

И сегодня все прошло, совсем как «всегда в то время, давным-давно», — как определил для себя Бен Ата.

А потом они заснули и одновременно проснулись в кромешной тьме. Как будто излечившись от какого-то ужасного и неестественного отчуждения, которое долго причиняло им боль, а теперь вдруг ушло, позволив им дышать вместе легко и мирно.

А вокруг стояла тишина.

Слышно было, как в парке плещется вода.

Какая тишина… она их, казалось, заполняла, обволакивала, затягивала в себя.

Тишина была полной: барабан прекратил бить.

Они мгновенно выпрямились, глядя друг на друга, и не то вздохнули, не то застонали:

— О нет, нет, нет, — забормотал Бен Ата, прижимая Эл-Ит к себе.

И она запустила обе руки в его волосы, притянув голову мужа к своей груди, но тут же оттолкнула ее… Все тело ее сотрясали рыдания.

Бен Ата обнял жену и стал ее укачивать. Они укачивали друг друга. Они встали рядом на колени на тахте, опираясь друг на друга и цепляясь друг за друга, в большом горе. Они взяли в ладони лица друг друга и смотрели друг другу в глаза, как будто там ища объяснения этому неумолимому приговору.

Расстаться именно теперь… нет, это невозможно. И именно в эту минуту вошла Дабиб с ребенком на руках, и, кашлянув, тихо сказала:

— Тут сообщение для вас обоих.

При этих словах Бен Ата и Эл-Ит разъединили объятия и сели по разные стороны тахты, уже будучи разделены и зная, что сейчас им скажет Дабиб, не сомневаясь, что этот приговор будет окончательным, что им обоим его не вынести… об этом им сказали частые удары сердец.

И на лице Дабиб тоже было написано потрясение. Она была огорчена за них. И в то же время ее это вдохновляло.

— Кто принес это сообщение, Дабиб? — спросил Бен Ата.

— Какой-то ребенок.

— Он чей, не знаешь?

— Никогда не видела его раньше. И было темно. Я не успела его разглядеть, он сразу сбежал с холма.

Наступило молчание. Они слышали дыхание друг друга, прерывистое от испуга. А Дабиб продолжала:

— Прежде всего прошу меня простить — за то, что должна вам сообщить.

— Прощаем, Дабиб.

— Госпожа, вам надо вернуться в Зону Три… но вы наверняка уже и сами догадались, потому что барабан умолк.

— Да, это правда.

— А вы, господин, — повернулась Дабиб к Бен Ата, — должны… должны… жениться на той даме, которая управляет страной на востоке от нас. На королеве Зоны Пять.

Эл-Ит соскользнула с кушетки и села, опустив голову на руки, заставляя себя дышать ровно.

— И это все? Что-нибудь еще написано в этом сообщении? — спросила она.

— Не все. Там еще говорится про ребенка — он остается здесь. У нас. Но вы будете видеться с сыном. Ежегодно по шесть месяцев.

Услышав это, Эл-Ит застонала и бросилась лицом вниз на тахту, замолотила себя кулаками по голове.

Бен Ата уставился на вестницу новостей, показавшихся ему в тот момент просто ужасными, хотел с ней заговорить. Но в конце концов лишь беспомощно встряхнул головой, а Дабиб удалилась с ней, вся в слезах.

Стало быть, пришло время расстаться.

Всю ночь супруги провели в крепких объятиях, плакали, старались утешить друг друга.

А утром оба напряженно ждали — вдруг опять заговорит барабан, надеясь, что с наступлением света произойдет чудо. Но стояла тишина, слышался только плеск воды.

И вскоре вошла Дабиб с ребенком, передала его Эл-Ит, которая некоторое время, совсем недолго сидела, держа сына на руках, рассматривая его, поглаживая его ручки и ножки; и ее прикосновение и взгляд были хоть и не равнодушные, но уже как будто отсутствующие. Она даже не поцеловала ребенка, просто передала его обратно Дабиб, которая, конечно, горько плакала.

Бен Ата, повернувшись к женщинам спиной, стоял, глядя в окно на свои лагеря.

— Прощай, Бен Ата, — строго, сухо, почти холодно сказала Эл-Ит. И вышла в парк, где ее ждал Йори.

Вот так Эл-Ит и уехала от своего ребенка, от приютившего ее дома и от своего мужа, Бен Ата.

Теперь, возвращаясь верхом на своем любимом коне к высотам Зоны Три, она была уже совсем не той Эл-Ит, которая в последний раз уезжала по этой дороге от Бен Ата. Эл-Ит даже не вспоминала себя тогдашнюю. Помнила только, что радовалась своему отъезду. Неужели такое было? Да, она уезжала из этой заболоченной страны, с таким облегчением, как будто ее выпустили на свободу из заточения.

Но тогда ее встретили дома как изгнанницу. И теперь Эл-Ит думала только об одном: ее тело стало сплошным сгустком горя, которое она не могла переварить, и ей ничего не стоит соскользнуть с коня в канал и там, не ропща на судьбу и не жалуясь, утонуть. Подняв взгляд к залитым лунным светом горам, покрытым искрящимся снегом, Эл-Ит почувствовала, что у нее никогда не будет сил снова подняться на эту высоту. Что ждет ее в Зоне Три по возвращении? Кажется, вспомнила она, в последний приезд ее никто тут не любил и не ждал; более того, она сама не только не ощущала себя частью этой страны — она казалась себе тут невидимкой. Можно ли теперь вот так просто въехать обратно в свою прежнюю жизнь, как будто всех последних событий никогда и не происходило?

И через какие-то полгода она снова вернется по этой же дороге — и что увидит? Что ее муж женат на той незнакомке — королеве с востока.

Но это просто невозможно. Ни она, ни Бен Ата не могли этого допустить… как он мог жениться на той девушке, кто бы она ни была? Ведь сейчас они — Эл-Ит и Бен Ата — связаны такими тесными супружескими узами, что стали единым существом в двух лицах.