Закавыченная фраза принадлежит писателю В. В. Барятинскому, который посвятил разбору этой истории свой труд «Царственный мистик» (1912). К этой книге я и обращусь, пытаясь изложить суть предмета.

Александр не был честолюбивым человеком, трон для него был тяжелой обязанностью, служением, которое надо исправлять по возможности разумно и хорошо. Михайловский-Данилевский в своих «Записках» рассказывает о посещении царем в 1817 году Киева. Там на обеде зашел разговор об обязанности людей, «равно и монархов», перед государством. Александр сказал «Когда кто-нибудь имеет честь находиться во главе такого народа, как наш, он должен в минуту опасности первый идти ей навстречу. Он должен оставаться на своем посту только до тех пор, пока его физические силы ему это позволяют. По прошествии этого срока он должен удалиться, — улыбнулся и добавил: — Что касается меня, я пока чувствую себя хорошо, но через десять — пятнадцать лет, когда мне будет пятьдесят…»

1819 год, смотр в Красном Селе 1-й гвардейской пехотной дивизии, которой командовал великий князь Николай Павлович. После смотра — обед у брата и супруги его великой княгини Александры Федоровны. В записках великой княгини читаем: «Это было в Красном Селе… когда однажды император Александр, пообедав у нас, сел между нами двумя и, беседуя интимно, внезапно изменил тон, стал очень серьезным и начал приблизительно в следующих выражениях высказывать нам, что он остался очень доволен, как утром его брат справился с порученным ему командованием; что он вдвойне рад тому, что Николай хорошо исполняет свои обязанности, так как на нем когда-нибудь будет лежать большая ответственность, что он видит в нем своего преемника и что это случится гораздо раньше, чем можно предположить, так как то случится еще при его жизни. Мы сидели как два изваяния, с раскрытыми глазами и замкнутыми устами. Император продолжал: вы удивлены, но знайте же, что мой брат Константин, который никогда не интересовался престолом, решился тверже, чем когда-либо, отказаться от него официально и передать свои права своему брату Николаю и его потомству… Что касается меня, я решил сложить с себя мои обязанности и удалиться от мира. Европа более, чем когда-либо, нуждается в монархах молодых и в расцвете сил и энергии; я уже не тот, каким был, и считаю своим долгом удалиться вовремя… Увидев, что мы готовы разрыдаться, он старался нас утешить, ободрить, говоря, что все это случится не сейчас, что пройдут еще годы, прежде чем он приведет свой замысел в исполнение». Этот разговор был летом, а осенью того же года состоялся разговор с Константином: мол, «я хочу абдикировать».

Шильдер: «Весной 1825 года приехал в Петербург принц Оранский, которому император Александр поверил свое намерение сойти с престола и удалиться в частную жизнь. Принц ужаснулся и старался отклонить Государя от подобного намерения. Но Александр остался при своем мнении. И старания принца не привели к желаемой цели; ему не удалось поколебать намерения государя».

Вот еще отрывок из дневника Александры Федоровны, она уже императрица — 15 августа 1826 года, коронация в Москве. «Наверное, при виде народа, — пишет Александра Федоровна, — я буду думать о том, как покойный император, говоря нам однажды о своем отречении, сказал: «Как я буду радоваться, когда увижу вас проезжающими мимо меня, и я, потерянный в толпе, буду кричать вам «Ура»».

Таганрог и его окрестности

Предназначенный для царской семьи дом никак нельзя было назвать дворцом. Скромное, каменное жилище, тринадцать окон по фасаду, дом был построен в 1814 году итальянским архитектором по приказу градоначальника Попкова и предназначался для краткосрочного проживания именитых гостей города, иными словами — гостиница «люкс». В 1820 году здесь останавливался Пушкин, когда путешествовал вместе с семьей Раевских. Сейчас в этом доме музей, адрес — Греческая улица, 40.

Александр был весьма доволен новым жилищем, у него было замечательное настроение. В ожидании жены он, как пишет Барятинский, «расставлял мебель, вбивал гвозди для картин, приводил в порядок городской сад» — надо же супруге где-то гулять. Елизавета Алексеевна прибыла через десять дней после мужа — 23 сентября. С императрицей прибыли: генерал-адъютант князь П. М. Волконский, статс-секретарь Лонгинов, камер-фрейлины княжна Волконская и Валуева, лейб-медик Стоффреген, еще два доктора, аптекарь и две камер-юнгферы.

О князе Петре Михайловиче Волконском следует рассказать подробнее. Вигель: «Он более всех сделался угодным Александру… Главная, единственная добродетель Волконского была собачья верность… В день восшествия на престол сделан он флигель-адъютантом его, а в день коронации — генерал-адъютантом. Зная, сколь полезна царям нравственная власть, как избавляет она их от необходимости часто употреблять материальную, Александр, даже в кругу самых близких по крови, не переставал быть любезным, старался сохранить свою величественную важность. Нельзя, чтобы беспрестанное наблюдение за самим собой иногда не утомляло его; наедине с Волконским любил он отдыхать; не открывая ему души своей, при нем становился он человеком, который смеется, сердится или бранится, как все прочие люди. Точно так же во время частых и быстрых путешествий своих, сидя с ним в коляске, говорят, не иначе привык он отдыхать, как засыпая на его плече… Говорят, для камердинера нет великого человека; Александр угадал, что для верноподданничества Волконского всякий был бы великий муж, лишь бы он был царь». Вигель, как всегда, умен и злоязычен, но в его словах слышится голос общественного мнения. С1815 года Волконский уже мог в доверительности царя соперничать с Аракчеевым.

Началась спокойная, тихая жизнь. Елизавета Алексеевна, несмотря на длинную дорогу, чувствовала себя гораздо бодрее, много гуляла, император ее сопровождал. Но долго усидеть на одном месте Александр не мог. Уже 11 октября он поехал на Дон к казакам, а 20 октября по настоятельной просьбе генерал-губернатора М. С. Воронцова отбыл в Крым в сопровождении Дибича, двух врачей — Виллье и Тарасова и полковника Соломки.

Посетили Мариуполь, Симферополь, Гурзуф, Ориадну. Путешествие привело царя в восторг. Шильдер пишет: «Там, по-видимому, Александр нашел тот уголок в Европе, о котором некогда мечтал и где желал бы навсегда поселиться. Вообще, со времени приезда в Таганрог казалось, что государь снова возвратился к прежним своим мечтам и помышлял об удалении в частную жизнь. «Я скоро переселюсь в Крым, — сказал Александр, — я буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку». Князю Волконскому он говорил: «И ты выйдешь в отставку и будешь у меня библиотекарем».

Потом были Алупка и дворец Воронцова, далее Севастополь и Балаклава. На путешествие ушло семь дней, все верхами, не в коляске. День 27 октября Барятинский считает переломным — именно с него началось недомогание Александра, а также куча неточностей и противоречий в описании последних двадцати четырех дней жизни императора, а описывали ее несколько человек. Александр захотел посетить Георгиевский монастырь и ушел туда с фельдъегерем и татарином-проводником. День был теплым и солнечным, а вечера в горах в это время холодные. Свита долго ждала возвращения императора, темнело. Адмирал Грейг велел полицмейстеру выйти навстречу государю с факелами. Продрогший Александр явился около восьми часов. Далее, по одним источникам, прием в Севастопольском дворце, по другим — смотр морским полкам «при свете факелов».

Начиная с 27 октября Барятинский подробно описывает и анализирует каждый день Александра. Источники: «Воспоминание моей жизни» почетного лейб-медика Тарасова, записки лейб-медика баронета Виллье, «Журнал болезни», составленный Волконским, и дневники императрицы Елизаветы Алексеевны. В записках этих авторов видны серьезные разногласия, каждый из описанных дней выглядит по-разному. Баронет Виллье писал очень кратко, по несколько строк в день. Лейб-медик Тарасов написал свои воспоминания много времени спустя, он путал и даты, и последовательность событий.