Он был абсолютно прав — линия, отмечающая странствование, напоминала движение слепого, не имеющего никаких ориентиров. Она то бессмысленно шла по кругу, то делала ненужные зигзаги, то устремлялась в обратном направлении.

— Видите? — говорил он, задумчиво качая головой. — Я вам уже сказал, что Моисей был высокообразованный человек. Он прекрасно знал, где находится Земля Обетованная — цель их странствия. Как рассказывается в Библии, он даже послал туда на разведку Иисуса Навина. Тогда почему он не повел народ Израиля прямо в Ханаан? Целых сорок лет Моисей бродил по самым пустынным и малонаселенным районам этой древней земли. За это время его небольшое племя испытало бесчисленные страдания. Я спрашиваю вас — почему?

Богомолов спрашивал серьезно. Он стоял, расставив ноги, засунув руки в неглубокие карманы, и терпеливо ждал ответа.

— Почему? — повторил он.

Аудитория молчала.

— Скажу вам, что историки дают некоторое объяснение этому загадочному факту, — продолжил он наконец. — Они считают, что Моисей умышленно избрал такой долгий и мучительный путь. Как видите, довольно правдоподобно и убедительно. Притом в этом есть доля истины. Но, на мой взгляд, это только внешняя сторона вопроса. Если мы вдумаемся глубже, то заметим, что факты весьма противоречивы. Вам уже известно, что судьба еврейского народа в Египте была тяжелой и безрадостной. Люди и без того были закалены трудностями и испытаниями. Вести их от одного бедствия к еще большему бедствию не кажется разумным. Фалькештайн утверждает, что Моисей хотел подготовить свой народ к вооруженной борьбе, поскольку они были простыми пастухами. Это верно лишь отчасти. Правда, что в это время на территории Ханаана жили сильные в военном отношении племена, с которыми пришлось бы воевать. Но согласитесь, сорок лет — чересчур большой срок для любой подготовки. И если бы он ставил своей целью заниматься военной подготовкой, то избрал бы более подходящий маршрут. А как вы сами видите, он скитался по малонаселенным районам, где мечи могли только заржаветь. Как же тогда объяснить это сорокалетнее странствование?

Богомолов беспомощно развел руками. Я невольно улыбнулся, но студенты смотрели на него выжидательно.

— Вот видите, как трудно ответить на этот вопрос, — продолжил Богомолов с некоторой горечью. — И не ждите от меня особых откровений или истин. Я выскажу лишь предположение, которое нельзя считать даже гипотезой. Моисей сознательно избрал тяжелый и долгий путь. Этим долгим походом к Земле Обетованной он как бы хотел выразить свою философию, свое понимание смысла человеческой жизни. Как видите, объяснение довольно претенциозное… Тогда какой вывод следует изо всей этой истории? Очевидно, Моисей считал, что смысл — в непрерывном движении к великой цели или, точнее, к мечте, увлекающей сиянием надежды. Моисей знал, что мы ценим лишь то, что нам достается с трудом. Для него, по-видимому, движение было важнее цели. Цели могут быть мимолетными или преходящими, великими и далекими, но человечество рано или поздно всегда достигало поставленных целей. Вечно лишь движение, а цели — его внутренний мотор. И все же не бывает движения без цели, такое механическое движение человечества было бы абсурдным. Смысл человеческой жизни — в преодолении трудностей и препятствий, в открытии все новых и новых горизонтов, в вечном поиске. А быстро и легко дойти до Земли Обетованной, поселиться в ней навсегда, как в христианском раю, без труда собирать ее обильные плоды, получать, ничего не давая взамен, — это означает самоуничтожение.

И тут произошло нечто странное — в зале бурно зааплодировали. Аплодировать профессорам было не принято, но все захлопали. Невольно захлопал и я — так заразило меня общее настроение. Богомолов удивленно посмотрел на студентов.

— Прошу тишины! — укоризненно сказал он.

И повернувшись, опять нажал на какую-то кнопку. На экране появилось изображение статуи, которую мне до сих пор не приходилось видеть. Она представляла собой сидящего на троне мужчину в тунике, крупного, сильного и величественного. Богомолов молчал, все рассматривал статую.

— Надеюсь, что вы узнаете эту статую, это «Моисей» Микеланджело. Правда, она не существует, она исчезла в начале XXI века. Рассмотрите ее внимательно — вряд ли есть более внушительное изображение величия человеческой личности. Сдержанная сила и мощь, мудрость и совершенство — вот чем веет от нее. И обратите внимание на его взгляд. Он обращен ни к небу, ни к земле. Он смотрит прямо вперед, в будущее. И это будущее не пугает его, не потрясает мрачными видениями. Моисей, строгий, спокойный и мудрый, видит путь, открывшийся перед людьми… Этим я и хочу закончить, мои друзья…

Он нажал кнопку, и экран погас. Не успели мы опомниться, как его небольшая фигура исчезла с кафедры. В зале было все так же тихо, студенты сидели на скамьях, не шевелясь. Прошло больше минуты, прежде чем поднялся первый из них. Эльза встала последняя. Она не замечала меня. Взгляд у нее был задумчивый, лицо строгое, побледневшее. Наконец она обратила на меня внимание — как же иначе при моей яркой форме. И улыбнулась — как всегда, мило, хотя на этот раз немного грустно.

— Пойдем, Ник…

Когда мы вышли, я подхватил ее под локоть, он показался мне острым и чужим…

— Что с тобой?

— Ничего, Ник… Но это произойдет сегодня… Вечером…

Я вздрогнул. Я всегда относился к этому, как к чему-то, что никогда не случится.

— Почему так неожиданно? — спросил я растерянно.

— Совсем нет! — она покачала своей голубой головкой. — Пора… Я даже думаю, что мы немного запоздали…

— А я смогу присутствовать?

— Конечно, я же тебе обещала! — Она вдруг улыбнулась. — Не бойся, для меня нет никакой опасности…

Эльза внимательно посмотрела на меня и ласково взяла за локоть.

— Зато я свободна до вечера, — сказала она. — Придумай, куда бы нам пойти…

— Не знаю, — сказал я.

Но я знал. Мне хотелось пригласить ее к себе домой, чтобы провести весь день вместе. До сих пор мы никогда не оставались наедине. Мне хотелось, но я не посмел это ей предложить. Это было так странно для совершенно свободных людей…

— Тогда пойдем в Спортивный лагерь, — предложила она.

— Хорошо, — сказал я.

Девушка — водитель такси — так резко приземлилась, что мы подскочили на сиденьях. Я повел Эльзу в свое любимое место — в рощу. Я никогда не спрашивал, как называются эти деревья с тонкими белыми стволами и нежными листочками. Главное, что они росли кучно и нельзя было устраивать кроссы.

Мы лежали на холме у опушки и смотрели на поле с искусственным прудиком, усаженное низкими декоративными кустами. Было очень тихо в этот час, вокруг не было ни души. Здесь всегда очень тихо, не слышно никаких звуков, кроме забавного писка желтых, как лимон, попугайчиков. Эльза молчала, глядя на спокойное, озаренное весенним солнцем поле.

— Знаешь, что я на тебя сержусь? — сказала она наконец. — Почему ты никогда меня сюда не водил?

— Я не знал, понравится ли тебе тут.

— Почему мне может не понравиться?

Я не находил ответа.

— Как тебе сказать, ведь здесь нет ничего особенного. Совсем ничего, кроме травы и деревьев…

— Но это же и все, что надо! — сказала она укоризненно.

Я не понимал, серьезно она говорит или шутит. До сих пор мне не приходилось слышать, чтобы людям были нужны трава и деревья. Если бы они и в самом деле были им нужны, их продавали бы в магазинах.

— Что-то я тебя не понимаю, — сказал я. — Верно, что тут красиво… Но если меня заставят прожить тут целую неделю, я испытаю ненависть к этому месту… Да и ты, мне кажется, тоже.

Она задумалась и еле слышно вздохнула.

— Ты прав, наверное, — сказала она тихо. — Беда в том, что мы вертимся в заколдованном круге…

Я опять не понял ее. Моей Эльзе иногда приходят в голову такие странные идеи, что я просто удивляюсь, откуда они в ней берутся. Может быть, в этом виновата древняя история с ее детской наивностью. Или профессор Богомолов с его юношеским энтузиазмом, походивший на забытых героев древности.