Бонни краем глаза покосилась на отца. Он изучал показания приборов на панели управления, записывая их в блокнот. Глубоко вдохнув, она спросила:

— А где окажется моя мама, когда я ее вытащу?

Эшли с улыбкой выпустила ее крыло.

— Когда ты ее вытащишь? Мне нравится твое отношение. — Она подвела Бонни к третьему цилиндру. — Это восстановительный колпак. Когда Деррик тебя вытянет, ты попадешь вместе с мамой обратно в свой цилиндр. Мы предупредили ее, что она должна пройти через другую кристаллическую трубку, с другой стороны от Деррика, через набор фотоанализаторов, которые расшифруют ее световую структуру. Понимаешь, ее код мог сбиться или сойти с фазы, потому что ее транслюминировали довольно давно. Она прибыла туда в возбужденном состоянии, но со временем ее световая энергия успокоилась, как бывает с отражением на воде, если туда бросить камень. В конце концов круги на воде исчезают, и мы снова можем его видеть. Все части смятого отражения такие же, как и у чистого, но только смещенные. Вот так же и с твоей мамой — если замедление ее тахионов не повлечет автоассимиляции, мне придется рефазировать ее структуру с помощью компьютера.

Бонни сжала ладонями виски.

— Ой, у меня сейчас мозги взорвутся!

Эшли, смеясь, опустила ее руки.

— Это не так страшно, как звучит. Я проводила эксперимент с крольчихой, смешивая ее код и смещая фазу ее частоты. А затем я пропускала ее свет через анализатор. Никаких проблем. Зайка вернулась совершенно здоровой. — Она постучала по стеклу костяшками пальцев. — Короче, ты появишься в этом цилиндре, а через несколько секунд увидишь свою маму в восстановительном цилиндре. Мы точно не знаем, в каком состоянии она вернется, но поскольку мы с ней общаемся, то уж точно не в коме. Может быть, в полном здравии. И может быть, не пройдет и минуты, как вы обниметесь.

Сердце Бонни забилось в груди, точно дюжина барабанов. Неужели это правда? Неужели все получится, и она увидит свою маму, которую так долго оплакивала?

— Дождемся утра, — продолжала Эшли, — чтобы Деррик как следует выспался и отдохнул. Быть якорем — тяжкий труд, и за несколько минут он полностью выматывается. Но больше и не надо, нескольких минут нам вполне достаточно. Световая энергия начинает смещаться с фазы примерно через двести пятьдесят секунд. За это время мы должны успеть запустить обратный процесс.

Бонни снова сжала ладонями виски и закрыла глаза.

— Голова разболелась? — сочувственно спросила Эшли. Бонни улыбнулась, не открывая глаз.

— Нет. Я читаю молитву.

Глянув сквозь ресницы на Эшли, она увидела, что та стоит приоткрыв рот, будто при всем своем уме и учености она столкнулась с явлением, которого искренне не понимает, но желает узнать о нем больше.

Бонни закончила молитву, открыла глаза и взяла Эшли за руки.

— Я согласна.

Эшли улыбнулась:

— Чудесно! Тебе нужно хорошенько отдохнуть. Мы еще подгоним тебе рубашку по росту, чтобы не волочилась по полу. Но на самом деле это не так уж важно — все равно все превращается в свет. Транслюминироваться совсем не больно, по крайней мере, нам так говорят. Деррик превращался примерно двадцать пять раз, а Карен — не меньше дюжины.

Когда они вышли в коридор, Бонни рассмеялась.

— Чему ты смеешься? — удивилась Эшли, резко останавливаясь.

Бонни обернулась крыльями и взяла одно за кончик.

— Посмотреть на тебя, так ты считаешь, что я боюсь.

Темные брови Эшли изогнулись.

— А ты не боишься?

— Я немного волнуюсь, но не боюсь. — Бонни усмехнулась и покачала головой.

Эшли гремела ключами, отпирая дверь спальни.

— Это потому что ты веришь в Бога. Я бы точно не была такой спокойной.

— Почему? Разве не ты меня сейчас уговаривала, объясняла, как все будет хорошо?

Эшли распахнула дверь и встала в дверном проеме, загораживая вход.

— Технология тут ни при чем. — Оглядев коридор, она понизила голос до шепота: — Ты что — забыла? Девин тоже в кэндлстоне.

В горле у Бонни вырос ком размером с мячик для гольфа. Радость и волнение от голоса мамы заставили ее позабыть об убийце драконов.

— Но… но он же на другой фазе или еще где-то там?

Эшли мотнула головой, приглашая Бонни в комнату, и тихо закрыла дверь. Она села на кровать под портретом Эйнштейна и похлопала рядом с собой. Бонни подошла на дрожащих ногах и тоже села.

— Девин всегда разговаривал с нами на альфа-частоте, — продолжила Эшли полушепотом. — Я думаю, ты проникнешь туда на частоте твоей матери, и он даже не узнает, что ты там. Но есть одна проблема. Иногда я ищу его в его фазе и не могу найти. Здесь что-то не так. Я ему не доверяю.

10

Любовь поднимает завесу

Прошел уже, наверное, час, как Эшли заснула. Бонни решила, что пора действовать. Было темно, но света из щели под дверью хватало, чтобы без помех перемещаться по комнате.

Встав с кровати, она на цыпочках подошла к шкафу Эшли, рядом с которым на стене висели ключи. Чтобы на ходу не подметать пол, она придерживала край ночной рубашки. Перед сном Эшли мило согласилась помочь ей проделать и обметать прорези для крыльев в мягкой шелковой ткани. За работой они болтали о шитье и одежде и хихикали, листая страницы старого журнала, потешаясь над вышедшими из моды нарядами.

Бонни сняла ключи с крючка и пошла к своему шкафу. Взяв с вешалки джинсы и вытащив пару новых кроссовок, она ухватила вещи в охапку, прокралась к двери и стала тихо поворачивать ручку. Защелка подалась, дверь приоткрылась, но ржавые петли пронзительно запищали, точно вредный цыпленок. Бонни обернулась в сторону Эшли.

Уфф! Спит!

Крепко сжав крылья, она скользнула в щель и оказалась в коридоре. Дверь она закрывать не стала. Натянула джинсы, крадучись подошла к двери напротив и два раза тихо стукнула. Почти сразу дверь распахнулась.

— Готова? — шепотом спросила Бонни.

— Готова. — Глаза Карен ярко сияли, будто она совсем не спала.

Бонни наклонилась, чтобы надеть кроссовки. Носки ей не нужно было надевать — она легла в постель, нарочно не сняв их. Она наспех завязала шнурки и двинулась к лаборатории, на ходу заправляя в джинсы рубашку. У двери она остановилась и стала перебирать ключи, а Карен смотрела и ждала.

— Ключик должен быть коричневый, — бормотала Бонни, — но таких тут несколько.

Карен ткнула пальцем в ключ с закругленным концом.

— Мне кажется, этот.

Бонни попробовала его, и замок легко открылся. Она заглянула в темную лабораторию. В темноте мерцала лишь лампа на главной панели управления. Не было слышно ни звука. Бонни открыла дверь шире, пропуская внутрь Карен, и затем бесшумно закрыла ее.

Бонни вскочила на платформу и направилась прямо к пульту управления, надеясь найти там отцовский блокнот на пружинке. Йес! Он здесь! Она взяла блокнот, поднесла его к лампе и стала просматривать последние страницы, думая найти записи о том, что происходило у нее на глазах.

Они были сплошь исписаны непонятными цифрами и буквами, нацарапанными на бумаге вкривь и вкось и плохо различимыми. Возле каждой цифры стояла буква, но запись все равно не поддавалась расшифровке. Бонни стала листать страницы назад, ища какие-нибудь человеческие слова. И вот, уже под самый конец, она наткнулась на запись, которую смогла прочитать. Она читала, а Карен заглядывала ей через плечо.

«Поскольку доказано, что кровь дракона является единственным агентом, который способен регенерировать ткань, наши эксперименты с треугольником только тогда достигнут успеха в обращении действия Экскалибура, когда мы обеспечим тахионный аппарат рецепторами настоящей крови. Кажется, что рецепторы невозможно создать искусственным путем, по крайней мере для такого применения. Наши лабораторные крысы не возвращались. Мы не можем пробовать это на людях, пока не восстановим хотя бы одну крысу. Эшли верит, что ее искусственные рецепторы в конце концов заработают. Время покажет».

Потом снова шли цифры и буквы, и Бонни опять начала листать страницы, ища текст. Через несколько страниц она обнаружила запись из печатных букв. На первый взгляд в них не было никакого смысла, но они объединялись в группы, как слова.