Разобравшись с доставшимся ему наследством, Пассов проинформировал о своих открытиях Ежова и получил от него задание подвергнуть Иностранный отдел основательной чистке. Применительно к работе центрального аппарата, следовало прежде всего добиться, чтобы по крайней мере должности начальников отделений занимали люди, ничем себя не скомпрометировавшие. В отношении зарубежной сети указания Ежова сводились к тому, чтобы резидентуры, деятельность которых хорошо известна Сталину, по мере возможности сохранить, а работу остальных постепенно свернуть, поскольку большая часть их сотрудников наверняка уже перевербована местными спецслужбами.

Начинался новый этап в жизни Иностранного отдела, и теперь его старожилы имели все основания принять на свой счет слова, сказанные Ежовым на совещании руководящего состава НКВД 24 января 1938 года. Ежов тогда заявил:

«К каждому конкретно» в остальных подразделениях Главного управления государственной безопасности уже пригляделись и продолжали приглядываться, и лишь Иностранный отдел оставался островком относительной стабильности в окружающем его беспокойном море. Слуцкий как мог оберегал своих людей и «сдавал» их только в случае крайней необходимости, когда этого уже нельзя было избежать. Теперь работникам ИНО предстояло испить ту же чашу, что и их коллегам из других отделов. Основное отличие заключалось в том, что чистку в ИНО, учитывая специфику его работы, нужно было проводить намного деликатней, чтобы потенциальные жертвы из числа сотрудников зарубежных резидентур не смогли раньше времени догадаться о том, что их ожидает. Поэтому Пассову пришлось изрядно потрудиться, изобретая разнообразные и внешне достоверные причины отзыва работающих за границей чекистов. Так, сотрудники парижской резидентуры «Демиль» и «Длинный» получили приглашение приехать в Москву под предлогом предоставления им отпуска; резидентам в Бухаресте и Варшаве «Яну» и «Эрику» было указано, что они уже слишком долго работают за границей; представителей венской резидентуры отозвали со ссылкой на необходимость сокращения персонала советских учреждений в Австрии и т. д.

Поскольку вернувшиеся работники никем, как правило, не заменялись и никакие задания по новым вербовкам резидентуры не получали, работа заграничных разведывательных центров начала угасать. К концу лета 1938 года была фактически брошена на произвол судьбы или законсервирована агентура Иностранного отдела в Германии, Италии, Польше, Прибалтике и Скандинавии, в значительной степени свернута деятельность во Франции, Англии, США, Иране, Турции и ряде других стран^{355}. Прямым следствием такого положения стало, например, то, что в момент острейшего кризиса, связанного с подготовкой захвата немцами Чехословакии, Иностранный отдел не получил из Германии ни одного донесения, и сам, в свою очередь, на протяжении четырех месяцев не направлял руководству страны никаких информационных материалов^{356}. И хотя в дальнейшем отдел оправился от удара, нанесенного в 1938 г., последствия этого события сказались самым непосредственным образом на эффективности работы советской разведки накануне Великой Отечественной войны, до которой оставалось всего три года.

Волна репрессий, захлестнувшая страну в 1937 году, не остановилась у границ СССР. Враги имелись у Сталина не только внутри Советского Союза, но и за его пределами, хотя нейтрализовать их там было, конечно, труднее. К тому же на международной арене советское руководство старательно демонстрировало цивилизованный облик своего режима, поэтому круг намеченных к ликвидации политических противников приходилось здесь жестко ограничивать. Но все равно шумных скандалов избежать не удалось. Наиболее известные из них были связаны с похищением и убийством лидера испанской Рабочей партии марксистского единства А. Нина (июнь 1937 г.) и похищением в сентябре 1937 года в Париже председателя эмигрантского Русского общевоинского союза Е. К. Миллера.

Однако существовала страна, правда не в Европе, а в Азии, где сталинский режим мог, не оглядываясь на общественное мнение, чувствовать себя почти так же уверенно, как дома. Это была граничащая с СССР Монголия. Входившее до 1912 года в состав Китая, а затем объявившее, опираясь на поддержку России, о своей независимости, это не признанное никем в мире государство после окончания Гражданской войны в России оказалось в полной зависимости от ее новых правителей.

В июле 1921 года советские войска вошли на территорию Монголии и помогли местным прокоммунистически настроенным революционерам изгнать из страны отряды белогвардейского генерала барона Унгерна. Было сформировано Народное правительство, к которому перешла фактическая власть в стране, хотя формально Монголия оставалась конституционной монархией, возглавляемой верховным иерархом местной ламаистской церкви Богдо-ханом. После смерти последнего в 1924 года бразды правления теперь уже и де-юре перешли в руки новых властей, которые провозгласили Монголию республикой.

Можно, конечно, было по примеру Советского Союза сразу же приступить к строительству социализма, однако при отсутствии в стране пролетариата это выглядело бы как явное неуважение к марксистской теории. Поэтому правящая Монгольская народно-революционная партия (МНРП) объявила о своем намерении вести страну не по социалистическому, а по некапиталистическому пути развития.

Монголия была необычной страной: из примерно 750 тысяч ее жителей свыше 90 тысяч, то есть треть взрослого мужского населения, являлись ламами (монахами). В республике насчитывалось почти 800 монастырей, являвшихся, с одной стороны, очагами и хранителями монгольской культуры, а с другой — важным элементом хозяйственного уклада страны[82].

Поначалу кремлевские власти, под бдительным контролем которых Монгольская народная республика (МНР) находилась с первых дней своего существования, смотрели на ситуацию с ламством сквозь пальцы. Однако с начала 30-х гг., когда, после захвата японцами Маньчжурии, значение Монголии как военно-политического союзника резко возросло, Сталин начинает все активнее подталкивать местных руководителей на путь борьбы с «реакционным духовенством». При ежегодных встречах с премьер-министром Монголии П. Гендуном Сталин убеждал его, что ламство представляет собой главную опасность для страны, настаивал на увеличении налогообложения монастырей, поощрении выхода из них и т. п.