Проводимые в СССР массовые репрессии по национальному признаку не остались незамеченными за границей. С осуждением подобных действий выступили власти Германии, Польши, Финляндии, Греции и Ирана. Особенно непримиримую позицию заняли иранцы. Они даже предлагали другим государствам выступить с коллективным протестом против творящихся в Советском Союзе беззаконий. В Иране было создано специальное общество, собиравшее деньги в пользу репрессированных соотечественников. Кроме того, Иран предпринял ряд ответных действий против граждан СССР, проживающих на его территории.
Когда в европейской печати появились статьи, рассказывающие о проводимых в Советском Союзе национальных чистках, некоторые видные общественные деятели Запада, считающие себя друзьями СССР, обратились к советскому руководству с просьбой разъяснить создавшуюся ситуацию. В частности, такой запрос направил в Москву известный французский писатель Ромен Роллан, просивший сообщить, действительно ли в СССР подвергаются преследованиям люди, вся вина которых заключается в том, что они являются иностранцами или гражданами некоренных национальностей. Как к другу Советского Союза, писал Ромен Роллан, к нему по этому вопросу обращаются многие общественные деятели Европы, а он не знает, что им отвечать.
Однако смягчить позицию Сталина никому не удалось. Операция по национальным контингентам продолжалась столько времени, сколько, по его мнению, было необходимо, и закончилась лишь тогда, когда все поставленные перед ней задачи были выполнены.
Глава 26
Кандидат в члены Политбюро
В неопубликованном очерке «Николай Иванович Ежов — сын нужды и борьбы», о котором уже не раз упоминалось ранее, А. А. Фадеев со свойственной настоящему писателю проницательностью сумел очень точно охарактеризовать суть взаимоотношений Сталина и Ежова:
«Существует фотография: Сталин, чуть склонив голову, улыбаясь, и Ежов, с выражением лица по-детски серьезным и доверчивым, разговаривают о чем-то, должно быть, очень хорошем. В фигурах обоих, столь различных, и в разных выражениях лиц есть общее: необыкновенная естественность, спокойная и мужественная простота.
Это полный взаимного доверия разговор старшего товарища с младшим, учителя с учеником, орла с орленком.
Не кто иной, как Сталин, со своим острым глазом сумел разглядеть в этом предельно скромном человеке, ненавидящем фразу и никогда не выпячивающем своей личности, выдающегося пламенного революционера… до последней капли крови преданного партии и народу и беспощадного к врагам народа.
И Сталин выращивал его любовно, как садовник выращивает облюбованное им дерево»{325}.
К осени 1937 года процесс «выращивания» достиг той стадии, когда возникла необходимость узаконить отличие Ежова от рядовых членов ЦК, путем присвоения ему очередного партийного звания — кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). Сделано это было на пленуме ЦК, состоявшемся 11–12 октября 1937 г.
На второй день работы пленума перед собравшимися выступил Сталин, сообщивший об очередных успехах в борьбе с врагами народа, проникшими в главный штаб партии — ее Центральный комитет.
«Сталин. За период после июньского пленума у нас выбыло и арестовано несколько членов ЦК: Зеленский оказался царским охранником, Лебедь, Носов, Пятницкий; Хатаевич, Икрамов, Криницкий, Варейкис — 8 человек. По рассмотрении всех материалов, по проверке материалов, оказалось, что эти люди, они — враги народа. Если вопросов нет, я бы предложил принять это сообщение к сведению.
Голоса. Правильно. Принять к сведению.
Сталин. Из кандидатов в члены ЦК за этот же период выбыло, арестовано — 16 человек: Гринько, Любченко — застрелился, Еремин, Дерибас — японским шпионом оказался, Демченко, Калыгина, Семенов, Серебровский — шпионом оказался, Шубриков, Грядинский, Саркисов, Быкин, Розенгольц — немецким, английским и японским шпионом оказался…
Голоса. Ого!
Сталин. … Лепа, Гикало и Птуха — 16 человек. Тоже после разбора всех материалов и проверки оказалось, что эти люди являются врагами народа. Если нет вопросов или возражений, я бы просил и этот вопрос принять к сведению.
Голоса. Одобрить»{326}.
После того как остающиеся на свободе члены ЦК узнали, какая большая работа была проделана Ежовым в промежутке между двумя пленумами, ни у кого уже не поднялась рука проголосовать против его избрания кандидатом в члены Политбюро.
Теперь лишь одна ступенька отделяла Ежова от высшего номенклатурного звания — член Политбюро ЦК ВКП(б). Но это, если оценивать ситуацию с формальных позиций. Фактически же к моменту описываемых событий Ежов занимал такое место во властной иерархии, на которое могли претендовать лишь самые приближенные к Сталину члены правящей верхушки.
Первым свидетельством этого стало принятое полгода назад (14 апреля 1937 г.) решение Политбюро «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)», в котором, в частности, говорилось:
«1. В целях подготовки для Политбюро, а в случаях особой срочности — и для разрешения вопросов секретного характера, в т. ч. и вопросов внешней политики, создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича и Ежова»{327}.
Таким образом, Ежов, не будучи даже кандидатом в члены Политбюро, вошел на равных с наиболее влиятельными фигурами из сталинского окружения в узкую группу лиц, уполномоченных готовить и принимать решения по наиболее конфиденциальным вопросам.
Но тогда об этом постановлении Политбюро мало кто узнал, а кроме того, могло создаться впечатление, что речь идет об участии в решении вопросов сравнительно узкой проблематики, тем более что, например, в образованном две недели спустя Комитете обороны СССР Ежову досталось лишь скромное четвертое, т. е. последнее, место в списке даже не членов, а кандидатов в члены этого весьма важного органа.
Однако прошло несколько месяцев, и стало ясно, что появление Ежова в одной компании с тремя самыми близкими сталинскими соратниками было неслучайными. 29 октября 1937 г. в «Правде» стали публиковаться сводки постановлений общих собраний трудовых коллективов, выдвинувших руководителей партии и правительства кандидатами в депутаты Верховного Совета СССР, в связи с намеченными на декабрь 1937 года выборами в этот новый орган власти. Сначала печатались сводки только по Сталину, а со 2 ноября к нему присоединились четверо его ближайших соратников. Вслед за Сталиным публиковалась сводка по Молотову, затем шли Ворошилов, Каганович и, наконец, Ежов. Очередность фамилий не зависела от числа трудовых коллективов, выдвинувших того или иного кандидата, а отражала фактическую расстановку сил на кремлевской сцене и степень близости к вождю.
С 4 ноября 1937 года стали публиковаться сводки еще по четырем членам Политбюро — Калинину (формальному главе государства), Андрееву, Микояну и Чубарю, при этом их фамилии всегда шли после Ежова.
Чем же руководствовался Сталин, пойдя на столь явное нарушение партийного этикета и фактически объявив на всю страну о принадлежности Ежова к руководящей группе в Политбюро, на что тот по формальным признакам никак не мог претендовать? По-видимому, необходимость обозначить реальное место Ежова во. властной структуре была обусловлена стремлением создать ему такие условия работы, при которых любые его указания и распоряжения воспринимались бы как идущие с самого верха и, следовательно, подлежащие исполнению без каких-либо согласований с кем бы то ни было.
Другим свидетельством возросшего влияния Ежова в это время может служить частота, с какой его приглашают на заседания, проходящие в рабочем кабинете Сталина в Кремле. Если в первые полгода своей деятельности в должности наркома внутренних дел (то есть с октября 1936 года по март 1937-го) Ежов посетил лишь 33 заседания из 80, то с апреля 1937 года его присутствие при обсуждении самых разных вопросов партийной и государственной жизни становится почти обязательным. В апреле-октябре 1937 года Ежов принимает участие уже в 129 заседаниях из 152, уступив по этому показателю лишь Молотову (присутствовавшему на 140 заседаниях), но зато намного опередив Ворошилова (83) и Кагановича (75), не говоря уже о других членах Политбюро.