Во всей этой истории немецкая сторона не скрывала того, что действует исключительно исходя из своих собственных интересов. Генеральный штаб надеялся на пропаганду о мире, которую ожидали от русских революционеров, немцы полагали, что результатом ее будет обвал на линии фронта. Какие будут последствия, если к власти придет Ленин, — это их не заботило. И то, что фронт рухнет в результате общего обвала, с той и с другой стороны, им в голову не приходило. За их действиями стоял откровенный цинизм: все остальное их как бы не касалось. Заключив договор, они оставили за собой право его нарушить. Это произошло в Карлсруэ, а затем в Берлине, когда они пропустили в поезд немецких социал-демократов. Видимо, они хотели получше выведать истинные намерения Ленина. Но у них ничего не получилось. Ленин наотрез отказался встречаться с немецкими социал-демократами, выразив это в следующих словах: «Пусть они убираются к черту!» Был только один человечек, который, в отличие от всех остальных своих попутчиков, нарушил тогда обет молчания. Это был маленький мальчик, Роберт, сын женщины — члена Бунда. Он подошел к немцам и по-французски произнес: «Кондуктор, что он делает?»

После Берлина немцы оставили пассажиров поезда в покое. Надо сказать, что в целом хозяева вели себя вполне достойно. Детям в поезд специально доставляли молоко, заботились о том, чтобы люди ехали в комфорте, и свято соблюдали условие — не вторгаться на территорию русских внутри вагона, отделенную от купе, в которых ехали сами немцы, начерченной мелом линией. Когда путешествие подходило к концу, немцы не могли нарадоваться, как все хорошо получилось, и уже готовились перебрасывать следующие партии русских революционеров через территорию Германии.

Последнюю свою ночь на германской земле эмигранты провели в Заснице, действительно, как и было предусмотрено, под замком, в специально отведенном для них помещении. Наутро они погрузились на пароход, который должен был доставить их в Швецию.

Долгое, томительное путешествие в опечатанном вагоне закончилось.

Финляндский вокзал

Яков Ганецкий был человеком полезным во многих отношениях. Он был аккуратным корреспондентом Ленина, сообщавшим о происходивших событиях, умел задействовать нужных людей. Он родился в 1879 году в австрийской Галиции и в возрасте семнадцати лет вступил в социал-демократическую партию. Позже он участвовал в первых съездах в Стокгольме и в Лондоне в качестве делегата от Польши и Литвы. Ленин познакомился с ним в 1903 году, и Ганецкий сразу поразил его своим революционным пылом и увлеченностью конспиративной работой. Ленин назначил его иностранным корреспондентом от социал-демократической партии, аккредитованным в Стокгольме. В Швеции Ганецкий пропагандировал большевистские идеи и выполнял роль связного между Лениным и Россией. Дело в том, что из Швейцарии отправлять корреспонденцию прямо в Россию было невозможно. Зато ничто не мешало Ленину направлять письма в нейтральную Швецию; он знал, что дальше они точно будут отосланы в Петроград.

Когда разразилась Февральская революция, Ленин возложил все свои надежды на возвращение не на кого-нибудь, а на Ганецкого. Тот должен был, по замыслу Ленина, совершить чудо — любым способом вывезти Ленина из Швейцарии. В тот период он атаковал Ганецкого посланиями, и вот, наконец, Ганецкому пришла 7 апреля телеграмма из Берна, в которой Ленин в ликующем тоне кратко сообщал следующее: «Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрём пусть обязательно ожидают в Треллеборге… Ульянов».

Эта телеграмма по сути дела звучала как повеление двум ведущим членам шведского парламента от социал-демократической партии бросить все дела и срочно устремиться на встречу русских политических эмигрантов в маленький порт на окраине Швеции. Поглощенный хлопотами в Берне и в Цюрихе, Ленин совсем забыл, что надо было послать вдогонку другую телеграмму, уточнявшую дату и время прибытия. Ганецкому пришлось ломать голову над тем, как ему следовало поступить. Особенно его смущала необходимость обращаться к членам парламента. Он не знал, как эти почтенные люди отнесутся к предложению провести день или целых два дня в Треллеборге, ожидая прибытия парохода с русскими эмигрантами. Ганецкий вычислил, что если эмигранты выехали восьмого, то они должны будут прибыть вечером одиннадцатого. Оставив все дела жене, он выехал из Стокгольма в Мальмё. Оттуда до Треллеборга был час езды. Пароход пришел и стоял у причала, но ни Ленина, ни других его спутников Ганецкий там не обнаружил. Он вернулся в Мальмё и провел там весь следующий день и ночь в ожидании вестей. Но так и не дождался. Он уж начал было воображать, что немцы сняли Ленина с поезда и расстреляли. Почти потеряв всякую надежду увидеть Ленина живым, 13 апреля Ганецкий решился на один ловкий ход. Представившись начальнику порта как сотрудник Красного Креста, на которого возложена обязанность принять русских эмигрантов, он настоятельно попросил его выяснить количество прибывающих пассажиров, для того чтобы забронировать для них места в гостинице. Поверив ему, начальник порта тотчас же отправил капитану парохода следующую радиограмму: «Господин Ганецкий спрашивает, едет ли Ульянов, сколько с ним мужчин, женщин и детей».

Через двадцать минут с борта парохода пришло сообщение: «Господин Ульянов приветствует господина Ганецкого и просит его купить железнодорожные билеты для мужчин, женщин и детей». Точного количества людей в своих воспоминаниях Ганецкий не указывает — к тому времени он успел эту цифру забыть.

Получив ответ, Ганецкий кинулся звонить по телефону своим друзьям в Мальмё и жене в Стокгольм, затем купил билеты на поезд и занялся поисками какого-нибудь ресторанчика, где можно было бы накормить путешественников. Оказалось, что его жена незадолго до этого получила телеграмму, в которой говорилось: «Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг. Платтен, Ульянов». Позднее этой телеграмме будут приписывать историческое значение, как первой весточке о том, что Ленин благополучно пересек территорию Германии. Но Ганецкий уже получил приветствие от Ленина с борта парохода, так что эта весть не была для него новостью. После всех приготовлений он отправился на пристань и стал ждать. Пароход запаздывал.

Море было неспокойное, волны качали пароход. Многие путешественники страдали морской болезнью. Ленин, Зиновьев, Радек и Миха Цхакая разумно предпочли место на капитанском мостике, а не спустились в тесную общую каюту. В списке пассажиров они фигурировали под другими фамилиями, и капитан был сильно удивлен, получив телеграмму Ганецкого. Он стал спрашивать, есть ли на борту некий господин Ульянов. Ленин, боявшийся ареста с того момента, как пересек границу Германии и до самого прибытия в Петроград, естественно, встревожился. Он подумал, что его разыскивает шведская полиция, и поэтому спустился к себе в каюту, чтобы оттянуть тяжкую минуту, когда ему придется сдаться. Ганецкий так передает эти мгновения: «Ильич не сомневается, что его предположение оказалось правильным и его пришли задержать. Скрывать уже нечего, в море не выскочишь. Владимир Ильич называет себя».

Смеркалось, когда пароход причалил к пристани. Один за другим сошли на берег натерпевшиеся путешественники: лица серые от усталости, а у кого и зеленые, от морской болезни; кто с корзинками, кто с саквояжами, кто с котомками; дети плачут, кричат, матери стараются их успокоить… И если нашелся бы невольный свидетель, заметивший измученных скитальцев, сошедших с трапа парохода на берег в Треллеборге в тот пасмурный вечер под серым балтийским небом, он и на секунду не мог бы предположить, что это не бродяги, а самый настоящий боевой десант, который скоро, очень скоро захватит всю Россию.

Однако нельзя было терять ни минуты. Поезд в Мальмё отходил через четверть часа. Как всегда находчивый Ганецкий и тут нашел выход. Он прихватил с собой на всякий случай номер газеты «Politiken» с фотографией Ленина, подпись под которой гласила, что он является вождем русской революции. Ганецкий не преминул показать фото таможенникам, и это произвело на них должное впечатление. Они попросили его показать им, кто в этой группе Ленин, и даже не стали досматривать багаж. Путешественники сели в поезд. До Мальмё было рукой подать, и там их уже ждали. Шведские социал-демократы приготовили для них великолепный ужин — шведские смэргосы (закуски. — О. Н.). Изголодавшиеся за время долгого путешествия люди жадно набросились на еду. Но время снова поджимало. Трапеза в кафе гостиницы «Savoy» была непродолжительной. Они снова пустились в путь. Теперь им предстояло добраться поездом до Стокгольма.