Изменить стиль страницы

Поезд уже мчался на всех парах к границе, когда на Вильгельмштрассе пришла еще одна телеграмма от немецкого посланника в Берне. В ней он обращал внимание своего руководства на то, что русские эмигранты не предприняли никаких шагов, чтобы получить разрешение на въезд в Швецию. Из чего следует, уточнял он, что они полностью зависят от действий, которые должна предпринять немецкая сторона. Короче говоря, немцам еще предстояло использовать свои добрые старые связи в шведском правительстве, чтобы поезд с русскими был пропущен на территорию Швеции. Но пока это было только в планах. Дело было затруднительное, тонкое. Потребовалось даже вмешательство самого кайзера, которого постоянно информировали о том, как развивается эта история с Лениным. Кайзер предложил достойное решение вопроса, и, как обычно, самое простое. Оно состояло в том, что если шведы откажутся пойти навстречу германскому правительству, то, наверное, не так трудно будет направить поезд с русскими эмигрантами через линию фронта. В таком случае можно будет даже прихватить и остальных задержавшихся в Швейцарии русских. Еще более в его духе была и другая его идея — порадовать русских, проезжающих по территории Германии, раздав им листки с отпечатанным текстом пасхального послания его величества немецкому народу, то есть его последнего обращения к своим верноподданным по случаю такого праздника. Кроме того, он предложил вручить эмигрантам белые флажки для распространения в России, «чтобы просветить умы их соотечественников на родной земле». Но идее кайзера, осенившей его 12 апреля во время завтрака, не суждено было осуществиться. К тому моменту шведское правительство уже дало официальное согласие пропустить поезд на территорию своей страны. Мы никогда не узнаем, как отнесся бы Ленин к затее кайзера одарить большевиков его личным пасхальным приветствием, — до Ленина оно не дошло. А кайзеру, наверное, тактично дали понять (Диего Берген или кто-то другой из чиновников его министерства), что Ленин не расположен знакомиться с официальными документами германского государства.

Путешествие оказалось не из легких, хотя Крупская пишет, что оно обошлось без приключений. Но неприятные неожиданности имели место. На границе с Германией швейцарские таможенники реквизировали большую часть продовольственных запасов, главным образом сахар и шоколад, которыми снабдил путешественников Фриц Платтен. Объяснений не последовало. Немецкие таможенники повели себя еще более странно. Они согнали всех эмигрантов в залы для таможенного досмотра, женщин отдельно, мужчин отдельно, и те вынуждены были ждать в течение получаса, пребывая в полной неизвестности, что за этим последует. Конечно, эмигранты решили, что их всех арестуют. А Радек, который был австрийским подданным и считался дезертиром, был уверен, что его вот-вот поставят к стенке. Все считали, что Ленина арестуют первым, и поэтому старались сделать так, чтобы он был вне поля зрения немецких пограничников. Он стоял у стены, а его друзья образовали вокруг него нечто вроде живой стены. Что побудило немцев к подобным действиям, осталось загадкой. Наверняка Берлин телеграфировал на границу. Но телеграммы могли и опаздывать. Так Ленин на практике столкнулся с нечеткостью и проволочками в работе германских ведомств, а ведь для него именно немцы всегда были образцом высокой дисциплины. Потомившись как следует, путешественники наконец обрели свободу: раздалась команда, и им позволили снова занять места в поезде. Теперь они уже ехали по территории Германии.

Предварительно договорились, что Ленин с Крупской будут занимать отдельное купе. Это давало Ленину возможность спокойно работать в пути. Ленин немного поломался, но потом милостиво согласился. Соседнее купе занимала чета Сафаровых, Инесса Арманд, Ольга Равич и Радек. Радек пел песни, рассказывал анекдоты и обменивался шутками с Ольгой Равич. Он умел смешить и поддерживать остроумную беседу. Да и внешность у него была забавная: шевелюра кудрявых волос на голове, бачки, на носу — очки в роговой оправе; изящные, нервные руки, которыми он постоянно жестикулировал. Его неестественная, судорожная оживленность делала его похожим на обезьянку. Ольга так громко хохотала в ответ на его шутки, что Ленин, который не мог работать, если рядом шумели, не выдержал и решил положить конец их веселью. Твердым шагом он вошел к ним в купе, взял Ольгу Равич за руку и отвел ее в другое купе. Как всегда, он нашел «козла отпущения», хотя виноват был другой человек. Поступок, типичный для Ленина. После этого до конца пути Радек разговаривал исключительно шепотом.

Как правило, большевики были заядлыми курильщиками. Здесь, в поезде, они курили беспрестанно. Ленин буквально задыхался в табачном дыму. В конце концов он решил, что больше этого не потерпит, и запретил курить в вагоне, однако разрешил для этой цели пользоваться туалетом. Тут все поняли, что за место в туалете будет битва, и тогда Ленин решил выписывать билетики на право пользования туалетом по очереди. Началась дискуссия о правомерности данного акта, и кто-то высказал сожаление по поводу того, что с ними не было Бухарина — тот всегда мог точно определить легитимную меру дозволенного. Спор был недолгий, и ленинское правило возобладало. Им тогда и в голову не могло прийти, что эти билетики в туалет станут предвестниками той системы, которую он в недалеком будущем введет по всей России.

Пока Ленин писал, Крупская смотрела в окно. Поезд проезжал мимо городов и деревень, и она была поражена тем, как мало ей на глаза попадалось взрослых мужчин: в полях работали одни старики и старухи. Впечатление было такое, как будто вся немецкая молодежь исчезла с лица земли. Когда-то обильная, цветущая страна была опустошена войной; они ехали по пустыне. В поезде их прекрасно кормили, но за окном они наблюдали нечто совсем другое. Они видели, что в Германии царит голод. Их поезд был чем-то вроде «потемкинской» деревни, только на колесах, где им навязывали представление, будто Германия до сих пор победоносная держава. Но изгнанники знали, что такое нищета, их не обманешь.

Тем временем Ленин все больше уходил в себя. Он сидел, погруженный в задумчивость; казалось, он жил только мыслью о России. Иногда он вдруг спрашивал кого-нибудь: «Как думаете, сколько нам осталось жить?» Это его состояние объяснялось, видимо, тем, что, хоть он и верил в победу всемирной пролетарской революции, которая должна была произойти под его руководством, его тяготило предчувствие, что вместо этого он будет немедленно схвачен и повешен, едва сойдет с поезда в Петрограде.

Немцы исполнили все, как было задумано. Русские были надежно изолированы от местного населения и от сопровождавших, что дало немцам повод впоследствии гордо заявлять, что между русскими и ними не было проронено ни единого слова. С немцами общался только Платтен. Только ему было позволено выходить из поезда, чтобы покупать кипы свежих газет, на которые же жадно набрасывались его попутчики, а также пиво, до которого Ленин с Зиновьевым были большие охотники. Путешествие затягивалось из-за постоянных остановок и паровозных маневров. Поезд долго стоял в Карлсруэ и во Франкфурте, где они, как им сказали, не попали в расписание из-за опоздания. Здесь Платтен сделал большие закупки, а заодно решил отлучиться в город, повидаться с какой-то женщиной. Чтобы не терять время, он попросил двух немецких солдат отнести его друзьям газеты и пиво. С его стороны это было весьма неосторожно. Солдаты влезли в поезд и же наткнулись на Радека, который немедленно стал горячо призывать их к революции. Но в это время появились немецкие офицеры, положившие конец этой пропаганде. Дело могло обернуться неприятностями для пассажиров, но Радек успел улизнуть в свое купе рядом с Лениным, и все обошлось без шума.

В Берлине их поезд снова отогнали на запасные пути. Объяснение всем этим задержкам в пути по неизвестным причинам было найдено позже, когда были вскрыты архивы германского Министерства иностранных дел. Тогда выяснилось, что не знавшая, как правило, сбоя немецкая машина исполнительной власти на этот раз оплошала, сработав с опозданием. Произошло следующее. Немецкий посланник в Швеции получил сообщение о том, что шведское правительство разрешило русским въезд в их страну, 10 апреля во второй половине дня. А высокие чиновники в Министерстве иностранных дел — только поздно утром 12 апреля. Скорее всего, телеграмму от посланника положили в ящик и забыли. К полудню поезд с эмигрантами уже направлялся в небольшой город-порт Засниц, куда они прибыли к ночи. Немцы планировали, что путешественники там заночуют. В несколько зловещей телеграмме от Министерства иностранных дел говорилось: «Прибывающим предоставить приличное размещение на ночь в запертом помещении».