— И вы сюда? — Он насмешливо улыбнулся.

— И мы сюда, — рассмеялся Манюсь ему в лицо.

— Эту мелюзгу не запишут, — пробормотал Королевич, обращаясь к Скумбрии.

Тот рассмеялся:

— Ничего, пригодятся: будут нам мяч подавать.

— Когда будете его из своих ворот вытаскивать, — нашелся Манюсь и весело расхохотался.

Вслед за ним рассмеялись несколько подростков. Им понравилась веселая рожица Манюся, его лукавые глаза и острый язык.

— Ты из какой же команды? — покровительственно похлопав его по плечу, спросил здоровый верзила.

— Я с Воли, с Гурчевской улицы. Наш клуб называвши «Сиренка», запомни хорошо, еще не раз о нем услышишь.

— А я с Жолибожа. У нас команда первый класс, — похвастался детина.

Манюсь не хотел остаться в долгу. Состроив важную мину, он бросил мимоходом:

— У нас тоже солидная организация. Имеем хорошего тренера.

В глазах верзилы зажглось любопытство:

— Кто у вас?

— Стефанек. Вацлав Стефанек.

— Этот, из «Полонии»? Не может быть! — воскликнул верзила, с уважением взглянув на Чека.

— Брехня! — вмешался Скумбрия. — Нет у Стефанека другой работы, как такую мелюзгу тренировать!

Манюсь прищурился:

— Не веришь — приходи в среду в пять часов к нам на поле. Убедишься сам.

— Брехня! — повторил Скумбрия. — Ты стащил у него мяч, а он же тебя будет тренировать?

Манюсь весь ощетинился, точно готовясь к драке. Его раздражало то, что Скумбрия вмешался в разговор, и вместе с тем он чувствовал, что перехватил малость, рас: сказывая о тренере. Ведь на самом деле Стефанек только пообещал прийти к ним на поле, а о том, что собирается их тренировать, он не обмолвился ни словом. Это он сам. Чек, в своем воображении уже назначил Стефанека тренером «Сиренки». Да, нехорошо вышло! Но не мог же он не поднять брошенной перчатки.

— Что ты можешь знать, — крикнул он Скумбрии, — если два дня просидел в милиции? Стефанек подарил нам мяч и пообещал, что будет у нас тренером.

— Все равно вам ничего не поможет, — презрительно усмехнулся Королевич.

Манюсь уже собирался ответить острым словцом, но дверь с матовым стеклом широко распахнулась, и на пороге появился высокий, плечистый мужчина.

— Пять следующих! — закричал он.

Несмотря на шум, все его расслышали. У двери образовалась такая давка, что никто не мог протиснуться в комнату.

— Потихоньку, друзья, потихоньку, — стоя в дверях, успокаивал их журналист. — Не толкайтесь, а то мы прекратим запись. Прошу входить в порядке очереди.

Однако ни просьбы, ни угрозы редактора спортивного отдела не помогли. Толпа ребят с шумом продолжала напирать к заветной двери. Образовалась пробка. Темперамент юных футболистов взял верх над рассудком. Началась давка, подобная той, что бывает при опасном положении у футбольных ворот на соревнованиях в пригородах Варшавы.

Если бы не трезвый ум и не спокойствие журналиста, юные любители футбола разнесли бы весь коридор с. его сверкающими на дверях табличками.

Редактор Худынский загородил своей могучей фигурой вход в комнату и вытащил из кипящего котла пятерых растрепанных мальчишек. В числе их оказался и Манюсь. Обрадованный, что ему удалось так быстро пробиться к двери, он в то же время беспокойно озирался по сторонам, ища глазами остальных членов делегации. Вскоре, однако, мальчик успокоился.

«Неужто я настолько неграмотный, что не сумею записать команду в турнир?» — подумал он, комкая в потных руках шапку.

Очутившись перед широким, гладко выбритым лицом редактора Худынского, он по всем правилам щелкнул каблуками, откашлялся и, состроив приветливую и озорную улыбку, зачастил:

Мы, пан редактор, с Воли, с Гурчевской. Хотели бы записаться в этот турнир «диких»… Но мы, собственно, и не «дикие»… Мы организовали команду, которая называется «Сиренка».

Редактор, чуть приподняв лохматые брови, внимательно взглянул на Чека.

— А сколько тебе лет, приятель? — неожиданно спросил он.

— Мне? — запнулся Чек. — Четырнадцать с гаком.

Редактор ласково улыбнулся:

— А твоим товарищам?

— Ну, они, конечно, старше, — соврал Чек, чувствуя, что в расспросах редактора кроется какая-то опасность.

Журналист чуть отодвинулся и еще раз внимательно оглядел парнишку.

— Мне что-то кажется, что тебе и четырнадцати нет. А ребят моложе четырнадцати мы не допускаем к турниру.

— Мне нет четырнадцати лет?! — Лицо Манюся выразило возмущение. — Хотел бы я за каждый день после четырнадцати получить по злотому. — Он изо всех сил стукнул себя кулаком в грудь.

— Тогда покажи школьное свидетельство.

Мальчик помертвел. Однако, не желая обнаружить свое смущение, еще раз с силой стукнул себя в грудь.

— Не видать мне тети Франи, четырнадцать уже исполнилось. А если пан редактор не верит, прошу справиться у тети Франи.

— Покажи свидетельство, и я тебе поверю. — На широком загорелом лице редактора появилась укоризненная улыбка.

— В школу я не хожу, и никаких других доказательств у меня при себе нет.

Редактор развел руками:

— Жаль мне тебя, приятель, но никак не могу вас записать — молод ты слишком.

У Манюся все поплыло перед глазами. Рыдания подступили к горлу.

— Пан редактор! — взмолился он. — Если пан меня не запишет, меня выставят из команды: ребята только об этом турнире и говорят! Тренируются, стараются, а уважаемый пан редактор перечеркивает все наше будущее!

С губ журналиста исчезла укоризненная улыбка. Во взгляде появилась заинтересованность.

— Вы уже участвовали в каком-нибудь матче?

— Ну конечно, пан редактор! В воскресенье сыграли вничью с «Ураганом». У нас дельные ребята: и с мячом умеют обращаться, и к футболу у них большое пристрастие. Но, если они узнают, что их не допустили к турниру, тогда всё: клуб разлетится, игроки разойдутся по другим командам, а на Воле вместо футбола начнут играть… в прятки или в классы. В общем, печальная перспектива, иначе говоря — похороны спортивной жизни.

Редактор громко расхохотался:

— Если бы ты так играл, как умеешь себя отстаивать, было бы неплохо.

— А вы, пан редактор, приходите к нам в пятницу, в пять часов, тогда убедитесь, что это все правда, — подхватил Манюсь, видя, что дело еще не проиграно.

Он хотел было еще добавить, что тренирует их сам Стефанек, лучший игрок «Полонии», но вовремя остановился — тут рисковать было нельзя.

Журналист долго потирал пальцами гладко выбритую щеку и наконец махнул рукой.

— Ну ладно… Так как называется ваша команда?

— «Сиренка», пан редактор.

Редактор занес команду в турнирный список, записал адрес площадки и на прощание добавил:

— Хорошо, я приду, но, если увижу, что все это вранье, вычеркну вас без всякой пощады.

— Без пощады! — обрадованно закричал Манюсь, грациозно шаркнул рваными тапочками и пулей вылетел из комнаты.

За дверью его уже дожидались Манджаро и Кшись. По их надутым физиономиям можно было понять, что они обижены на товарища?

— Ну как? — взволнованно спросил Манджаро.

Манюсь весело подмигнул:

— Порядок… Ну и попотеть пришлось!..

— А почему ты нас не дождался?

— Радуйся, что тебя там не было. Ну и попотел я! — повторил Чек, отдышавшись немного. — Редактор не хотел нас записывать. Говорил, что мы еще молоды.

— Ну, и что же? — спросил Кшись.

Манюсь толкнул его в плечо:

— Ты что, не знаешь Чека? Все неприятности кончились. Я вам еще пропаганду устроил.

Ребята удивленно посмотрели на него.

— Пропаганду? Что ты болтаешь?

— А вот что: редактор придет в пятницу к нам на тренировку. Наверное, еще о нас что-нибудь напишет.

ГЛАВА IV