Я вернула меню Гюнтеру:

— Выбирайте сами. Я вам доверяю.

Он тут же схватил меня за руку:

— Достаточно ли, чтобы попросить остаться на ночь?

К немалой досаде, я почувствовала, что краснею.

— Нет… не в том смысле.

Он тихо сказал:

— Вы можете в любой момент передумать. Вечер еще не закончился.

Тут очень кстати подошел официант, и мы оставили скользкую тему, по крайней мере временно. Гюнтер изучил меню и обратился к официанту, заказывая еду и вино.

Кухня в этом уродливом отеле оказалась выше всяких похвал. Нежный прозрачный суп, потом форель и, наконец, маленькие кусочки белого куриного мяса в остром соусе со спаржей и молодыми грибами. В завершение трапезы нам подали слойки со свежей клубникой и набор сыров, удовлетворивший даже Гюнтера. Он прожевал последний кусочек камамбера, удовлетворенно вздохнул и вытер губы салфеткой.

— Теперь начинается часть вечера, которая мне не нравится, — сказал он.

Я подняла на него удивленный взгляд.

— Я должен оставить вас здесь и ехать за машиной, — объяснил он и с недовольной гримасой встал из-за стола. — Но ничего не поделаешь. Не думаю, что это займет больше получаса. — Его густые светлые волосы блестели на свету. Да и вообще он выглядел как воплощенная мечта любой девушки. Эдакий мистер Очарование. — Где вы подождете, в гостиной или в коктейль-баре?

— Думаю, в гостиной с чашкой кофе.

Пока я устраивалась в пустой гостиной у камина, он вызвал такси. Официант принес мне серебряный кофейник, чашку и сразу исчез. За ним вышел Гюнтер. Я осталась одна.

Сидеть в мягком кресле, пить горячий кофе и смотреть на пляшущие в камине языки пламени было очень приятно… только если и думать при этом о чем-нибудь хорошем. Поэтому уже через несколько минут я была на ногах, сделала несколько кругов по гостиной и остановилась у окна. Задние огни такси, на котором уехал Гюнтер, уже скрылись из виду, и за окном не было видно ничего интересного — только чернильная чернота окрестных полей и лесов.

Я как раз собиралась отойти от окна и налить себе еще чашку кофе, как где-то вдали вспыхнул огонек и сразу исчез. Я напрягла глаза. Следовало убедиться, что мне не померещилось. Через некоторое время огонек появился снова, на этот раз ближе. Я трусливо вздрогнула и застыла, не сводя глаз со странного источника света. Судя по его скорости и траектории, это была не фара машины. К тому же непонятный светильник был слишком далеко от дороги. Похоже, кто-то шел по склону холма в отель, освещая себе путь фонарем.

Я быстро отступила от окна. Ставшее уже таким знакомым чувство страха снова вернулось. Необходимо немедленно подойти к управляющему и сказать, чтобы он позвонил в полицию. Я поспешила к выходу, но у двери остановилась. А что, если это вовсе не Стивен Мейтланд? Да и как я объясню все случившееся управляющему? С моими-то знаниями немецкого языка. Кроме того… нет, это не может быть он!

Стараясь держаться у стены, я придвинулась к окну и, спрятавшись в складках тяжелой портьеры, осторожно выглянула в щелку. Огонька не было видно. Прошло несколько секунд, и я уже понадеялась, что все это лишь игра моего больного воображения, когда, увы, он появился снова. Теперь сомнений не осталось. Человек, который нес фонарь в руках, направлялся к входу в отель. Я даже забыла, что надо дышать, напряженно вглядываясь в темноту. Расплывчатый силуэт приближался. Даже на весьма немаленьком расстоянии ошибиться было невозможно. Это был Стивен Мейтланд.

Я выпуталась из портьеры и побежала в холл к стойке портье. Молодой человек в очках без оправы встал мне навстречу и теперь взирал на меня с искренним недоумением. Я выкрикнула:

— Полиция! Быстро! Schnell![7]

Откуда-то сзади меня донесся спокойный властный голос управляющего. Он поднял руку, жестом заставив портье замолчать, и вежливо улыбнулся мне.

— Was haben Sie gesagt?

— Rufen Sie die Polizei, bitte![8]

Управляющий еще раз улыбнулся и похлопал меня по руке. Я судорожно оглянулась и, стараясь, чтобы голос не дрожал, повторила свою просьбу относительно полиции.

Мужчины обменялись понимающими взглядами, но вместо того чтобы выполнить мою просьбу, портье позвонил в звонок за стойкой, и по лестнице сбежали вниз две горничные.

Управляющий заговорил с ними по-немецки, автоматически продолжая похлопывать меня по руке. На его физиономии явственно проступило раздражение.

Прежде чем я поняла, что происходит, меня вежливо, но твердо подхватили под руки и препроводили наверх. Весьма упитанная молодая дама, крепко державшая мою левую руку, издавала при этом успокаивающие звуки. В общем, со мной обращались так, словно я находилась не в отеле, а в сумасшедшем доме.

Чем настойчивее я требовала вызвать полицию, тем больше силы применялось. Портье бежал за нами с большим бокалом бренди и неуверенной улыбкой. Я с негодованием оттолкнула его руку — золотистые капли разлетелись по новому ковру.

К этому времени мы уже находились на втором этаже у открытой двери в мой номер. Я увидела связку ключей в руке управляющего и с ужасом поняла, что он намерен запереть меня в номере, как только им удастся затолкать меня туда.

За последние несколько дней со мной произошло слишком много неправдоподобных вещей, поэтому я даже не задумалась, почему персонал отеля ведет себя так странно… если не сказать — абсурдно. Ничему нельзя удивляться. И лишь в одном я была абсолютно уверена: я не позволю запереть себя в номере отеля.

Перестав возмущаться, я вежливо улыбнулась. Четыре встревоженные физиономии нервно улыбнулись в ответ. Я с благодарностью приняла бокал с бренди, извинилась за причиненные неудобства и села на кровать. Когда немцам стало ясно, что припадок кончился, горничных отпустили. Я снова улыбнулась и рассыпалась в извинениях. Управляющий издал набор каких-то звуков, которые, судя по всему, должны были означать, что он все понимает. После чего он и портье направились к выходу. Я пошла с ними к двери, утирая лоб и знаками показывая, что хочу оставить ее открытой, потому что очень душно. Управляющий явно сомневался. Я снова растянула губы в улыбке, продемонстрировав все до единого зубы. Наконец, пожав плечами, он удалился, а я вернулась в комнату и села, потягивая бренди и делая вид, что абсолютно счастлива.

Лишь только стихли звуки их шагов, я вскочила, схватила пиджак, побросала в сумку вещи, которые успела распаковать, и осторожно выглянула в окно. Там ничего нельзя было разглядеть, но главное — там не было доброжелательных огней «мерседеса» Гюнтера.

Я напряженно прислушивалась к звукам из холла на первом этаже, но было тихо. Значит, Стивен Мейтланд до сих пор снаружи. Но сколько он еще там пробудет?

Он никак не мог прийти из Нордлингена пешком: вероятно, доехал до подножия холма, припарковал машину в стороне от дороги, так чтобы ее не было видно, а дальше отправился на своих двоих.

Я вспомнила, что на ферме он оставил ключи в замке зажигания. Можно ли надеяться, что он снова проявит такую же небрежность? Пожалуй, стоило рискнуть. Не могла же я остаться здесь, как кролик в ловушке. Лучше действовать, чем сидеть сложа руки. Если я сумею уехать на его машине, то непременно встречу Гюнтера, а Стивен Мейтланд попадет в дурацкое положение.

Выйдя в коридор, я убедилась, что там никого нет. С первого этажа доносились какие-то приглушенные звуки. Понятно, что я не сумею выбраться незамеченной из отеля через холл. Поэтому я на цыпочках пошла в обратном направлении от главной лестницы по длинному коридору, который поворачивал налево. Там находились три двери, а в дальнем конце возвышалась глухая стена. Я открыла две, но за ними оказались спальни, не имевшие другого выхода. Третья вела в небольшую кладовку, в другом конце которой, почти невидная за инструментами строителей и лестницами, находилась стеклянная дверца, выходящая на узкую заднюю лестницу.