В крови ни малейших следов алкоголя, наркотиков или еще чего-нибудь постороннего. Не пила, не курила, не нюхала, не кололась… Тихая девочка.
Что же получается?
Пришла в квартиру, заварила чай (приготовила две чашки — явно ждала кого-то), выпила и…
И что дальше?
Распахнула окно и бросилась?
Распахнула окно, забралась на подоконник и поскользнулась?
Распахнула окно, а неведомый (и бесплотный! никаких следов не оставил!) злодей в это время за ноги дернул?
Или — как в одном классическом детективе — дождавшись, пока Тата заберется на подоконник и высунется наружу, злодей двинул ее чем-то с крыши?
Впрочем, нет. От толчка сверху на теле какой-никакой след да остался бы — на шее, на затылке, на спине.
Или психиатрическое светило все-таки ошибалось, и галлюцинации у девочки были настоящие? Ну, в том смысле, что ничего она не сочиняла, а? Тогда вторая чашка очень даже в тему.
3.
Если человек хочет что-то сказать, он непременно скажет. Если не хочет — тем более скажет.
Зигмунд Фрейд
— Наташа, почему посторонние в приемной? Где договор с «Марсом»?
Лысый череп блестел, как шар для боулинга (хм, а разве они розовые бывают?) — только над ушами туманился наивный белесый пушок. Глаза, впрочем, глядели жестко, почти жестоко. И вообще безутешный муж (то есть — вдовец) Александр Викторович Каменщиков производил довольно угрожающее впечатление. Кинг-Конг в офисном костюме. Фамилия Каменщиков подходила ему изумительно.
А вот Наташины родители явно ошиблись — ей бы Клеопатрой называться: смоляное «египетское» каре, кошачьи глаза с яркими черными стрелками, узкие алые губы.
Конечно, я попыталась нежного супруга разговорить. Ни про родственников (мало ли какие у них отношения), ни тем более про шефа упоминать не хотелось, поэтому распиналась о том, что просто так люди из окна не падают, а милиция, конечно, ничего не предпринимает, далее со всеми остановками. Вотще.
— Бросьте свое… расследование, — Александр Викторович выплюнул это слово так, будто в нем было не две «с», а по меньшей мере восемь. — Вам, журналистам, лишь бы в сплетнях поковыряться. Прекратите, ясно? К милиции у меня претензий нет. Тату не вернешь, а всем и так тяжело.
Не мужик — бастион. Великая Китайская стена. Форт-Нокс.
— Извините, Александр Викторович, — секретарша («по совместительству» та самая ближайшая подруга Таты) подала начальнику синюю папку, достала из шкафа мою куртку, неловко, кучей, сунула ее мне в руки, пожала виновато плечами…
Мне оставалось только удалиться. Куртку натянула уже в коридоре, автоматически сунула руку в карман… Шуршит что-то…
Бумажную четвертушку пересекала корявая строчка: «Я работаю до пяти».
Ага, значит, лучшая подруга совсем не такая упертая, как безутешный вдовец. Вот и славно.
Правда, я собиралась, пока светло, глянуть на место происшествия. Но, во-первых, снегопада вроде не намечается. Во-вторых, «светло» — понятие относительное, низко нахлобученные облака превращают день в почти сумерки, а фонарей там, скорее всего, нет. И, в-третьих, милиция и без меня все осмотрела, так что «визит» все едино формальный. А посему — подождет до завтра.
Ну, нет худа без добра.
Курилка — традиционный клуб любого офиса — обнаружилась на лестничной площадке: просторная, чистенькая, стоячих пепельниц аж четыре штуки, только кожаных диванов не хватает.
Сухопарая дама в безукоризненном английском костюме бросила в мою сторону короткий, но абсолютно «фотографический» взгляд. Ее собеседница, полная, коренастая, в ажурной пушистой кофточке с блестками и оборочками, увлеченно дирижируя тонюсенькой сигареткой, меня, кажется, даже не заметила.
— А я тебе говорю, она всегда себе на уме была. Тихоня, воды не замутит. Ах, бродячая собачка, ах, голодная, ах, котенок бездомный, ах, надо его пристроить! Глазки вниз, спасибо-пожалуйста, аж противно! У меня невестка такая же, я про этих тихонь все знаю. Книжки они читают! Мечты мечтают! Вот и домечталась!
— А ты не думаешь, что Каменщиков, — «английская» дама произнесла фамилию так тихо, что я скорее угадала ее, нежели услышала, — ее довел?
— Да ладно! — «пушистая» энергично махнула рукой. — А чего она хотела? Думала, он прынц бельгийский? Пылинки с нее будет сдувать? Все мужики от законных жен налево ходят, у них натура такая, не переделаешь.
— Вот именно, — сухо подытожила «англичанка».
Дамы синхронно погасили сигареты и удалились.
Как интересно! Точка зрения офиса почти дословно совпадает с мнением психиатрического светила. Вот только светило и сейчас считает всю эту р-р-романтику демонстрацией…
4.
Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю кошек
Бенедикт XVI
Шуганув громадного дымчато-серого кота, Наташа приготовила чай и пригорюнилась.
— Это же я ее сюда на работу устроила. Саша… ну, Александр Викторович ко мне клеиться начал. Не ссориться же с начальством. Место отличное, платят хорошо. Вот я и пожаловалась, что устала, ушла в отпуск, чтоб с глаз долой, понимаете? А на замену Татку привела. Думала, мужикам ведь все равно, пусть на нее переключится. Вот и переключился…
— И Тата не возражала против такого?
— Да ой! Я еще в школе ей мальчиков сплавляла. Она ведь тихоня… была. Ни с кем сама не знакомилась. Если б не я, так монашкой и ходила бы. Ой, что ж я говорю-то!
— Значит, вы давно дружите?
— Да еще с детского сада! Мы же соседки. Подъезды разные, а квартиры рядом. С моего балкона до ее кухни рукой подать. Я теперь туда и выйти не смогу, придется квартиру менять.
Я все-таки вышла. Стеклянная клетка, фигурные решетки по торцам, на них вразнобой цветочные ящики.
— Как же вы до цветов-то добираетесь?
— Рамы на лето снимаю. Да что уж теперь?
Кот, воспользовавшись нашим отсутствием, копался в углу комнаты, яростно царапая ковер. Наташа выставила его в прихожую, вздохнув:
— Весна скоро, Пушок опять беситься начал, — она потерла темную ссадину на левой ладони и поморщилась. Потом опять вздохнула:
— Нас еще Тата-Ната звали… Господи! Ну я же не знала, что он такой козел!
— Так вы думаете, Тата из-за него?
— А как же! Она же влюбилась как… как… как ненормальная. Сашенька то, Сашенька се. А Сашенька после свадьбы сразу соскучился, давай по сторонам поглядывать. Татка последнее время сама не своя была. Ах, Сашенька так изменился, смотрит на меня, как на пустое место. Переживала она ужасно. И врач бестолковый попался. Я тогда за канцтоварами ездила, встретила ее, она мне пожаловалась, что даже врач ей не верит. В общем, здорово на нервах была. Только когда о беременности узнала, вроде расцвела. Звонит мне: давай посидим, отметим…
— Значит, в этой квартире она с вами собиралась встретиться?
— Ну да. Только мы на шесть договаривались, мне в налоговую надо было, это долгая история. А она почему-то раньше пришла… Знаете? Я думаю, после меня она ему еще звонила, и он ей чего-нибудь такое сказал, что… Или вы думаете, что он за ней шел? Тетя Надя говорила, что видела его тогда…
— Тетя Надя — это консьержка?
— Ну да.
— А она как, видит нормально? Наверное, старенькая уже?
— Да у нее глаз орлиный, через три стены все разглядит, не то что через дворик.
5.
Устная речь — наиболее доступная форма передачи информации
Герасим
Следующий день выдался ясным и ярким, почти апрельским, правильно я вчера «на место происшествия» не пошла! По солнышку-то даже в мороз гораздо веселее.
«Соседний» дом, консьержка которого в тот самый день видела Александра Викторовича, правильнее было бы именовать «домом напротив». Практически подъезд в подъезд, метров пятьдесят, не больше, на таком расстоянии среди бела дня не обознаешься.
Позвонив, я на суровый вопрос «кто там, в какую квартиру?», каюсь, слегка приврала:
— Наташа сказала, хорошо бы с тетей Надей поговорить…
Замок сразу бибикнул — мол, открываюсь, входи.