— Чертов Дженсен Перехватчик! — приговаривает он. — Надо же — снова встретиться! А ты ведь теперь чертова знаменитость!

— Ага, просто охренеть! — соглашаюсь я с Гибсоном.

— Поразительно, через что тебе пришлось пройти, — говорит Гибсон. — Ну и как это, подорваться на бомбе?

Я пожимаю плечами. Этот вопрос задавали мне уже тысячу раз с тех пор, как я вышел из больницы и вдруг обнаружил, что стал чем-то вроде чертовой мини-знаменитости.

— Больно, — отвечаю я Гибсону.

Он начинает хохотать так, что у него из его носа лезут сопли, как будто я отмочил самую смешную шутку в его жизни.

— Ну, ты, черт, смешной! — говорит он. — Ну что, давай оттянемся, что ли, по-настоящему? Что скажешь?

И мы оттягиваемся. И постепенно мы с ним довольно прилично набираемся, хотя продолжаем сидеть тут же у стойки бара. Гибсон слушает, как я рассказываю ему о том, как работает наше гребаное общество, о том, как «Единство и Успех» направляет в нужное русло конфликт в душе каждого из нас. Я рассказываю ему о том, что «дерма-души» специально делаются так, чтобы через какое-то время они ломались.

— Твою! — кричит он, услышав это. — А у меня модель 04.

— Не, это фигня, — говорю я ему. — Барахло полное. Тебе нужно взять модель пятьдесят четыре. «Ноль четвертые» сделаны так, что будут ломаться каждые три месяца; четвертной вентиль в них из дерьмового пластика, который не выдерживает нагрузки.

Модель 54 тоже, между прочим, дерьмо, но я не собираюсь говорить ему об этом. Всему свое время. Ему еще нужно пройти, так сказать, курс ученика, как в свое время прошел его я. Ему придется учиться постепенно.

Я решаю идти домой. Гибсон дает мне свою визитку.

— Если захочешь еще отдохнуть, позвони, ага? — говорит он.

На карточке написано: «Гибсон Стратолайнер, отдел общественных исследований».

— Крутая у тебя фамилия, друг, — говорю я, потому что я и не знал, что его зовут Гибсон Стратолайнер.

— Угу, — отвечает он. — Спасибо. Но не такая крутая, как у тебя, да? Да и ты сам офигенно крутой.

— Угу… Ну ладно. Увидимся, — говорю я.

Удивительно, но раньше я бы ни в коем случае не ушел бы от «Звездных сучек», не набравшись как поросенок. Но без Федора все это стало как-то бессмысленно.

Придя домой, я включаю свой большой экран и заваливаюсь в кресло, собираясь посмотреть «Порно Диско»… Но, оказывается, что это меня не особенно и интересует. На меня лишь нападает дремота.

Смотря вполглаза порношоу — все эти задницы, груди и члены по всему экрану, — я начинаю думать, что все то, что происходило раньше, вроде как на самом деле и не происходило вообще. Что, между прочим, очень даже удобно, если как следует раскинуть мозгами. Я хочу сказать, кто же захочет постоянно думать о том, что произошло год или десять лет назад? Если ты будешь думать обо всем том, что произошло раньше, обо всем плохом, обо всех убийствах и горах трупов, и костей, и человеческой пыли под своими ногами, то сойдешь с ума. Посмотрите на Рега. Что хорошего ему дали его постоянные мысли об этом гребаном прошлом? Если ты сделал что-то плохое, просто забудь об этом и живи дальше. То, что случилось вчера, случилось вчера. Тебе нужно думать о том, что происходит прямо сейчас или, может быть, о том, что произойдет завтра. То же самое касается и будущего. Нет никакой пользы много думать о будущем. Пусть думают те, кто знает, как это делать. Ты довольно скоро превратишься в гниющую плоть под землей, и тогда все это уже не будет иметь никакого, на фиг, значения — все то, что ты делал или говорил.

А это значит, что есть только сейчас. Сейчас — то самое место, главное место. Не стоит застревать в прошлом, как мартин-мартинисты, по-прежнему озлобленные и чокнутые, по-прежнему причитающие о том, что произошло годы и годы назад… Все это лишь заставляет их бегать кругами и создавать все эти проблемы и несчастья с бомбами.

Я начинаю дремать в своем кресле. Выйдя из больницы, я завел новое кресло, чтобы как-то поднять себе настроение. Кресло фирмы «Спиноза», прямо с фабрики. Оно идеально подходит к моему (тоже, на фиг, очень крутому) костюму, который мне сшила персонализированная пошивочная той же «Спинозы»…

Потом я просыпаюсь в этом самом кресле и смотрю на экран. Изображение на нем перестало мелькать — там теперь только какой-то стоп-кадр. Но как только я поднимаю на него глаза, он превращается в мутное пятно помех, а потом экран мигает и чернеет. Но я видел, кто там был на экране.

Это был Мартин Мартин. Пытался затянуть меня назад. Но я не хочу возвращаться к нему. Я больше не хочу никаких фаршированных мозгов и никаких бомб. Мне все это надоело. Я закрываю глаза и чувствую, как ко мне приходит сон, будто из огромного черного океана поднимается огромная черная волна.