Моё внимание привлекла ещё одна группка дю... дюлек, что ли: Розетта и её бравые лучницы (вернее, уже Настины). Худенькие, подвижные, под стать очаровательно - костедробильному эльфу, некоторым грудь даже не мешала натягивать тетиву. Зато у других... в общем, ничего луки, крепенькие. Я подошёл полюбопытствовать, и Розетта с такой кривенькой усмешкой, как сын на Ивана Грозного с загипсованными обеими руками протянула свою новую игрушку. Корпус был сделан из очень жёсткого материала, чем-то напоминающего кость, я даже окинул взглядом помещение: какое чудище раскурочили амазонки, чтобы добыть это чудо. Тетива из какого-то шнура, попробовал... Можно было бы подтянуть. Впрочем, это для девушек. Взвесил в руке стрелу.

  - Наконечник нужно сделать потяжелее... А так ничего, мы ведь не в поле, и не нормативы Робин Гуда сдавать собираемся, - подмигнул Насте, рассеяно улыбнулся, вспоминая своё "индейское" детство, Чингачгука и прочих могикан, томагавк, вырытый против бледнолицых с соседнего двора. - Эх, наконечник бы наточить, - проговорил про себя, щупая тупую галечную насадку.

  - Что-что наточить? - встрепенулась Настя, а я испуганно захлопнул рот - этим живодёрам только подкинь идею, быстро из гадов ёжиков наделают летательных... то есть, летальных.

  - Нет-нет, всё нормально, хорошие луки, а... позвольте-ка полюбопытствовать насчёт вашей меткости, - скорчил свою самую неотразимую улыбку и ослепил блеском зубов всех девчонок. Только у Розетты оказался стойкий иммунитет на меня.

  Шагах в двадцати стояла замысловатая конструкция, на которой новоиспеченные лучницы до моего прихода тренировались и сейчас произвели по выстрелу. Одна не попала совсем, отчего-то смутившись моего пристального внимания, остальные же более-менее зацепили мишень. Я похмыкал, но лицо постарался удержать в нейтральном положении - незачем расстраивать эти чудесные создания. Показать бы, как надо... Не то чтобы я сомневался в собственной меткости... да негоже командиру лицом в грязь при чистых-то носочках.

  - Ничего, ничего... Дай-ка, - протянул руку ближайшей девушке.

  Уперев один конец лука в пол, согнул его и набросил ещё две петли на край. Вот теперь тетива имела должное натяжение. Положил стрелу, прицелился, оттянул тетиву, аж жилы заскрипели, приподнял чуть-чуть носик наконечника и... Выстрел.

  Шух! - мишень дрогнула, почти от средины со звоном отлетела стрела, и конструкция, замерев на мгновение, завалилась назад.

  Я даже не смотрел в сторону девушек, этак прищурено глядя вслед стреле.

  - Ну вот, что-то вроде этого, - проговорил нехотя. - На, держи, - вернул лук. - Кстати, - резко повернулся к Розетте - девушка ловко смяла удивление, разгладила лицо в спокойном внимании, вот только носик её подрагивал, словно в волнении, - а вы навесом пробовали стрелять? Очень удобная вещь, особенно в баррикадных потехах.

  - Это как? - уточнила любопытная Настя, пока Розетта обдумывала достойный ответ мне.

  - А вот так.

  Прошёл к заваленной конструкции, отодрал сегмент, похожий на большой горшок и поставил его за мишенью. Вернулся, снова одолжил лук с хорошо натянутой тетивой, прикинул траекторию и силу натяжения (ветра здесь не было), выстрелил.

  Девушки заворожено следили, как стрела стремительно несётся вверх (благо, потолок позволял), на мгновение зависает вверху и потом резко падает вниз...

  Восторженные охи и ахи, а я хмуро потребовал ещё одну стрелу, ибо предыдущий выстрел, не взирая на бурную и положительную реакцию зрительниц, оказался банальным перелётом.

  Щёлкнула тетива, обожгла пальцы...

  Фьюить - и стрела влетает в макушку мишени... Сила инерции такова, что мишень зашаталась, но устояла. Тьфу ты! Недолёт.

  Вот же ж стрелок косоглазый! Девушки настороженно затихли, когда я поставил третью стрелу и стал плавно поднимать лук вверх. Настя побежала к мишени, стала в сторонке, но я уже ни на что не обращал внимания кроме застывшего от обилия нелестных слов куска пластика. Огонь! Ну же, ну же!

  Стрела исчезла за мишенью, и раздался характерный звон.

  - Есть! - вслед удару донёсся радостный крик Насти.

  Я мысленно утёр чело, скупо улыбнулся, вернул лук и вразвалочку пошёл прочь. К своему наблюдательному пункту. Сил моих больше не было на что-то ещё. Хватит с меня осмотров. Мой скептический, упаднический взгляд вряд ли более укрепит баррикаду, а вот конечности уже подкашиваются и в голове лёгкий туман... Что-то знакомое... Мужик под шафэ...

  Оказывается, вставляет это замковое предприятие. И я снова ухмыльнулся, вспоминая фокусы с луком... Или луковые фокусы?

  До чего же мужики охочи повыпендриваться! И я не исключение. Если разобраться, то я нахрапом побил свой детский рекорд. Попроси кто-нибудь повторить попадание по кастрюле - и не повторю... Зато как эффектно! Девчонки - симпатюли, горе-лучницы аж пищали от восхищения! Грудь так и хотелось развернуть, как меха баяна и исполнить нечто залихватское, типа: "Вдо-о-оль по Питер-ской!" или торжественно-помпезное: "Союз нерушимый...". Может хоть чуть-чуть меня Розетта зауважает... посмотрит глазками тёплыми на меня, пацифиста долбанного, проведёт ручкой убийственной по щеке и скажет: "Не желаешь ли, Рикушка, поучаствовать в броске через бедро?" А потом, когда хрустнет позвоночник, нежно вправит челюсть и участливо поинтересуется: "Как ты себя чувствуешь, милый?" Естественно, прекрасно! И вообще, мне здесь удобно на полу, не надо меня никуда тащить и окатывать холодной водицей, сейчас чуть-чуть проморгаюсь и смогу встать на четвереньки... Садись, дорогая, я уже закусил удила... Вот она, семейная идиллия.

  Кривая ухмылка устало сползла с моей подвижной хари, когда я устраивался между Дядей и Гермесом у Командирской точки, с которой скоро я буду руководить очередной замковой битвой. Тараканьи бега и паяльная лампа под пятки... Грустно. Где справедливость? Меня, праведного алкоголика заставляют работать совершенно не по профилю... А я в который раз поднимаю трясущиеся лапки и шепчу молитвенно: "Господи, сделай так, чтоб всё было нормально. Чтобы все остались целы: и мы, и гады, какими б гадами они не были. Чтобы никому не было больно, ибо никакая игра, никакой азарт не оправдают боль и причинённое горе! Чтобы меньше на Земле и в Замке стало злости, ибо злой человек - это неправильно. Чтобы все обрели в душах покой, потому что только внутренняя неудовлетворённость и неспокойствие толкают на плохие поступки..."

  - Вам плохо?

  Мне показалось, что я сплю, услышав такой простой, человеческий вопрос. Не припомню, когда мне его задавали раньше... Это было давным-давно, и касалось, кажется, похмельного синдрома. Конечно! Мы же гордые, стальные... натянутые пружины. И неурядицы, неуверенность легче спрятать за ёрничаньем и кривой ухмылкой всезнающей, всепонимающей и только-только сбрившей усы Моны Лизы...

  Кто-то настойчиво коснулся моего плеча, и я неуверенно развернул в необходимую сторону ту часть организма, в которую ем. И на которой крошки, остатки салата, бутербродные комбинации - и прочее съедобное и не очень ясно формирует мимику, поверхностную часть айсберга внутреннего состояния.

  - Что-то случилось? - встревожено пошевелил губами Дядя; звук же до меня доносился, словно сквозь вату.

  - Да... нет. - Язык вяло покатал во рту горькую слюну.

  - Но у вас такое лицо... - он задумчиво приподнял глаза. - Будто у вас разорвался аппендикс, а вы забыли позвонить близкому человеку и поздравить его с днём рождения.

  Его сравнение на мгновение вырвало меня из дремотной безысходности, в которую я погружался с каждой секундой, словно проваливаясь в зыбучие пески - хватаешься за, казалось бы, спасительную песчинку, а она, как миллиарды похожих, тоже обваливается, погребая беспокойный, кровесодержащий бурдюк под себя.

  - Интересно... - невнятно пробормотал, снова прикрывая глаза от нестерпимо яркой реальности.