— Благодарю, — качнул головой Владыка. — Но я лучше поспешу. Мне думается, что стоит как можно быстрее посетить королевский двор Солькиса, а затем вернуться в Храм. Я нужен последователям Дня, ищущим надежду в его стенах.
— Как вам будет угодно. Ваших сопровождающих снабдят всеми необходимыми припасами для продолжения путешествия, — Агриф, не глядя по сторонам, повелительно махнул рукой, и сразу же слуги, чутко ловящие каждое желание Падишаха, бросились исполнять его волю. — Верю, что вместе нам удастся противостоять всем угрозам.
— Я тоже в это верю. Да пребудет с Аркиранисом свет Великого Дня! — после этой ритуальной фразы Владыка развернулся и решительным шагом пошёл к выходу из королевского сада.
Агриф прищуренными глазами долго смотрел ему вслед, затем лёгким жестом подозвал своего визиря, который всё это время тихо держался позади.
— Пусть он делает, что хочет, его задумка нам тоже не помешает, — проговорил Король-Падишах. — Но мы поступим и по-своему. Гонцы с официальным посланием к брату нашему Иарнию готовы?
— Да, мой повелитель, — чуть поклонился визирь. — Они ждут вашего слова и в любой момент готовы отправиться в Лину, а оттуда — в Джантру.
— Пусть едут, — обронил Агриф и, не глядя больше ни на кого, пошёл к дворцу.
Он был уверен, что, несмотря ни на какие отношения с Повелителями Ночи, император Риаджанга, его родственник, не ответит отказом на его просьбу. Главное, чтобы решение принимал именно Иарний…
Всё шло как по маслу!
Выйдя за ограду королевского дворца в Иш-Фареме, выстроенного из угрюмого тёмно-серого камня, Шорх решил немного побродить по темнеющим и пустеющим вечерним улицам ниферской столицы. Раны Гасителя только-только успокоились, перестав донимать его тягучей ноющей болью, и телу хотелось движения.
Прошедшая встреча с королём Хагдингом была результативной и ещё больше склонила чашу весов на сторону Мрака. Властитель Нифериса не отказался от ранее данного слова. Он был искренне рад представившейся возможности поквитаться с ненавистной Актиканией за позор поражения десятилетней давности, которого не вынес его отец. И вот, буквально за несколько минут до Шорха, из тех же самых ворот дворцовой ограды на резвом скакуне вылетел гонец с гербом и флагом Нифериса на одежде. Он направлялся в столицу Актиканского союза и нёс грамоту короля Хагдинга об объявлении войны. В ней доводилось до сведения актиканского монарха в весьма витиеватых и не совсем дружелюбных выражениях, что Ниферис намерен получить обратно все княжества, присоединённые Актиканией после битвы при Распаде.
Чуть позже, ночью или же поутру, чтобы дать фору первому, ещё один гонец должен был выехать в Харефас. Местному князю, десяток лет упивающемуся независимостью, ставился ультиматум: или он признаёт Хагдинга своим сюзереном, и Харефас снова входит в состав Нифериса (а значит и ведёт военные действия на его стороне) или война объявляется и ему.
Пикантность ситуации заключалась в том, что начало конфликта с актиканцами, состоящими в военном союзе с Мадженси, означало, что Ниферис объявляет войну и Мистарте с её грозными легионами и неудержимыми магвоями (что, собственно, и останавливало Хагдинга все эти годы). И именно здесь решающую роль сыграл Шорх, заверивший ниферского короля в полной поддержке Риаджанга, Второго континента и Анклава форлов. Басилевс Иарний был заранее подготовлен к этому стараниями Версафия, и две полные имперские дружины, стоящие у Срединной межи в районе захваченного и надёжно удерживаемого Скорта, ждали лишь сигнала, чтобы выступить на помощь войскам Иш-Фарема. А несколько отобранных лично Гасителем форлов уже тайно проникли в актиканские земли и готовы были проредить высшее командование армии Союза.
Начиналась интересная игра и на юго-востоке Первого континента. Игра, которая принесёт новые смерти и разрушение, наилучшим образом подготавливающие Накельту к приходу вечного Мрака.
Делал ли Шорх это с радостью? Или со спокойным осознанием своего предназначения как Гасителя, какого ещё не видел мир? Или же то было бесчувственное любопытство экспериментатора, пробующего подвластные ему силы и не думающего о моральной стороне своих опытов?
Шорх пока и сам не мог ответить точно, хотя ему казалось, что в большей степени это второе. Он родился Гасителем, так повелел Мрак, и можно ли спорить с выбором могучей первостихии, уставшей от бесконечной грызни Дня и Ночи?
Чем дальше развивались события, ход которым дала их с Ульнэкой воля, чем глубже погружалась Накельта в хаос войн, бед и несчастий, тем чаще и дольше думал Шорх над этими вопросами. Смешно. Любой, кто смотрел на непроницаемое лицо Гасителя со стороны, кто знал его безмятежную целеустремлённость, даже представить бы себе не мог, что этого человека (да и человека ли?) занимают такие «мелочи». Занимают и заставляют думать о своём месте, роли, предназначении во всей этой надреальной коллизии четырёх первостихий.
Он, человек, который родился и вырос в грязи, нищете, унижениях, побоях, который десятки раз мог умереть ещё в сопливом детстве, теперь вершит судьбы держав и народов. Так что он такое: бездушное орудие силы, которой нет никакого дела до людей, их жизней и судеб, или же одинокий в душе человек, мстящий всем вокруг за ужасы собственного прошлого? Шорх страшился того, что правдой может оказаться второе. И всеми силами старался не применять свою мощь и власть сверх той меры, которая была необходима для исполнения предначертанной ему роли Гасителя. И больше всего его коробили поступки людей, сознательно и с удовольствием жаждущих проявить свою силу в издевательствах над другими. Ведь их-то не заставляло совершать гнусности и подлости никакое тёмное предназначение. Только собственная мелкая душонка…
По иронии судьбы, именно с такими людьми Шорху и приходилось чаще всего иметь дело для достижения своих целей. Саргеж и Версафий, Кирос и Ашур — все они были противны Гасителю, но без них было бы трудно, если не невозможно, исполнить волю Мрака. Поэтому Шорху приходилось в какой-то степени даже заботиться об их благополучии. По крайней мере, до поры…
Подобных людей Шорх встречал часто и повсеместно. В низших слоях общества, в повседневной жизни, на улицах их было не больше и не меньше, чем в высших кругах, в королевских дворцах и властных органах. Различались лишь масштаб подленьких целей да используемые для их достижения средства.
Вот, например…
Свернув в какой-то безлюдный тёмный переулок, шедший спокойным прогулочным шагом Гаситель вдруг остановился, отступил в тень под навесным балконом обшарпанного здания и вгляделся в почти неосвещённый тупичок, откуда доносился столь знакомый уху звон стали.
Трое мужиков — один очень высокий, двое пониже — то поочерёдно, то скопом нападали на кого-то, значительно уступающего им в габаритах. Верзила размахивал солидным топором, остальные орудовали мечами. Качество оружия и старых-престарых частей доспехов на этих людях оставляло желать лучшего, как и их воинское мастерство. Шорх быстро сообразил, что видит перед собою обычных городских разбойников, промышляющих в таких вот тёмных закоулках. Кому-то сильно не повезло оказаться их очередной жертвой…
Когда Гаситель из любопытства пригляделся к этой самой жертве, он с удивлением понял, что это молодая женщина. Двигалась она на удивление ловко и мастерски фехтовала изящным мечом с длинным узким лезвием, успешно сдерживая натиск троих громил. Чёрные волосы разлетались в такт её прыжкам, уклонам, выпадам, хлеща по плечам и спине. Девушка не отвлекалась ни на что, полностью сосредоточившись на схватке. И Шорх ясно узрел, что ей это не впервой, она умела и могла за себя постоять, физически и психологически готова была драться против превосходящих её по силе и числу противников. Такие люди Гасителю нравились, в отличие от ублюдков, втроём нападающих на хрупкую, показавшуюся им беззащитной девушку…