В силу врождённого недостатка глухонемой маг всегда был склонен к внутреннему диалогу с природой, который вёл посредством ярких образов. Он всегда был где-то посредине… Так почему бы не попытаться понять и День, и Ночь, примирить их хотя бы в самом себе?

Мысленно «прикоснувшись» к плотному комочку тьмы, старик попытался ощутить его суть. Сразу это не удалось, зато маг почувствовал некую тягу, будто сила Ночи куда-то звала его. Эль-Ифарху показалось, что кто-то мягко тянет его за рукав. Сначала он даже подумал, что это собака ухватила грубую ткань рубахи зубами и пытается растормошить задумавшегося человека. Но псина продолжала смирно лежать подле очага. И маг осознал, что тянет его та самая новая сила, которую он старается познать.

Поддаться? Последовать за ней?

Было немного страшно. Но старик рассудил, что коль уж начал эту игру, надо идти до конца. Повседневная жизнь его и так не отличается особым разнообразием. И сколько её вообще осталось? Стоит ли отказывать себе в любопытном эксперименте? Суть прорицателя, который испытывает жажду познания лишь ненамного в меньшей степени, чем испытатель, противилась этому.

Приняв решение, Эль-Ифарх встал, накинул плотный латаный и перелатаный зипун, чтобы не озябнуть в предрассветный час, и вышел на улицу. На какой-то миг под коленку ткнулось что-то живое: собака будто просилась с ним. Но маг решительно затворил дверь, не выпуская псину. И, не глядя по сторонам, насколько мог бодрым шагом пошёл вперёд, к лесу, туда, куда тянула его неведомая сила.

Предутренняя роса промочила штанины до середины бёдер, но старик не обращал на это внимания, раздвигая высокие травы. Вскоре он оказался на опушке под сенью высоченных сосен, в коих извечно таилась самая душа леса — прекрасная, ароматная, мягкая, но когда надо, и колючая.

Почему именно это место?

Эль-Ифарх повертел головой и в мягком лунном свете разглядел, что стволы хвойных красавиц здесь будто проткнуты во многих местах. Виднелась размочаленная древесина, кора была сорвана. А земля… земля будто перепахана гигантской бороной. И во всём этом чувствовалось присутствие той же силы, что привела мага сюда.

Комок, что засел у старика в душе, будто рвался на волю, пытался воссоединиться с другими осколками живого мрака. Тяга была столь сильна, что маг упал на колени и упёрся ладонями в стылую землю, исторгая из себя нечто эфемерное. И с удивлением заметил, что отсветы тёмной силы на этом пятачке изрытой земли словно приобрели какой-то иной «цвет». Глубокий, не похожий ни на что иное…

Освободившись от своего «невесомого бремени», Эль-Ифарх поднялся на ноги и огляделся. Старик понимал: только что произошло нечто необычное. Но что именно, он осознать пока не мог.

Более опытный маг-прорицатель из числа служителей Великого Дня мог бы всё почувствовать и объяснить ему, что в этот самый момент непостижимым образом была создана магическая метка, играющая роль пресловутой ключевой точки, которым маги Дня придавали большое значение. Но на много дней пути в любом направлении отсюда не было достаточно сильного для этого служителя Дня. И для Эль-Ифарха произошедшее осталось загадкой.

А магическая метка, появившись, стала формировать и наращивать вокруг себя незримое и едва ощутимое притяжение, которое рано или поздно кто-то должен был уловить…

— Даже не предполагал, что всё это докатилось уже и сюда!

Зоклас с грустью покачал головой и запустил пальцы в густую шерсть Пепельного пса, бессознательно ища успокоения в контакте с древним сильным существом. Тот зевнул, обнажая страшные клыки, и взглянул на расстилавшуюся внизу панораму без какого-либо видимого интереса. Не иначе, за долгие века жизни привык и не к таким проявлениям странного поведения неуравновешенных двуногих.

В предгорьях бушевала битва. Два северных легиона Мадженси вели широкомасштабное наступление на землях Вельгейта, куда Зоклас с Силжем переместились посредством Иного пути, дабы обо всём хорошенько потолковать в уютной и гостеприимной пещере. Увы, окружающая действительность этому не способствовала.

Силж, стоя слева от Зокласа, время от времени недоверчиво косился на громадного пса, а тот, прижимаясь к зокласовой правой ноге, отвечал такими же взглядами. В промежутках между этим своего рода общением с животным миром, капитан Магармуса вглядывался в уверенно продвигающиеся вперёд ряды мадженских легионеров.

— Видишь знамёна? — спросил он Зокласа. — Это Тринадцатый и Семнадцатый легионы — «Ледяные волки» и «Гончие Севера». Закалённые ребята, будто стальные, не чета всем южным войскам вместе взятым. Эти уж если вперёд идут, хрен остановишь!

— Сколь глубоки личные пристрастия, — улыбнулся Зоклас, подняв глаза на друга.

— Ты о чём это? — нахмурился тот.

— Род Зорхажей — выходцы с севера, — развёл руками маг. — И королевство наше прирастало новыми землями с севера на юг. Твои предки постарались. А потом, как известно, проиграли в жёстких династических играх знати из новых земель. И пришёл к власти тот королевский род, который теперь прервал Саргеж.

Силж качнул головой:

— Да помню, конечно же. Значит, подозреваешь меня в особых симпатиях к северянам?

— Конечно! У тебя это написано на ро… э-э, на роду, — Зоклас засмеялся, увидев показное недовольство на лице магвоя. И поймал себя на мысли, что за последнее время уже позабыл шутливую манеру общения. И только воссоединение с единственным оставшимся у него близким другом вновь вернуло более-менее нормальное настроение.

Маг был несказанно рад поступку Силжа, который считал настоящим подвигом. О нет, конечно, это не тот подвиг, что совершается на поле брани во имя родины, не тот, о котором слагают легенды и помнят в веках. Но в личностном плане, для конкретного человека, такой поступок был даже важнее. Силж бросил всё — своё жилище, столицу, должность, карьеру, которая обещала вот-вот пойти в гору, поверив в невиновность друга и в несправедливость нового Правителя Мадженси. И ушёл с ним, Зокласом, в полную неизвестность. А ведь мог бы всего лишь прикрыть глаза, чуть смалодушничав, пойдя на сделку с совестью, и исполнить приказ Саргежа. Вряд ли кто-то осудил бы капитана: Зоклас ведь государственный преступник, и его поимка или убийство, тем более по прямому велению Правителя, — законное и уместное служение трону. И был бы сейчас орденоносный Силж одним из доверенных лиц Саргежа, перед которым открыты двери ко всем высшим государственным постам Мадженси.

Вместо этого он стоял здесь, на голом каменном плато, продуваемом всеми ветрами, рядом с Зокласом и, как ни в чём не бывало, рассуждал о воинских качествах легионеров-северян. Гордый, уверенный, как всегда исполненный внутренних сил, источник которых находил где-то в собственной душе и разуме.

Зокласу хотелось как-то выразить всю глубину благодарности, которую он испытывал. Но маг чувствовал, что любые возвышенные слова излишни. Очень уж хорошо они с Силжем знали друг друга. Тот и так всё понимал…

— Ну и ладно, — проворчал капитан. — Есть такое дело. Да ты сам посмотри, как они грамотно проводят атаку.

Золкас и впрямь залюбовался слаженными действиями кавалерии и пехоты двух легионов. Широким полукольцом они сжали войска противника на просторной равнине и теснили к предгорьям. Отряды врага — легковооружённой вельгейтской пехоты — вынуждены были отступать, прижиматься к каменным стенам гор, толпиться у узких горловин крутых троп, петляющих среди утёсов.

— Эти убогие что, действительно рассчитывали остановить тут наших? — хмыкнул Силж, разглядывая воинов в белых с синими пятиугольниками накидках поверх лёгких кольчуг. — Соотношение один к двум, если не к трём. Бойцы вельгейтской армии либо безрассудно храбры, либо безнадёжно глупы…

— Очень странно, — пробормотал Зоклас. — А что, если ни то и ни другое?

Маг сосредоточился и позволил своему внутреннему зрению свободно воспарить в небеса, вглядываясь в окружающие земли сквозь силы Заката. И через некоторое время нашёл ответ на загадку о странных действиях отрядов Вельгейта.