Встреча со Стеллой – неожиданная и болезненно неприятная для Марата.
– Добрый вечер, – бормочет он и скрывается в своей комнате.
Приотставший Барсуков засмотрелся на Стеллу и, заметив, что она потянулась к вешалке за курткой, бросается помочь.
– Разрешите?
– Благодарю.
Только всего и сказано, но вот уже Стелла коротко простилась с хозяйкой, вот хлопнула за ней дверь, а Барсуков все стоит в передней, и лишь окрик Марата сдвигает его с места.
– Марат, кто она? – первым делом интересуется Барсуков.
Марат смотрит в пространство.
– Это к матери… Так на чем мы остановились?
Оба не сразу могут вспомнить, потому что думают о Стелле – каждый свое.
– Кажется, по поводу прежней работы… инженер-испытатель…
– Да, – кивает Барсуков. – Гонял тяжеловозы, новые модели. Автодром, пробеги через полстраны, разные дороги. Мне нравилось. И деньги другие… Из-за плаксиков бросил. Пока устроился простым шофером – только бы рядом с домом.
– А случались опасности, риск?
– Когда участвовал в ралли, то… – Он улыбается воспоминанию: – «И какой же русский не любит быстрой езды!..»
– …как сказал Николай Васильевич Гоголь. Певец тройки, на которой катался господин Чичиков… Насчет ребят, Леша, я закинул удочку. Поворошил старые связи в курортном управлении. На словах твердо обещали. Собирай справки и ходатайства.
– Ох, если б выгорело!.. – И внезапно: – Марат, она тоже певица?
Марат дергается.
– Почем я знаю!
Несколько человек сидят на стульях поодаль друг от друга. Подкидин в их числе.
– Вы утверждаете, что это не ваша? – говорит ему Томин, показывая записную книжку.
– Не моя.
Томин выглядывает в коридор.
– Прошу!
Входит проводник со служебно-розыскной собакой.
Подкидин меняется в лице.
– На столе лежит записная книжка, – объясняет задание Томин. – Собака должна определить владельца.
Проводник дает овчарке понюхать книжку и командует:
– След!
Собака методично обнюхивает всех, начиная с Томина. Напротив Подкидина садится и лает.
Тот вжимается в спинку стула.
– Цыц, паскуда! – кривится Подкидин.
Собака снова лает.
– Ну моя она, моя, моя!.. – кричит он тогда, словно признаваясь персонально овчарке…
– Считаешь, псина отобьет у тебя хлеб? – шутливо спрашивает Пал Палыч у Кибрит.
– Собачье опознание экспертизу не заменит.
– Экспертизу, Зиночка, ничто не заменит! Изымем образцы почерка Подкидина и отдадим тебе в белы руки. Саше просто не терпелось поскорей переломить его настроение.
– Повернись-ка, нитка прилипла. – Она снимает с пиджака Знаменского нитку, скатав ее в комочек, хочет кинуть в пепельницу, но приостанавливается. – Кто это курил?
– Подкидин.
Она садится, придвигает пепельницу и рассматривает два окурка.
– Любопытно… тоже «Беломор». Даже очень любопытно, Пал Палыч! Где наше заключение по окуркам?
Пал Палыч раскрывает папку с делом. Кибрит проглядывает текст, сверяясь глазами с тем, что видит в пепельнице.
– Дай что-нибудь… хоть карандаш. – Она поворачивает окурки так и эдак. – Я же чувствую – знакомый прикус! Щербинка на зубе… вон она, отпечаталась точно так же.
– Не может быть!
– Почему? Советую направить к нам в НТО. Думаю, у тебя будет одним доказательством больше.
Пал Палыч отнюдь не проявляет энтузиазма.
– Больше не значит лучше.
Смысл афоризма Кибрит не успевает выяснить, так как Томин вводит Подкидина и торжествующе подмигивает из-за его спины. Да результаты понятны и без того: Подкидин валится на стул, как человек отчаявшийся и обреченный.
– Зина, если можешь, погоди, не исчезай, – говорит Знаменский и оборачивается к Подкидину: – И стоило напрасно отпираться, Подкидин?
Подкидин молчит.
– Не хотите сказать, при каких обстоятельствах потеряли книжку?
– Не терял я… не должен был… берег…
– Пал Палыч, можно вопрос? – говорит Томин.
– Пожалуйста.
Томин берет со стола конверт, вынимает из него кожаную перчатку.
– Вот еще кто-то тоже потерял. Не ваш приятель-маляр?
Подкидин вытаращивается на перчатку.
– Ччертовщина! И она у вас?
– Угу. Чья это?
– Моя!
Томин озадаченно поднимает брови, Знаменский хмурится.
– А не приятеля? – осторожно спрашивает он.
– Какого еще приятеля? Моя и есть.
– Не торопитесь, Подкидин.
– Говорю «не мое» – не верите. Теперь говорю «мое» – опять не верите. Что я, свою перчатку не знаю? Моя и есть.
– Где могли обронить?
– Понятия не имею… А где нашли?
Томин подсаживается поближе.
– Разреши! – просит он, и Пал Палыч уступает ему следующие вопросы, пристально наблюдая за реакцией Подкидина.
– Ваша, значит? А левая цела?
– Выкинул.
– Выкинули… Так вот, правую нашли на месте преступления. Кто-то, представьте себе, обворовал магазин! – И без паузы: – Где вы были двадцать восьмого прошлого месяца, в субботу?.. Отвечайте на вопрос! – добивается Томин. – Где были в субботу днем?
Подкидин загнанно озирается и почему-то начинает сбивчиво рассказывать Кибрит:
– Непричастен я… вот что хотите! Надо сообразить, где был двадцать восьмого… двадцать восьмого… – Но продолжает о другом: – Перчатка у меня пропала недели три уже… нет, четыре. И книжка примерно. Хватился про рассаду звонить – нету! Всю комнату перерыл, даже мебель двигал… Выходит, все улики против меня?..
– Я прерываю допрос, – говорит Пал Палыч Томину.
Тот протестующе вскидывается, но – что поделаешь – подчиняется.
– Пойдемте, – кладет Томин руку на опущенное плечо задержанного.
После их ухода Знаменский шагает по кабинету в раздумье.
– Пал Палыч, ты меня сбил с толку, – признается Кибрит.
– Я сам, Зиночка, сбит с толку! Концы с концами не сходятся!
Томин возвращается один.
– Так и что? – произносит он с порога.
– Что-то не так, Саша. Прибило нас течением не к тому берегу.
– Если можно, без аллегорий.
– Да ведь сам понимаешь!
– Нет, не понимаю!
– Пока он отказывался, я подозревал. А признал, что улики против него, – и подозрения мои рассыпались!
– Ты хочешь зачеркнуть все сделанное? Такой клубок распутали, вагон работы – и кошке под хвост?!
– Да, под хвост! А работа только начинается!
– Шурик, Пал Палыч! Без драки, пожалуйста!.. Я тоже не понимаю, – смотрит Кибрит на Знаменского, – почему «больше не значит лучше»?
– Даже афоризм припас! – фыркает Томин.
– Зина, у тебя за другими делами вылетело из головы. Один был у двери. Он оставил окурки и перчатку. Но книжку-то нашли на втором этаже! Около кассы!
– Однако не обязательно это были разные люди. Допустим, в шайке друг другу не доверяют. Приемлешь такую смелую мысль?
– Приемлю.
– Тот, кто на стреме, нервничает, как бы не утаили от него часть добычи.
– Ну?
– Постоял, покараулил, а потом его по уговору сменили, отпустили потрошить кассу. Имеете возражения по схеме?
– Он выкурил три папиросы. Не было времени бегать наверх.
– Да и стоял, по-моему, спокойно, – добавляет Кибрит. – Когда человек нервничает, он прикуривает одну от другой, бросает, не докурив.
– Хорошо. Не нравится – не надо. Выдвигаю новый вариант. Думаете, зря я спросил про левую перчатку? Говорит, выкинул. Стало быть, ее нет, заметьте! Найденную перчатку сравнить не с чем. Он признал ее своей, но так ли это?
– Соврал? – непонимающе спрашивает Кибрит.
– Туго соображаешь, Зинаида. Паша вон смекнул.
– Чтобы не идти по групповому делу, решил взять все на себя, – поясняет Пал Палыч. – В принципе не исключено. Теоретически. Но…
– Опять «но»?! – всплескивает руками Томин. – Будь добра, поделись, – обращается он к Кибрит, – как тебе показался этот гражданин? Он ведь удостоил тебя особой откровенности!