– И к вам обращаются за семенами?

– А то как же! Ведь не петрушка – княгиня!

Со всеми остальными вызванными беседуют другие сотрудники.

В кабинете, куда входит Знаменский, молодой лейте­нант порывается встать, Пал Палыч его удерживает.

– Пароль «Цветы» срабатывает, товарищ подполков­ник. – Он подает заполненный лист, который Пал Па­лыч быстро просматривает.

– Замечательно! – Он присаживается против жен­щины, с которой здесь разговаривают. – Попробуйте расшифровать еще что-нибудь. Вот хотя бы: «К-45. Бент. англ.».

– Бентамки это английские. Куры изумительной кра­соты! Сама мечтаю завести.

Разрешаются и прочие загадки записной книжки.

– «Зел. вел. на № 8», – зачитывает пенсионного воз­раста мужчина и поднимает глаза на Томина. – Я думаю, «Зеленый великан» – сорт парниковых огурцов. А на номер восемь… вероятно, обмен на что-то, любители часто обмениваются.

– Огурец?! – крутит головой Томин. – А я-то мучил­ся! Ну а если я вам скажу: «Привет, оч. хор., 20 штук»?

– Беру немедленно.

– Берете?

– Еще бы! «Привет» – это сказочный крыжовник!

– Ну, спасибо! Сегодня наконец усну спокойно.

* * *

Знаменский и Томин устроились подкрепиться в од­ном из буфетов Управления.

– Вот намешано в человеке: любитель растений и взломщик касс…

– И что? Один пропьет-прогуляет, а он вложит в дело. Новую теплицу построит. К Восьмому марта вырас­тит миллион алых роз. Хозяйственный такой негодяй.

Пал Палыч не откликается.

– Зинаида! – машет Томин.

Кибрит присоединяется к ним со своим подносом.

– Дела? Настроение? – оглядывает она друзей. – Об окурках заключение готово. Все три оставлены одним человеком. И есть маленькая новость о вашей перчатке.

– Ну-ну? – сразу оживляется Пал Палыч.

– На внутренней поверхности полно микроскопичес­ких следов разных красок – клеевых, масляных и прочих. Специально исследовали время их образования: пример­но год назад.

– То есть… он маляр?

– Скорей всего, да.

– Итак, двое: садовод и маляр, – удовлетворенно говорит Томин.

– Напоминаю, оба скрылись с места преступления на мотоцикле. Ищешь мотоцикл?

– Уже сорок три штуки на моем счету, Паша. И сорок три хороших человека, которых не в чем заподозрить! Если б хоть Зинаида помогла…

– Чем, Шурик? У меня лишь краешек протектора. Судя по рисунку, шины старого образца, давно не ме­нялись…

* * *

Марат Былов и Илья бок о бок шагают по улице. Марат наставляет:

– Ты случайно гуляешь мимо научно-исследователь­ского института, где раньше работал. Попадется знако­мый – что?

– Поздороваюсь?

– Умница. И не забудь обрадоваться встрече.

Илья преданно кивает.

На противоположной стороне улицы высится солид­ное здание учрежденческого типа.

– Видишь, на первом этаже три окна с решетками?.. Это касса, – говорит Илья вполголоса.

– Вижу, только пальцем не тычь.

Илья от соблазна сует руки в карманы.

– Рядом парадный вход, – продолжает он.

Марат останавливается и закуривает, искоса рассмат­ривая помпезные двустворчатые двери.

– Неужели не заделан наглухо?

– Им сроду не пользовались. И ворота во двор… вбили три гвоздя и думать забыли. Пара пустяков отогнуть.

– Сколько на белом свете глупости, Илюша! – вос­хищается Марат. – Сколько глупости! Я готов поверить в три гвоздя.

– Если точно, то четыре. Снаружи войти – не вой­дешь. Но оттуда выйти – запросто.

– А это главное – быстро выйти. На боковую улицу. Четыре гвоздя!.. При условии, что ты верно сосчитал.

– Трогал даже. Когда меня за зарплатой посылали.

– Кто посылал?

– Да там так: в день получки от каждого отдела идет представитель. Он за всех получает и сам раздает. Чтобы не толпиться.

– Пошли назад. И как она протекает – эта финансо­вая акция?

– Приходишь к двум часам. Очереди никакой, у кас­сирши все готово. Заберешь конверт с деньгами, распи­шешься и топай. Марат… Ты правда надеешься взять?

– Идея меня вдохновляет. А тут не опилки, – он касается лба.

– Эхма! Если б взять, так это… прикинуть страшно, сколько… – захлебывается в волнении Илья. – Докто­ров, кандидатов штук двести… и остальные, может, тыся­ча человек… И у всех оклады…

– Тысяча двести человек вкалывают полмесяца – две­надцать рабочих дней. Двенадцать умножаем на восемь часов, – бормочет Марат, – это девяносто шесть часов. И на тысячу двести… это сто тринадцать тысяч двести человекочасов.

Илья слушает раскрыв рот.

– Вы возьмете кассу втроем за двадцать минут – это примерно ноль девять человекочаса. И во сколько ж раз вы окажетесь умней докторов-кандидатов? Сейчас по­считаем… Округленно – в тридцать семь тысяч семьсот шестьдесят раз!

– Потряска! – Неизвестно, что потрясает Илью: сама цифра или легкость, с которой без клочка бумаги проде­ланы вычисления.

– Помнится, ты возил на территорию оборудова­ние? – Илья кивает. – Машины проверяют?

– На выезде.

– На въезде – нет?

– Ввози, что хочешь! Была бы институтская машина.

– Слава, слава дуракам! Въехать через ворота, а выйти здесь! – Они как раз проходят мимо парадного подъезда.

– Но въехать-то…

– Зачем же я расспрашивал об этом шофере с деть­ми, как думаешь?

– Марат, ты гений!

– Не исключено.

* * *

– Паша, ты в этом году хоть раз плавал? – вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.

– Довольно регулярно.

– Да не в бассейне – в реке!

– А ты?

– Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, перна­тые поют, и девушки загорают… Райские кущи!

– Если купался – так с уловом?

– Ох, как грамотно покупался!.. Предлагаю задержать В. И. Подкидина, тридцати четырех лет, ранее судимого.

– А что мы имеем против В. И. Подкидина?

– А вот слушай. Поехал я под Звенигород к инженеру Макарову. – Томин вынимает пресловутую записную книжку и раскрывает на закладке. – Он тогда по вызову не явился – сидит в отпуску на садовом участке. Телефон свой записал сюда сам, с нашим «садоводом» общался на почве какой-то безусой земляники. Подкидин – брига­дир-строитель, занимается отделочными работами. Так что за другом-маляром дело не станет. С участковым я в темпе созвонился, он в темпе прощупал квартирных соседей. Описывают Подкидина в самых мерзких тонах. Одно, говорят, спасенье, что увлекается сельским хозяй­ством и летом пропадает в деревне у родителей. Давай его изымать из оборота, а? Пока тихонько, чтобы дружки не запаниковали. Медлить нечего.

– Да, пожалуй…

– Опять в сомнениях? Купаться надо, Паша, купаться!

* * *

На сквере рядом со сказочными избушками и прочи­ми подобными атрибутами в песочнице весело возятся оба маленьких Барсукова. Сам он, сидя на скамейке, слушает по транзистору репортаж о футбольном матче. Марат следит за Барсуковым, выжидая удобного момента для знакомства. Взглянув на часы, подходит.

– По-прежнему три – два? – азартно спрашивает он. – Минуты полторы до конца?

Барсуков кивает. Марат присаживается рядом, оба поглощены событиями на стадионе. Но вот раздается рев болельщиков – матч окончен. Барсуков выключает при­емник, и они с Маратом обмениваются обычными в таких случаях фразами.

Тут плаксики, надумав что-то новое, приносят и складывают к ногам отца ведерки и лопатки.

– Пап, мы на горку!

– Валяйте.

– Неотразимая пара! – говорит Марат. – Люблю ребенков, а своих нет.

– Отчего? – без особого интереса спрашивает Бар­суков.

– Не женат. То есть был, но… жестокая это проблема… А почему они не в детском саду?

– То и дело простужаются. Отведу завтра.

– Простуда – бич городских детей. Единственное ра­дикальное средство – несколько сезонов подряд на юге.