Объезжая ограду игровой площадки, Мишель увидела Ники и Ханну, которые, как всегда, ждали ее у главных ворот вместе с другими детьми, собравшимися домой. Глядя на своих понуро опустивших головы детей, Мишель до боли закусила губу. Ники стоял, прислонившись к сетке ограды, а Ханна сидела на траве поодаль. Волосы ее, расчесывать которые всегда было наказанием, растрепались донельзя. У Ники рубашка наполовину вылезла из брюк. «Причесывалась ли дочка сегодня? — подумала Мишель. — Чистили ли они зубы за последние 12 дней?»

Они недавно потеряли отца.

Она знала, что должна собраться, взять себя в руки — ради детей. Она же взрослая. До сих пор ей нечасто приходилось проявлять активность и инициативу, но когда-то же нужно начинать.

Она заняла место в ряду машин, припаркованных у школы, перегнулась через сиденье, опустила стекло и одарила детей задорной улыбкой.

— Милорд, миледи, карета подана, — сказала она игриво.

Ники и Ханна отреагировали не сразу. Им понадобилось какое-

то время, чтобы осознать ее присутствие. Мишель вышла из машины, обошла ее кругом и открыла дверцу. Потом она согнулась в глубоком поклоне:

—У вашей верной слуги для вас сюрприз. — Дети продолжали молчать. Им, казалось, не хватало сил, чтобы даже забраться в машину.

— Пристегнитесь, — напомнила им Мишель.

— Мама, что с нами будет? — наконец обрел дар речи Ники. ^АЯ не хочу жить у дедушки с бабушкой. Они очень строгие.

—Ники, милый, уж это тебя не должно беспокоить. — У Ми-щель внезапно вспотели ладони. После смерти Гедеона она чувствовала себя за рулем очень неуютно. — Вам, может быть, придется их иногда навещать, — Мишель подозревала, что свекры добьются права на свидания через суд, — но ведь вы и сами не против этого, верно? — Ее голос дрогнул. Она поискала лица детей _взеркале, но увидела лишь верхний правый краешек головы Ханны и левую половину лица Ники.

Внезапно Ханна целиком выпала из поля зрения. Мишель догадалась, что дочка завернулась в Мистера Му-Му, которого в школу носить было запрещено, но который всегда дожидался ее на заднем сиденье.

— Мама, это не дорога домой, — сказал Ники.

— Верно, — ответила Мишель. Ее голос звенел фальшивой бодростью. — Мы едем на выходные к тете Джинни. Я звонила ей.

* * *

Дорога шла на север, так что солнце осталось сзади. Они перекусили в придорожном кафе и вернулись в фургон уже в надвигавшихся сумерках. Перед тем как тронуться со стоянки, Мишель ощутила тревогу и поняла, что это предвестник приступа паники, грозившего охватить ее, хотя никогда раньше ничего подобного она не переживала.

Вдруг ее осенило, — всего около получаса их отделяло от того момента времени, когда, если верить полиции, погиб Гедеон. Как же она будет ехать в темноте? Что если фургон сломается? Когда эта старая колымага последний раз проходила техосмотр?..

Дети устроились на заднем сиденье, сытно поевшие и не ведающие о ее тревогах. Или она ошибалась? Ведь Ники тут же спросил:

— Ты думаешь, папа нас сейчас видит?

— Конечно, видит, — отозвалась Мишель, слишком громко

и

слишком бодро, но тут же почувствовала некоторое облегчение, и страх отступил.

Гедеон, попроси Господа защитить меня. Я уверена. Он к тебе хорошо относится и послушает. Может, потому что Он не мог дождаться, чтобы забрать тебя к себе... Расскажи Ему ту шутку про скелет, который пришел в бар. Ладно, может, шу и не стоит.

Она включила кассету с Раффи, которую любила Ханна. Ники пожаловался, что это музыка для младенцев. Он предпочел бы послушать Бэкстрит Бойз.

—Когда доедем до Вайоминга, переключу, —

пообещала он _а

Щ Ч* W

Сорок пять минут спустя стало уже совершенно темно, и Мишель включила дальний свет. Некоторая нервозность вернулась, но ведь они скоро пересекут границу Вайоминга, а оттуда ехать не более получаса. Они легко доберутся к тете Джинни к девяти Мишель еще раз удивилась, как это она в последнюю минуту решилась предпринять эту поездку, но, в общем-то, импульсивность была всегда в ее характере, и казалось, что дети одобряют эту ее непосредственность. Гедеон, во всяком случае, одобрял.

— А вот и граница, — сказала она. Выхваченный светом фар, знак указывал на то, что они въезжали в «Штат Равенства».

— Вы знаете, что Вайоминг был первым штатом, предоставившим женщинам избирательные права? — спросила Мишель. Из последовавшей тишины она поняла, что дети спят. Она инстинктивно прибавила газу, словно свобода, дожидавшаяся ее поту сторону границы, окрылила ее. Дорога была совершенно пустая, по этому спустя мгновение Мишель даже испугалась, вдруг увидев в зеркале мерцание красного, синего и желтого света. Она снизила скорость, чтобы пропустить патрульную машину, но не обгоняла. Что случилось?

Мишель остановилась, опустила стекло и выглянула из машины. Полицейские маячки продолжали мелькать яркими огнями, включенные фары отбрасывали конические снопы света. Мишель заметила направившийся к ней темный силуэт.

Это был высокий широкоплечий полицейский. Мишель, застыв, наблюдала, как он в полном молчании подошел к фургону, положил руку на капот и осветил фонариком салон. Она увидела на его груди жетон дорожной полиции Вайоминга.

— Права, техпаспорт.

—Что...— ее сознание на мгновение померкло. Она полезла в «бардачок». Полицейский помог ей, осветив фонариком стопку дорожных карт, игрушки из «Макдональдса», кассеты и прочие мелочи.

— Возьмите, офицер, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Я ведь не превысила скорость?

Молодой полицейский направил свет фонарика на ее водительские права.

— Нам сообщили о женщине с двумя детьми, которая может попытаться пересечь границу штата.

— Мама? — послышался сонный голос Ники.

—Да, сэр, а что? — Она попыталась пойти в наступление.— Мы с детьми едем к моей родственнице. Вам назвать ее имя и адрес? — В этом нет необходимости, мэм, — тон его голоса был предельно сухим. — Видимо, существует ордер, запрещающий вам покидать пределы штата.

Ее мимолетное подобие на браваду испарилось. Она хотела умолять его, броситься в ноги, дать ему денег. Если он отпустит ее, она просто поедет дальше. Вайоминг — штат огромный и пустой. Она найдет городок, которого даже на карте нет, устроится на работу, начнет жизнь сначала, и все ее проблемы исчезнут.

— Мама! — Ники уже совсем проснулся, и единственное произнесенное им слово было наполнено ужасом. Но поскольку он произнес его очень тихо, то это именно ужас разбудил Ханну.

— Мама? — пробормотала она.

— Все в порядке, дети, — сказала Мишель, но голос ее дрожал. — Хорошо, офицер, мы разворачиваемся и едем домой. Вы можете даже поехать за нами, если хотите.

Полицейский покачал головой.

— Мне очень жаль, мэм, но вы должны выйти из машины.

— Она знала, что все так и случится. Она обвела взглядом погруженные во тьму бескрайние прерии Вайоминга. Просто уезжай. Жми на газ и гони. Как будто она могла уйти от полиции на своем старом фургоне!

— Мама, почему полицейский здесь? — спросила Ханна, тоже уже вполне проснувшаяся.

Как это говорится в старых боевиках? Сопротивление бесполезно. Это была лишь одна из многих безумных мыслей, пронесшихся у нее в голове, когда она выбиралась из машины. Казалось, этот процесс тянулся бесконечно, — открывается дверка, нога опускается на землю...

Мишель вдруг ощутила рукой холод металла. Ее мешковатое сливовое платье — то самое, которое было на ней на похоронах,

— было с короткими рукавами. Полицейский прижал ее к борту фургона распростертую орлом. Он провел по ее телу безразличной рукой, как продавец проводит рукой по выставленным на полке товарам.

Через закрытое заднее стекло она в гигантских конусах света от полицейской машины штата Вайоминг увидела перекошенное лицо Ханны. Она видела, как дочь плачет, хотя и не слышала звуков. Она также увидела уставившиеся на нее большие карие глаза Ники. Он прижал сестру к себе, обнял ее и поцеловал в голову.