В обоих случаях мы видим переход от буквального смысла к метафорическому.

Подобное происходит и в повествовании о Лазаре. Тема разговора перемещается от буквального смысла к метафорическому и от будущего времени к настоящему. Марфа говорит о будущем воскресении «в последний день». Иисус переходит на настоящее время: «Я — воскресение и жизнь». Для Марфы воскресение — это будущее событие в конце времен, но Иисус исправляет ее ошибку и говорит о воскресении в нынешней реальности. Метафорический смысл события ясен: Иисус есть «воскресение и жизнь», а потому он несет жизнь умершим, подобно этому Иисус как «свет миру» возвращает зрение слепым.

В метафорическом смысле Лазарь — любой «обычный человек», который мертв, связан и лежит в гробнице. Рассказ кончается драматичной сценой, когда Лазарь выходит из гробницы в своем погребальном уборе: «И вышел умерший, связанный по рукам и ногам погребальными перевязями, и лицо его было обернуто платком. Говорит им Иисус: развяжите его и пустите его идти» (11:44). Иисус, «воскресение и жизнь», зовет людей, лежащих во гробах, дает им жизнь и делает их свободными. Что бы мы ни думали о том, «было ли это на самом деле», эта история обладает более-чем-историческим смыслом. Иисус есть воскресение и жизнь — причем не в последний день, а уже сейчас.

Разумеется, в этой истории, как и в большинстве других историй у Иоанна, вряд ли описываются реальные поступки и слова Иисуса. Это — послепасхальное свидетельство Иоанна об Иисусе, отражающее опыт его общины. Первые христиане знали, что Иисус привел их от смерти к жизни, от мрака — к свету. И они использовали эти образы в соответствии с учением Иисуса, более того, засвидетельствовали, что эти метафоры крайне важны для его учеников после Пасхи.

Изгнание

Метафора изгнания глубоко вплетена в ткань евангелий. Это всеобщий и архетипический образ положения человека, а одновременно он глубоко укоренен в историческом опыте Израиля. В VI веке до н. э. Иерусалим и Царство Иуды (которое позднее стали называть Иудеей) было покорено Вавилонской империей. Многие евреи были отправлены в Вавилон, отделенный от их родины необитаемой пустыней, которая простиралась на сотни километров. Тут почти полстолетия они жили в нищете и буквально в рабстве. Литература того периода доносит до нас сетования, скорбь и стремление вернуться домой. Великий пророк того периода, чьи слова — одни из самых ярких во всей Библии — записаны во второй половине Книги Исайи, возвестил народу, что Бог приготовил «путь возвращения». И вскоре переселенцы вернулись на родину. Опыт изгнания и возвращения навсегда остался в памяти иудеев.

Кроме того, изгнание — это важнейший мотив истории Адама и Евы в первых главах Книги Бытия. Они начинают жить в раю, в саду Эдема, где присутствует Бог. Но затем они изгнаны из рая и должны жить «на востоке у сада Едемского» (3:24). Это сильная метафора, описывающая то состояние, в котором живет человек. Мы живем в изгнании, мы отделены от родного и дорогого для нас места, о котором мы вспоминаем с тоской, но куда не можем вернуться. Это состояние отчуждения.

На важнейший для евангелий образ изгнания указывает и часто встречающееся там понятие «путь». Это конкретный путь — путь возвращения из изгнания. Мы уже упоминали, что Марк начинает свое евангелие цитатой из пророка изгнания: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк 1:3 с цитатой из Ис 40:3). И действительно, вторая часть Книги Исайи, целиком посвященная изгнанию, чаще текстов любого другого ветхозаветного пророка звучит в евангелиях в виде цитат и аллюзий.

Метафора изгнания играет важнейшую роль и в истории о блудном сыне (Лк 15:11–32). Младший сын отправился «в страну далекую», где впал в нищету и стал жалким слугой. Затем он понимает, что хочет вернуться назад, и отправляется в путь к дому отца. Это — история изгнания и возвращения.

Узы

Подобно образу изгнания, метафора уз укоренена в истории Израиля, хотя одновременно она и самый универсальный образ состояния человечества. Это важнейшая тема основополагающего повествования Торы о рабстве у фараона и освобождении через вмешательство Бога. Как метафора в отношении человеческого существования она указывает и на «внешние» узы подчинения политическому и экономическому угнетению, и на «внутренние», порожденные обычаями и лояльностью.

Этот образ использует Лука, рассказывая о начале общественного служения Иисуса, когда евангелист хочет указать на важнейшие темы его миссии. Мы уже упоминали данный отрывок, когда речь шла об Иисусе как иудейском мистике. Как повествует Лука, после испытания и видений в пустыне Иисус возвращается в Галилею. В субботний день в синагоге родного Назарета Иисус открывает свиток Исайи и читает слова, которые возвещают о его миссии:

Дух Господа на Мне, ибо Он помазал Меня. Послал Меня благовествовать нищим, возвестить пленным освобождение и слепым прозрение, отпустить угнетенных на свободу, возвестить лето милости Господней (Лк 4:18–19 с цитатой из Ис 61:1–2; 58:6).

Хотя в большинстве своем ведущие ученые считают, что это событие отчасти или целиком — плод творчества Луки, они же единодушны в том, что это прекрасно отражает самую суть миссии и учения Иисуса.

В этом отрывке использован ряд метафор. Слова Исайи указывают на историю изгнания Израиля. Здесь говорится о прозрении слепых. И среди них первое место занимает метафора уз, потому что она повторяется: Иисус говорит об «освобождении пленных» и об угнетенных, выходящих на свободу. Об этом же его слова о благовестии бедным, поскольку бедные также находятся в узах и под гнетом. Бедные не были просто разорившимися людьми, которые оказались на дне достаточно благополучного общества; они становились бедными в первую очередь из-за экономической эксплуатации со стороны системы. Заключительные слова про «лето милости Господней» также говорят об экономическом угнетении. Они указывают на юбилейный год, когда все сельскохозяйственные земли возвращались их первоначальным собственникам (Лев 25:8-12). Трудно сказать, хотел ли Иисус (или Лука) показать, что это в буквальном смысле объявление о юбилейном годе, — вероятно, нет. Однако эти слова связывают тему юбилейного года (неважно, понимается ли это в прямом или метафорическом смысле) с Благой вестью для бедных, поскольку говорят об освобождении от уз бедности и угнетения.

Подобно изгнанию, метафора уз проходит через все евангелия и отображается как в повествованиях об Иисусе, так и в его речениях. Бедные — вероятно, это крестьянский класс в целом или, по меньшей мере, большая часть его представителей — находятся, как мы уже отмечали, в узах, под гнетом. Одержимые связаны демонами. В одном случае бесы говорят, что их имя «легион» (Мк 5:9), что указывает на узы Рима, в которых оказались иудеи.

О том же говорят и истории об исцелениях. Лука (13:10–17) повествует о женщине, которая восемнадцать лет была скорчена и не могла стоять прямо. «Женщина, ты свободна от недуга твоего», — говорит ей Иисус. Затем его обвиняют в том, что он исцеляет в субботу. В ответ он говорит об узах и свободе, косвенно указывая на то, что сама суббота есть день освобождения: «А эту — дочь Авраамову, — которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от этих уз в день субботний?» Женщина, освободившись от уз, стоит прямо.

Те же метафоры используются в истории об исцелении расслабленного. Иисус говорит парализованному человеку, которого на подстилке, раскрыв кровлю, спустили вниз: «Встань, возьми свою постель [подстилку] и ходи» (Мк 2:9; см. также Ин 5:8). Метафорический смысл двух этих историй очевиден. Иисус освобождает человека от уз, так что скрюченная распрямляет спину, а парализованный снова может ходить.

Павел продолжает развивать метафоры уз и освобождения. Он пишет в Послании к Галатам: «Для свободы Христос освободил нас. Итак, стойте и не подпадайте снова под иго рабства» (5:1). Речь здесь идет о рабстве «закону» — не просто иудейскому Закону, то есть Торе, но закону в более широком смысле слова, как системе запретов, от которых человеку нужно освободиться, чтобы вступить во взаимоотношения с Богом, открывшимся в Иисусе.