На протяжении многих веков христиане, читая или слушая евангелия, опирались на такие доктрины. И потому они воспринимали Иисуса, жившего в I веке, так, как если бы он уже обладал всеми этими свойствами. И даже те протестанты, которые отказывались от доктрин и декларировали приверженность одному только Писанию, также воспринимали евангелия через призму доктрин, поскольку в целом были согласны с их главными положениями относительно Иисуса.

Неудивительно, что такой взгляд рождает доктринальное понимание Иисуса. Рамки данной парадигмы влияют на видение христиан. Иисус был единородным Сыном Божьим (и таковым остается), Богом и человеком одновременно; он умер за грехи мира; а сейчас он един с Богом, при этом равен Богу. Доктрины определяют наше восприятие даже тогда (причем особенно сильно), когда мы об этом и не подозреваем. Христианские доктрины влияют не только на то, как Иисуса понимают многие христиане, но и на то, как его понимают нехристиане. Если последние вообще что-либо слышали об Иисусе, то скорее всего они имели дело с данной парадигмой.

Но когда мы смотрим на Иисуса и евангелия главным образом через призму позднейших доктрин, мы насильно навязываем такой смысл текстам и часто упускаем из виду их первоначальный смысл, который им придавали в I веке. Доктринальный подход позволяет выделить многие важные вещи, но одновременно что-то оставляет в тени. Он проливает свет на текст, и он же затемняет его понимание.

Я вовсе не хочу сказать, что позднейшие христианские доктрины неверны и что нам следует от них отказаться. Это вовсе не так. В моей церкви на богослужении читаются Символы веры, и ничто не мешает мне их произносить. Но я понимаю, что Символы веры есть позднейшее свидетельство христиан о значении Иисуса. На своем языке (а этот язык создавался в течение нескольких столетий) те христиане выразили свои самые глубинные убеждения о Христе — о том, кем он был (и кем является сейчас) и в чем его значение для нас. Но я не думаю, что эти тексты отражают веру и убеждения самого Иисуса и его последователей в I веке.

2. Ранняя парадигма воспринимает евангелия и Иисуса в рамках библейского буквализма. Выражение «библейский буквализм» описывает тот подход к Библии, который получил самое широкое распространение в последние три — четыре столетия. Его исповедует большинство (по крайней мере, с небольшим перевесом) христиан США. У него две главные характеристики: сторонники такого подхода говорят, что Библия имеет Божественное происхождение и что ее надо понимать буквально.

Во-первых, Библия исходит от Бога и потому Бог как бы за нее ручается. Она боговдохновенна — то есть Бог участвовал в ее создании в большей мере, нежели в создании какого-либо иного текста, а потому вся Библия — это истина от Бога. Вот на чем основан ее авторитет. Такие взгляды могут быть крайне жесткими или относительно мягкими. Представители жесткого направления говорят о безошибочности Библии. В Америке к таковым относятся фундаменталисты и наиболее консервативная часть евангелического направления. Католики и члены больших протестантских церквей обычно не разделяют этих взглядов. Очень часто мы встречаемся с мягкой формой буквализма. Представители такого подхода не настаивают на безошибочности Библии, но верят, что в ее создании участвовал Бог, а потому серьезные ошибки в ней исключены. Мягкие буквалисты не будут уверять, что Библия содержит верные научные знания; они согласятся с тем, что Библия не занимается наукой, но тем не менее верят, что в силу своего Божественного происхождения Писание содержит непререкаемые истины.

Во-вторых, ранняя парадигма придерживается буквального толкования Библии. Она не только утверждает, что Библия содержит истину в силу ее Божественного происхождения, но одновременно отождествляет «истину» с «верными фактами».

Здесь также можно выделить относительно жесткие и мягкие формы. Представители жесткого подхода видят в рассказе Книги Бытия о творении мира неоспоримые факты, а потому отвергают теорию эволюции. Более мягкий подход позволяет согласиться, что иные части Писания могут иметь символический смысл или содержать метафоры (рассказ Книги Бытия о творении, об Ионе во чреве большой рыбы, о солнце, остановившемся на небе, и т. д.), но тем не менее утверждают, что в целом описанные в Библии события достоверны. Особенно это важно в отношении ключевых событий в библейской истории: море действительно разделилось во время Исхода, чтобы израильтяне могли убежать от египетского войска; Иисус действительно родился от Девы, ходил по воде, совершал умножение хлебов, воскрешал умерших и так далее. Таким образом, представители мягкого направления не сражаются против современной науки, но продолжают отстаивать достоверность важнейших библейских событий.

Когда христиане читают евангелия, базируясь на библейском буквализме — в жесткой или мягкой форме, — они верят в буквальный смысл содержащихся там фактов. Евангельские рассказы о чудесном рождении и великих чудесах Иисуса они воспринимают как объективный отчет о произошедшем. Когда в Евангелии от Иоанна Иисус говорит о себе: «Я Свет миру»; «Я есть Путь, и Истина, и Жизнь»; «Я и Отец одно»; «кто видел Меня, видел Отца» или «Никто не приходит к Отцу иначе, как через Меня», — для них это означает, что Иисус действительно произносил эти слова. Таким образом, великие деяния Иисуса и его возвышенные заявления о самом себе воспринимаются как исторические факты: именно это он делал и говорил.

На таком подходе к евангельскому рассказу основывается часто цитируемое утверждение К.С.Льюиса в одной из его Ранних книг:

Простой смертный, который утверждал бы то, что говорил Иисус, был бы не великим учителем нравственности, а либо сумасшедшим вроде тех, кто считает себя Наполеоном или чайником, либо самим дьяволом. Другой альтернативы быть не может: либо этот человек — Сын Божий, либо сумасшедший или что-то еще похуже.[10]

Убедительность этого утверждения основана на буквальном и фактическом понимании евангелий.

Первые две характеристики ранней парадигмы — призма доктрин и буквальное понимание евангелий — обычно стоят рядом и взаимно поддерживают одна другую. И тогда приверженцы такого подхода видят в Иисусе сочетание двух аспектов: это «умерший Спаситель» и «Богочеловек». Сторонники «апокалиптического» Иисуса также принимают эти предпосылки, хотя расставляют акценты иным образом — а именно: в центре их картины стоит скорое возвращение Иисуса, который будет судить мир.

3. Согласно ранней парадигме Иисус неразрывно связан с загробной жизнью. Загробная жизнь — обещанные небеса или муки ада — на протяжении столетий была центром внимания обычных христиан. По мнению многих, именно в учении о загробной жизни и следует искать суть христианства. Нас учат, что и как нужно делать, чтобы спастись. Если мы будем поступать определенным образом, то отправимся на небеса (и избежим ада). В самом деле, для многих христиан именно таково значение слов «спастись» и «спасение» — они указывают на состояние после смерти и на будущий, но не на настоящий мир.

Когда Иисуса воспринимают так, кажется, что он говорил главным образом о небесах и о том, как туда попасть. Именно так понимают два всем знакомых выражения из евангелий: «царство небесное» и «вечная жизнь». Первое мы находим в Евангелии от Матфея, где «царство небесное» стоит в самом центре учения Иисуса. Второе часто встречается у Иоанна. Но оба эти выражения вовсе не подразумевают «небеса» или «вечную жизнь» в привычном понимании этих слов. У Матфея «царство небесное» указывает не на загробную жизнь, этим выражением он заменяет «царство Божье», а последнее, как это ясно показывает Матфей, должно наступить на земле и в каком-то смысле уже наступило. Греческое выражение, которое обычно переводят как «жизнь вечная», у Иоанна нельзя просто отождествить с загробной жизнью. Скорее оно указывает на «жизнь грядущего века», причем Иоанн утверждает, что эта жизнь уже существует в нынешнем мире.