Вандейлия производила впечатление старинного города, уставшего от жизни, хотя на самом деле она существовала всего 15 лет, а столицей штата была только 14 лет. Население ее насчитывало 800 человек, улицы были застроены в основном деревянными хижинами; в пяти или шести домах побольше располагались трактиры и меблированные комнаты, заполненные в те дни членами законодательного собрания и лоббистами. В городе издавались две газеты: одна — демократов, вторая — вигов. Они печатали объявления о сдающихся в наем комнатах, рекламы спиртных напитков и извещения о бежавших неграх. Город стоял на пересечении больших дорог, пыльные и грязные дилижансы привозили сюда пассажиров из самых разных мест.
Линкольн поселился в одном номере со Стюартом, и благодаря Стюарту их номер стал штабом вигов. Здесь, в меблированных комнатах, и в помещении законодательного собрания Линкольну довелось повстречать множество людей, большей частью молодых, которым предстояло стать губернаторами, конгрессменами, сенаторами, людьми влиятельными и могущественными. Многие депутаты привезли с собой жен и дочерей, и Линкольну пришлось приобщиться к неизвестной ему дотоле светской жизни — званые вечера, котильоны, музыка и цветы, изысканная еда и напитки, блеск шелковых платьев, разговоры, в которых пустая светская болтовня велась вперемежку с беседами о судьбах страны и государства. Повсюду — в ярко освещенных трактирах, в кофейнях, в притонах — слышались смех и разговоры пьющих, жующих, курящих людей; здесь завязывали знакомства, особенно усердствовали в этом отношении искатели всяческих тепленьких мест.
1 декабря на первом этаже обветшалого двухэтажного кирпичного здания открылись заседания законодательного собрания. Депутаты сидели за столами по трое; на каждом столе — чернильница, гусиные перья и бумага. На полу — жестяной ящик в качестве плевательницы. Печка и камин обогревали зал. У бака с водой для питья висели три жестяных ковша. Во время вечерних заседаний зажигали свечи в высоких подсвечниках. Случалось, что во время выступлений или перекличек с потолка валилась штукатурка — депутаты привыкли к этому.
При формировании 11 постоянных комитетов Линкольна избрали в Комитет по общественным расходам.
5 декабря Линкольн поднялся во весь рост и предупредил законодательное собрание о проекте закона, который он намерен предложить. В соответствии с правилами через три дня он положил на стол проект закона об ограничении юрисдикции мировых судей. Прошли дни, потом недели, линкольновский проект был переделан в специально выделенном для этого комитете, доложен законодательному собранию, где обсудили дополнения к нему, затем проект был вновь передан в другой специальный комитет, в состав которого вошел и Линкольн. Когда, наконец, доработанный проект с поправками доложили законодательному собранию, он был принят 39 голосами против 7 и передан в сенат, где и похоронен на вечные времена.
Больше повезло Линкольну с двумя другими его проектами: по одному из них его приятелю Самуэлю Музику было поручено построить мост через речку Солт-крик с правом сбора пошлины за проезд, а второй билль поручал трем его друзьям из графства Сэнгамон «осматривать и содержать в порядке» дорогу из Спрингфилда в Миллере Ферри.
Линкольн принимал участие в разработке закона о создании в Спрингфилде нового банка, с которым он впоследствии в течение многих лет поддерживал связь. Голосовал он и за постройку канала, который соединил бы реку Иллинойс с озером Мичиган и обеспечил бы водный путь от Иллинойса до Атлантического океана. Как правило, Линкольн голосовал вместе со Стюартом и остальными вигами, составлявшими меньшинство в законодательном собрании.
Среди этого множества людей Линкольн не остался незамеченным. Один из лоббистов упомянул о нем как о «костлявом, угловатом человеке с резкими чертами лица, неловком, пожалуй даже неотесанном, в котором тем не менее есть притягательная сила и энергия, сделавшие его всеобщим любимцем».
Проекты следовали за проектами, обсуждались вопросы о повышении заработной платы, о фондах на школы, о муниципальной типографии, о милиции штата, о правилах, регулирующих азартные игры, об использовании труда арестованных.
Наконец 13 февраля вечером была принята последняя порция обкатанных и улучшенных биллей, и Линкольн по морозной дороге отправился обратно в Нью-Сейлем.
После перегруженных делами дней в Вандейлии, после накуренных комнат, после шума и гама Линкольн опять колесил по пустынным сельским дорогам, дышал морозным воздухом полей, которые ему опять приходилось обмерять. Вот он и окунулся в водоворот политики, приобщился к людям, которые пишут законы, и теперь в его голове зрели еще неясные решения. Как вспоминал Линкольн впоследствии, он «по-прежнему продолжал выполнять обязанности землемера для того, чтобы зарабатывать себе на еду и на одежду»; учебники по праву, заброшенные, когда началась сессия законодательного собрания, «вернулись на свое место сразу после ее окончания».
Газета «Сэнгамо джорнэл» сообщила, что Авраам Линкольн является ее представителем в Нью-Сейлеме и что «мясо, гречиха, мука и свинина будут приниматься в счет подписки».
Как он жил эти месяцы? Опять и опять учебники по праву — он надеется, что на будущий год его допустят к адвокатской практике. Пройдет немало лет, и Линкольн посоветует молодому студенту: «Находите книги, читайте их и изучайте до тех пор, пока не разберетесь в их основных проблемах, — это самое главное. Самым важным является ваша решимость добиться успеха». Его решимость изучить право была столь непреклонна, что друзья опасались за его здоровье. Он был так занят, что не мог подолгу видеться с Энн Рутледж — ведь она жила за семь миль.
У этой первой женщины, которую любил Авраам Линкольн, была трагическая судьба. Года два с половиной назад, когда ей было девятнадцать лет, она обручилась с приезжим дельцом из Нью-Йорка по фамилии Макнамар. Правда, в Нью-Сейлеме он фигурировал под фамилией Макнил, но когда выяснилось, что это его ненастоящая фамилия, он сказал своей невесте и своему приятелю Линкольну, что переменил фамилию, дабы укрыться от своей семьи, которая живет в Нью-Йорке. В сентябре 1832 года он уехал, сказав, что едет развязаться с семьей, скоро вернется и обвенчается с Энн. Шли месяцы, они складывались в годы, а Макнамар не возвращался и не подавал о себе никаких вестей.
Линкольн и Энн были хорошо знакомы; одно время они даже жили под одной крышей, когда Линкольн ютился в таверне, которую содержал отец Энн — Джеймс Рутледж, один из двух основателей Нью-Сейлема. С тех пор он успел разориться, и семья переселилась на ферму, принадлежавшую Макнамару.
Они редко виделись — Линкольн и Энн Рутледж, оба ждали, что принесет им будущее. У Линкольна были свои заботы, учебники по праву, начинающаяся политическая деятельность, у нее свои трудности, ложное положение, в котором она оказалась по вине Джона Макнамара.
Пришел знойный и засушливый август, посевы и травы чахли без капли влаги, среди местных жителей свирепствовала малярия. Линкольн боролся с болезнями, глотая хину и каломель.
В один из этих августовских дней в Нью-Сейлеме стало известно, что Энн Рутледж лежит в тяжелой лихорадке и врачи опасаются за ее жизнь. Прошло еще несколько дней, и в Нью-Сейлем прискакал двоюродный брат Энн, чтобы сказать Линкольну, что положение Энн становится все хуже. Линкольн немедленно помчался на ферму. Это были последние часы, которые они провели вместе. Он смотрел на ее бледное, изнуренное болезнью лицо, на голубые глаза и каштановые волосы. Вряд ли было сказано много слов, скорее всего он просто держал ее маленькую слабую руку в своей большой и сильной руке.
Через несколько дней, 25 августа 1835 года, Энн Рутледж умерла.
Когда Линкольну пришлось следующий раз ехать в Вандейлию, глубокий снег покрывал холмы и прерию, сам город был укутан в белый наряд. Чрезвычайная сессия законодательного собрания открылась 7 декабря 1835 года. Сенаторы, заседавшие на втором этаже, чувствовали себя совсем неважно, потому что в стенах зияли свежие трещины, сквозь них задувало снег, а пол посередине осел на полфута. В течение шести недель сессия законодательного собрания рассмотрела 139 биллей. Города Иллинойса, жаждавшие увидеть поезд и услышать свисток паровоза, получили семнадцать железных дорог. Половина предложенных биллей была принята, и среди них — особенно важный закон о строительстве канала, который должен был соединить Иллинойс с озером Мичиган, — ведь бушель пшеницы, стоивший в Иллинойсе 50 центов, после путешествия по Великим озерам в Буффало стоил уже 1 доллар и 25 центов. Линкольн был не совсем согласен с законом, увеличившим количество членов законодательного собрания с 55 до 91, но его не могло не радовать то, что графство Сэнгамон вместо четырех представителей будет теперь иметь семь.