Опыт прошел без сучка и задоринки. Правда, теперь уже Славка с каменным лицом уставился в комп, пытаясь раздавить мышку в руке. Хорошо, она пластмассовая и ей все равно. Самая большая неожиданность произошла на последних, лишних пяти минутах, выпрошенных Ташей. Лежащее без сознания на кушетке, прекрасное и бесхозное девичье тело вдруг слегка вздрогнуло, глубоко вздохнуло, и Таша, открыв глаза, счастливо улыбнулась:
— Привет, мальчики! Вот я и вернулась, — и, хитро сощурившись, добавила: — Сама! А вы что меня не целуете — не поздравляете?
Мы действительно оторопели, так как не ожидали, что она сама вернется. Я быстрее всех вышел из ступора и, пользуясь своей близостью к легкодоступному телу, бросился к нему с поцелуями. Но, чтобы не быть разорванным разъярившимися соперниками, пришлось ограничиться щечками. М-да, я бы не прочь и грудь поцеловать на радостях. Ну почему это считается плохим тоном? Ладно, все равно было здорово! Причем все остались счастливы и довольны, даже Славка.
Оказалось, Таша не теряла там времени даром. Уже выходя из тела, она пыталась фиксировать свои ощущения, и ей показалось, что она как бы выскальзывает откуда-то изо лба или темечка. Потом она воспарила к потолку, отметив, что это, наверное, первая непроизвольная реакция нашей души. (Мы решили называть эту нашу астральную субстанцию душой, а не сознанием или астральным телом, так как это слово показалось наиболее подходящим и простым.)
Девушка осмотрелась, увидела себя, лежащей на кушетке, и меня, поедающего глазами ее бесхозное тело. Потом она осмотрела свои новые руки и ноги, которые были копией лежащего на кушетке тела. Дальше она опустилась на пол и попробовала пройтись по нему, что ей вполне удалось. Потом она представила, как будто идет по болоту, и стала проваливаться в пол по щиколотку, но при этом также свободно шагала по комнате.
Затем остановилась за спиной у Славы и начала прислушиваться. В это время я как раз сообщал, что ввожу ей антидот, и эти слова она ясно услышала. Потом девушка продолжила вслушиваться в напряженную тишину, и у нее, как в приемнике при усилении громкости, начал нарастать какой-то шепот и шорохи. И в это время Федька, видимо вспомнив обещание, стал колотить ручкой по столу. Вот тут-то Таше пришлось сильно удивиться. Она почти ничего не слышала! До нее доносились только очень слабые, на грани шуршания эфира, звуки.
Тогда она решилась подойти вплотную к Славе и вдруг стала улавливать окружающие звуки гораздо лучше. Отодвинувшись, Таша снова оказалась в относительной тишине. Затем взглянула на таймер, увидела, что осталось две минуты до «побудки» и решила сама вернуться в тело — просто мысленно потянулась к нему и закрыла глаза. Открыв их, она уже наблюдала мою рожу, тупо-сосредоточенно уставившуюся на ее грудь. Не подумайте чего плохого (а может, и хорошего?) — я заметил в этот момент ее глубокий вздох.
Пока самописцы записывали показания ее прекрасного тела, Таша успела выложить столько новой информации, что нам ее хватило на несколько часов обсуждения. Уже освободив девушку и перейдя к традиционным чайным процедурам, мы успокоились и попытались подвести итоги. Я начал с физиологических:
— Посмотрим еще пару дней, но в целом можно сделать вывод, что ни процедура, ни лекарство не оказывают видимого негативного влияния на организм. Тем более что мы пользуемся в десять раз меньшей дозой, чем средняя терапевтическая. Похоже, этот метод можно практиковать без проблем даже в домашних условиях и без антидота. Ну а о долгоиграющих последствиях говорить, сами понимаете, пока нельзя — нет данных. Хотя сам препарат, судя по клиническим анализам, безвреден.
Все заслушали мой импровизированный доклад с большим вниманием. Ни возражений, ни добавлений не последовало, кроме одного комментария:
— Доктор дает добро на поездку в морг! — радостно заявил Федька.
Дальше уже Таша взяла бразды правления собранием в свои руки:
— Давайте теперь подведем первые результаты того, что нам удалось узнать о подпространстве, и наметим, что делать дальше. Во-первых, мы реально выходили из тела, и это не бред нашего сознания. Во-вторых, мы можем свободно перемещаться в пространстве по своему желанию и можем проходить твердые предметы. В-третьих, мы видим свет там, по всей вероятности, так же, как и нашими глазами здесь. Вот со слухом какие-то неувязки. Мы слышим разговоры, но почти не слышим других звуков. Хотя, когда я приблизилась вплотную к Славе, я стала лучше слышать.
— Давай я тебе помогу, — вмешался Федя. — Мне кажется, что душа воспринимает из физических величин только фотоны света. Колебания других электромагнитных, гравитационных полей и воздуха или звука не ощущаются.
— Зато улавливаются мысли. Иначе сказать, то, что мы слышали как слова, были мысли людей, — добавил Слава, и Таша сразу подхватила:
— Точно! Когда я к тебе приблизилась, то стала слышать твоими ушами, переводящими слуховые сигналы в излучение пси- или инфополя, или как там его еще. Ну, если такое существует.
— Да, придется принять за почти доказанный факт, что информационное поле существует и мысли излучаются людьми, — размышлял Федька. — Так почему же никто никогда не фиксировал их никакой аппаратурой?
— А очень просто. — Я решил тоже прикинуться умным и развил тему: — Инфополе несовместимо ни с одной физической величиной, не влияет ни на какое физическое поле или материю и поэтому не существует для науки. Кстати, может, душа воспринимает и свет не как фотоны, а как информацию, которую несет с собой свет, отражаясь от предметов? Или вообще, воспринимает не окружающий мир, а информацию о нем.
— Хватит об этом. Выясним потихоньку, — подвела итог обсуждению Таша. — Сейчас надо наметить наши дальнейшие действия. Я предлагаю увеличить срок пребывания там и постепенно заняться дальнейшими исследованиями, обсуждая все проблемы и находки. Только всех предупреждаю сразу: далеко не уходить. Надо отследить динамику процесса возврата и освоить его получше, чтобы при любой возникшей опасности драпать побыстрее. Мы ведь даже представить себе не можем, что встретим там, за стенами этой комнаты.
Смотрел я на эту группу заговорщиков и думал думу долгую. Кажется, мы влезли туда, где нас никто не ждал, и наши возможности могут возрасти неимоверно. А какое следствие? Мы и наша технология становимся лакомым кусочком для всяческих темных организаций, как государственных, так и частных.
— Ребята, мы до сих пор не поняли главного: наше открытие словно варенье, выставленное на кишащую мухами помойку. Вы представляете, какая за нами начнется охота всяких заинтересованных сторон, если хоть капля информации просочится наружу?
— Хорошо, что хоть с вареньем сравнил, а не с тем, во что оно превращается после поедания… — облегченно вздохнул Федька.
— Спокойно! Именно это из нас и сделают или, по крайней мере, с этим смешают, если не уйдем в глубочайшее подполье, — серьезно продолжил я. — Короче, я предлагаю переехать домой. Прибор, к примеру, возьмет Слава, а лекарство заберу я. Таким образом, никто не увидит этих компонентов вместе даже при обыске. Сейчас зачищаем все возможные следы в лабораториях. Больше здесь все вместе не собираемся и ничего не обсуждаем. После того страстного интереса, проявленного к нам начальством, можно ожидать чего угодно, вплоть до прослушки, кстати по телефонам тоже.
— А сейчас? — спросила Таша, панически озираясь вокруг.
— Надеюсь, что до этого еще не дошло. Может, и вообще ничего не будет, а я съехал с катушек. Но здесь, как говорят в нашей доблестной полиции, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Сейчас забираем все нужное по домам. А следующий раз собираемся у меня завтра вечером. Договорились?
Так, незаметно для нас, клуб балбесов-мэнээсов перерос в тайное общество энтузиастов отсутствующего сознания, то бишь тех же балбесов, только под другим соусом.
Вечером я в одиночку сидел на летней террасе «Пингвина» (глупое название глупого заведения) и прихлебывал непонятного состава напиток, по ошибке называемый кофе. Главным и, наверное, единственным преимуществом кафешки было то, что она находилась на краю большого и ухоженного парка, ровно на полпути с работы домой. Так что я сидел, поглощал калорийные бомбочки в виде донитсов, запивая их суррогатом, изготовленным, наверное, из корней кофейного дерева, и любовался на большущие липы, высаженные вокруг красивого пруда.