До поселка отсюда оказалось не триста метров, а как минимум километр, если не больше. На каблуках, со стертыми в кровь ногами это был не самый простой путь. А если вдруг придется идти сквозь метель?

– Давай я тебя обратно отвезу? – предложил водитель. – Денег много не возьму, заправишь меня газом, и хорошо. Чем переть в эту аномальную зону!..

– Нет уж, – решилась Ира. – Доктор сказал – в морг, значит, в морг!

В этот раз концовка бородатого анекдота вдруг показалась совсем не смешной.

– Ты смотри, – настаивал водитель. – Я пока здесь встану, буду колесо менять, давно на запаске езжу, это-то сейчас чуть и не довело до худого. Масло проверю, тосол, тормоза слегка прокачаю. Часика два провожусь. Тебя, если вернешься, заберу обратно, денег сверху уговора брать не буду. По рукам?

Ира кивнула, а затем отсчитала три тысячи пятисотками и решительно закинула сумку на плечо. По-хорошему надо было все-таки залезть, найти кроссовки и переобуться. Но даже от мысли о том, чтобы снять туфли, ее начинало подташнивать.

– Девушка, – сделал последнюю попытку водитель. – Может, не надо? Зимой у нас один турист туда на джипе заехал, потом в одних трусах вышел, с бутылкой в руках, полубезумный! Отморозил себе все, еле откачали. Что вам там делать?

– Я там родилась, – ответила Ира.

Она сделала шаг, второй, третий. Идти под горку, с одной стороны, было легче, с другой – тот, кто изобрел шпильки, явно сделал это необдуманно.

Когда Ира разогналась километров до семи в час, она неожиданно для себя провалилась в метель. И здесь было очень холодно.

– Так вот ты какой, морг, – пробормотала она.

Идти обратно – в горку – ей не хотелось, поэтому она продолжила путь вниз. В голове роились то ли воспоминания, то ли обрывки снов. Какие-то маленькие человечки, ростом едва по пояс, предлагающие Ире продать локон волос и обещающие золота по его весу. Медведь в малиннике, урчащий мелодию «Стеньки Разина». Сосна, вытягивающая корни из земли, чтобы отползти от ивы, с которой только что поссорилась.

Ступней Ира уже не чувствовала, и это позволило ей перейти на бег. Что там творилось, внизу, было уже не важно. Девушка бежала на подламывающихся ногах сквозь метель, шаг за шагом, прыжок за прыжком.

Рыбак, ловящий рыбу с помощью обычной палки, без всякой лески. Полено, горящее час за часом и все никак не сгорающее. Трехголовая корова, вторую башку которой девчонка лет десяти учит дышать огнем.

В нескольких метрах перед Ирой мелькнул свет. Она еще прибавила скорости, рискуя сломать ноги в любой момент, и перед самой избушкой споткнулась и натурально носом открыла дверь.

– О! Ирка вернулась! – густым басом произнес кто-то, стоящий над распластавшейся на пороге девушкой. – Ох ты ж, Господи, одета-то как не по погоде!

Она проснулась на высокой и мягкой кровати, чувствуя забытый сладковатый привкус дыма. В печной трубе время от времени взвизгивал ветер, за окном серым маревом мела метель.

– Ирочка, ну как ты? – поинтересовалась бабка, сидящая у постели.

– Мама? – пораженно спросила девушка. – Но почему ты такая… старая?

– Не помнишь ничего? – усмехнулась мать. – Это не я старая, это ты молодая. Для тебя прошло десять месяцев, а для нас – двадцать пять лет. Ты лесовиков-то помнишь?

У этого слова был образ. Коренастые человечки, не выше метра. Хитрые, себе на уме – иногда злые, иногда добрые.

– Помню, – кивнула Ира.

– Ну вот, они поссорились с отцом Тихоном незадолго до того, как ты уехала. Он людей против них подбивал, ну а они сварили проклятие и пришли к нему под окна. Сказали, что жить ему осталось не так уж долго. Дали одиннадцать лет, день в день. Отец Тихон снял рясу, убрал крестик свой и засел за книги. До пострига-то он неплохим ведуном был. А потом взял, да закрутил время тугим жгутом. И вот теперь везде год проходит, у нас – тридцать. А проклятие сделало отца Тихона почти бессмертным. Считай, триста тридцать лет лесовики ему напророчили! Они зубами скрипят, а сделать ничего не могут.

Пока мать рассказывала, Ира под ее голос – такой знакомый и такой странный – тихо и мирно уснула.

Ей снился Белгород – красивый, чистый город с брусчаткой на тротуарах, с вежливыми и спокойными людьми. Снился суматошный и в чем-то даже безумный университет, снились одногруппники, с которыми она иногда участвовала в веселых загулах.

И все это было для нее потеряно, девушка чувствовала, хотя и не могла понять почему. Она бесплотным призраком бродила по улицам и аудиториям, заглядывала в родное общежитие, проходила сквозь музыкантов в подземном переходе. Ира прощалась с Белгородом и пыталась понять, почему она бросила его, зачем и куда уехала, но никак не могла дойти до сути.

Лишь перед самым пробуждением она вспомнила. Вспомнила комнату в общаге, куда вошла, чтобы попросить у подруги кастрюлю – свои все были заняты. А в комнате, обняв Люду и что-то жарко говоря ей на ухо, сидел Славка – тот самый, который всего несколько дней назад признавался в любви Ире.

Вспомнив это, она немедленно проснулась.

– Кто такой Славка? – поинтересовался смутно знакомый пацан лет тринадцати, сидящий в ногах у девушки.

– Ты биологию проходил? – поинтересовалась в ответ Ира.

– Ну, тетя Настя учит нас помаленьку, – уклончиво сказал мальчишка.

– В общем, Славка – это такой вид козла, – пояснила девушка. – Кстати, ты вообще кто?

Тут Ира узнала, что за десять месяцев ее отсутствия в Щучьем Логе случилось очень много всего, особенно если учесть, что здесь прошло двадцать пять лет.

Пацана звали Степой, и он был племянником Иры – сыном ее младшего брата. Мама Степы – Алена – еще совсем недавно играла в куличи, а теперь выросла и стала степенной замужней женщиной с двумя детьми.

– Ира, нам нужна твоя помощь, – вдруг сказал племянник, – в сделке с лесовиками.

– Никаких сделок с недомерками, – к месту вспомнила девушка лозунг отца Тихона.

– Да перестань, – обиделся Степан. – Ты что, как бабушка, такая же правильная? Можно подумать, сама с ними сделок не заключала, когда молодой была?

– Да я и сейчас молодая!

Воспоминания о детстве были совсем рядом, некоторые из них возникали по первому ее желанию, другие приходилось словно выуживать из глубин памяти.

С лесовиками за семнадцать с половиной лет, прожитых в Щучьем Логе, она заключила три сделки. В первый раз продала локон за золотую нить, за что ее высек мочеными прутьями отец. Во второй попросила говорящую куклу, хотя была уже и не такой мелкой, лет десяти или одиннадцати. Отдала за это первую распашонку младшего брата.

Машку – злую деревянную куклу, вечно всем недовольную – случайно раздавил неуклюжий братик Мишка, и Ира совсем о ней не жалела, хотя повода на законных основаниях надрать младшему уши не упустила.

А в третий раз она попросила лесовиков, чтобы они помогли ей забыть Ивана Руденко, с которым девушка накануне поссорилась, – и отдала за это ту самую золотую нить, которую выменяла в первый раз. Лесные жители согласились, но поставили условие: она забудет Ивана, если уедет из поселка, но как только вернется – сразу же его вспомнит. И тогда Ира решила покинуть Щучий Лог навсегда.

Вот чего не сказали лесовики – так это того, что вместе с глупым Руденко она забудет и сам поселок, и себя, и всех родных.

– Степа, я заключала сделки с лесовиками, – призналась девушка племяннику. – Но в итоге никакой выгоды с этого не получила, сплошные убытки.

– Каждый человек должен сам совершать свои ошибки, иначе он ничему не научится. – В горницу вошел парень, очень похожий на Степку, но чуть старше – лет пятнадцати, наверное. Такой же белобрысый и веснушчатый, но поплотнее с виду. – Ира, да, знаем, что сделки с лесовиками опасны. Но иногда, чтобы что-то получить, приходится чем-то жертвовать. Ты поможешь нам?

Он показался ей таким же упертым, как ее младший брат Мишка. Девушка понимала, что если она откажется, то он сделает по-своему. А если сдаст его – он смертельно обидится, но все равно сделает по-своему.