«„Лоа“ садится на „лошадь“: его интеллект, твое тело».

Вереница самых блестящих людей мира, ожидающих, когда придет их очередь вновь и вновь обмануть смерть, — и каждый год новые студенты, рвущие друг другу глотки за членство в V&D. Какие дураки! Жертвы самого эксклюзивного университетского клуба в мире. Надо же, и я был среди них, клал голову на плаху с широкой улыбкой, полный надежды… Стало быть, я не прошел отбор. Шалтай-Болтай сказал: «Расскажи ему смысл шутки. Вдруг он тебе спасибо скажет?» О да! Спасибо большое, что не отобрали мое тело и жизнь! Правда, на секунду я ощутил идиотскую обиду: чем это им не понравилось мое тело?

Пора было возвращаться к Майлсу и Саре.

И тут я увидел его. Он шел на меня по другой стороне улицы. Дорога была совершенно пуста, кроме этой фигуры, срезавшей путь и быстро направлявшейся ко мне. Я пробовал закричать, но горло сдавило. Я чувствовал, как воздух выходит из легких, но слышалось лишь слабое сипенье.

Я бросился бежать.

В конце улицы я увидел вторую фигуру, выступившую из тени и направившуюся ко мне таким же быстрым шагом. Я свернул в переулок, тянувшийся между двух рядов красивых старинных особняков. Поскользнувшись на черном обледенелом пятне асфальта, я с размаху въехал в мусорный контейнер. Это остановило неуправляемое скольжение, но я сильно ушиб плечо. Я уже действовал на чистом адреналине — не обращая внимания на боль, вскочил и снова кинулся бежать. Отважившись оглянуться, увидел, что двое преследователей свернули в переулок и спешат за мной бок о бок. Не бегут, а идут размашистой походкой. До конца квартала оставалось футов тридцать. Впереди перекресток, от которого дороги расходятся минимум в трех направлениях. Если я сейчас оторвусь, там они потеряют меня. Я заставил себя прибавить скорость. Двадцать футов. Пятнадцать… И тут внутри все оборвалось: в конце переулка появились еще две черные фигуры, загородив просвет. Они молча пошли на меня.

Я сделал единственно возможную вещь. Не думая, повинуясь животному инстинкту, я кинулся влево в узкий проход между домами и помчался так, как не бегал никогда в жизни.

Дома надвигались с двух сторон, угрожая сомкнуться и раздавить меня; ни малейшего проблеска света, только узкая полоска звездного неба над головой.

И тут, увидев, что ждет меня в конце аллеи, я понял: они не преследовали меня, а загоняли.

Три силуэта стояли в конце переулка, блокируя дорогу, не двигаясь, выжидая.

Впереди маячил открытый колодец, над которым белел легкий пар, поднимавшийся из черного круглого отверстия. За моей спиной сомкнулась четверка преследователей. Я хотел остановиться, но бежал с такой скоростью, что это только заставило меня оскальзываться и спотыкаться на обледеневших участках. А затем все пересилила какая-то примитивная математика: четверо сзади плюс трое впереди равняется ё-моё, сигай живее в люк! Поэтому я, тормозя на бегу, закрыл голову руками и с ходу прыгнул в люк, ударившись плечом о железный край. Несколько мгновений я чувствовал, как лечу в воздухе, и видел, как удаляется темно-синий диск, а в следующую секунду все мои чувства отвлекло приземление во что-то мокрое. Я ударился о дно и ощутил, как шок падения прокатился по телу.

Я поднялся. Ногу жгло, но идти я мог. Сперва я слышал только журчанье воды. Меня трясло от возбуждения и холода. Я стоял в мелком небыстром ручейке и смотрел, как поток глубиной в дюйм бурлит вокруг моих ботинок. Каждые двадцать футов или около того зарешеченные щели на потолке тоннеля пропускали слабый уличный свет.

В этом тусклом свете я увидел фигуру в плаще с капюшоном, стоявшую ярдах в десяти и смотревшую на меня.

Человек был высоким. Его плечи медленно поднимались в такт мерному глубокому дыханию.

Он сделал шаг ко мне и остановился.

Я не видел его лица. Он ничего не говорил и двигался бесшумно.

Он сделал еще шаг.

Я хотел двинуться с места, но ноги не слушались меня.

«Я хочу видеть его лицо», — капризно потребовал мой безумный внутренний голос.

Еще шаг. Обдуманно. Методично.

«Шевелись», — прошипел я себе.

Не могу. Ватные ноги. Бесполезный, промокший и мертвый.

Он зашагал чаще, ступая широко и точно. Каждый шаг с плеском впечатывался в тоненькую пленку воды на дне тоннеля.

«Двигайся же, шевелись!»

Сейчас он бросится на меня.

Не останавливаясь, он сунул руку под плащ. Через мгновение послышался тупой металлический звук, как от щипка толстой струны. Он вынул руку. Из-под пальцев торчало длинное лезвие.

Я вдруг почувствовал, что могу двигаться.

Паралич сразу отпустил меня. Я попятился, повернулся и кинулся бежать.

Каждый шаг отдавался звонким мокрым чавканьем. Вода, камень, щели света — все казалось могилой, и я думал, уж не стал ли призраком, лишившимся памяти. В боку болело, как на школьной физкультуре, когда переходишь с бега на шаг и снова на бег.

Голос, тихий, искушающий, шептал в ушах: «Ты можешь просто остановиться. Больно не будет. Раньше или позже, какая разница. Брось, это легче легкого».

Я не остановился. Я пересилил боль в боку, и она отпустила. Но человек в капюшоне приближался. Я не знал, отказывают мои онемевшие ноги или это размялся мой преследователь, но шлепки его шагов слышались чаще и ближе. Его клинок, должно быть, задел стену — я услышал металлический звяк. Он что, занес нож? Лезвие царапнуло потолок над моей головой? Я бежал, а перед глазами стояла виденная позавчера картина — Сара, залитая солнечным светом, смотрит на меня с верхней ступеньки, и глаза у нее блестящие и орехово-коричневые, почти золотистые, потому что она только что вытерла слезы. Я хотел увидеть ее снова. Это все, что я знал. Я должен выбраться из этого тоннеля. Если тупо бежать вперед, он нагонит меня.

Мозг все-таки поразительная вещь. Он хочет жить. Знаете эту ерунду насчет того, что мы используем только десять процентов нашего мозга? Ну так я думаю, что остальные девяносто сберегаются для подобных ситуаций. Я все слышал и все видел. Пробегая мимо уличного стока, я обратил внимание на стекающую воду, а над стоком, слишком мелкие, чтобы заметить десятью процентами мозга, увидел два глаза, нарисованных на кладке. Этот сток куда-то вел. «Куда-то» представлялось мне лучшим вариантом, чем «здесь», потому что за мной по пятам гналась смерть.

Я остановился и резко бросился назад и вниз, стараясь не обращать внимания на ушибленную ногу, решив схватить преследователя за щиколотки. Удар получился прямым, и человек перекатился через меня, мазнув полой плаща по лицу. Плащ пахнул плесенью, затхлостью. Я вскочил и кинулся в сток головой вперед, а внутри уперся в стенки и вылез с другой стороны.

Я упал в полупроходной канал, высоко залитый водой. Там была железная лестница, и я полез вверх. Сдвинув панель, я с силой швырнул ее вниз, метя в голову человека, протискивавшегося через сток за мной. Через открывшееся отверстие в техническую шахту проникал свет, и я полез туда, навстречу свету.

Поводив по стене рукой, я едва удержал крик. Труба с кипятком. И снова здравствуй, паровой тоннель. Я побежал по коридору.

Я гадал, можно ли надеяться, что панель, которую я бросил вниз, — не особо тяжелая, но и не очень легкая — оглушила этого типа в плаще. Оказалось, не с моим счастьем. Как в замедленной съемке, из стены высунулся длинный заостренный капюшон. Затем просунулись тощие руки, вроде паучьих лап, уперлись и протащили через отверстие длинное тело. Наконец разогнулись колени, и он выпрямился в полный рост.

При свете я наконец смог разглядеть своего преследователя. Конический капюшон, алое одеяние. Лицо скрыто грубо вырезанной деревянной маской — покрытые корой заостренные зубы, как у какого-нибудь голодного демона, неровные треугольные щеки. Маска раскрашена ярко-белым, с оранжевыми и пурпурными полосками вокруг глаз и рта, — ну просто восьмидесятилетняя шлюха, вышедшая ловить последнего в жизни клиента.

Человек-марионетка, мелькнуло в голове.

Затем раздался тупой металлический «чик», и лезвие снова появилось у его бедра, направленное вниз.