Телеграфист опять начал запоминать, разглядывать, связывать один факт с другим, для того чтобы можно было обо всем написать.

Он сидел, прикрывая одной рукой другую: у него был оторван палец. Он следил за удаляющимися индейцами и, слушая проклятия, которыми сыпал Бат Мастерсон, спрашивал себя: «Чего же я ожидал?.. Как я буду обходиться без пальца?! Как останавливают кровь?..»

Мастерсон осадил лошадь и уныло разглядывал своих потрепанных, потерпевших поражение ополченцев.

А в направлении Арканзас-Ривер темная масса странного, непобедимого племени шайенов уже исчезала среди желтой травы канзасской прерии.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сентябрь 1878 года

КАПКАН ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ

Мюррей все еще искал след индейцев. Его люди были измучены и покрыты грязью. И было в них что-то новое, чего им раньше не хватало.

Ранним знойным утром Уинт, осадив лошадь, спросил капитана:

– Вы когда-нибудь охотились?

– Охотился?..

– С собакой. Ну, например, с пойнтером на перепелов. Заметили ли вы, как он везде рыщет, отыскивая след?

– Я ненавижу охоту, – ответил Мюррей. – Мне всегда казалось, что в человеке, который любит охоту, есть что-то скверное.

Уинт пожал плечами:

– А я люблю охоту. Но вопрос не в этом: я думал о людях. Посмотрите на них.

– Они устали.

– Теперь они хотят драться, а прежде у них этою желания не было.

– Они хотят найти то, что ищут, – сказал Мюррей.

– Так всегда бывает. Вот и я думаю… думаю об этих проклятых индейцах, даже во сне вижу. И уж кажется, что на свете нет ничего другого.

Отряд долго блуждал, пытаясь определить путь индейцев, расспрашивая встречных: «Индейцев не видели?»

Ночью они добрались до какого-то ранчо. Ставни дома были закрыты, собаки заливались лаем, перепуганный скот сбился в кучу. Мюррей принялся кричать и звать хозяина.

– Эй, кто там есть!

После долгого ожидания фермер наконец вышел, держа в руках ружье, полусонный и злой, в нелепой длинной ночной рубахе. Он, вероятно, думал: «Ну какого черта они ездят не днем, а ночью, когда спать надо! Чего пристают!»

– Где индейцы?

– Нет здесь никаких индейцев!.. Вот дурачье! Да я уже лет пять не видел здесь ни одного индейца.

Рослые серые лошади топтали копытами двор перед домом и выгон, а кавалеристы отпускали саркастические замечания, заверяя фермера, что прочесывать всю страну, защищая людей такого сорта, как он, не слишком большое удовольствие.

– А я повторяю, что уже целых пять лет здесь нет никаких индейцев, – упорствовал фермер.

– Я бы хотел, чтобы с нами был следопыт, – сказал Уинту Мюррей. – Возможно, все они ничего не знают, по крайней мере добрая половина. Но куда идут индейцы – они, кажется, знают. Хотелось бы мне знать, куда идем мы.

– На север.

– А что, если шайены также направляются на север?

Уинт пожал плечами.

Они прибыли в Гринсбург еще до рассвета, точно ночные бродяги или ночные призраки. Весь город проснулся, началась паника. Сотни перепуганных, изумленных людей показались в окнах. И вот на Мейн-стрит перед канцелярией шерифа выстроилась длинная вереница черно-синих мундиров. После команды Мюррея «вольно» они спешились и стали приседать, разминая затекшие ноги.

– Эй, шериф! – заорал Уинт, осыпая его бранью и уже не заботясь о том, проснется ли весь город или весь мир. – Шериф!

Шериф жил в том же помещении, где находилась и его канцелярия. Натянув штаны поверх ночной рубашки, он вышел е ружьем в руках. Это был низенький человек; волосы дыбом стояли вокруг лысины на его яйцевидном черепе.

– Опустите ружье, шериф, – сказал Уинт.

– Кто дал вам право беспокоить почтенных людей, которые уже легли спать? – проворчал шериф.

– А если бы вас разбудили индейцы, шериф, вы были бы довольны?

– Индейцы?!

– Пусть идет спать! – раздраженно сказал Мюррей. – Пусть даст нам проводника и отправляется спать.

Солдаты уже успели заснуть. Они устроились прямо на улице, примостившись возле своих лошадей. Их головы свесились на грудь, руки опустились.

– Нам нужен следопыт, – сказал Уинт.

Весь город проснулся и был на ногах, словно жители почуяли индейцев; теперь они уже не злились, что их разбудили. Точно вернулись былые времена. И кое-кто предлагал построить баррикады с обоих концов улицы.

– Смелей, задайте им жару! – слышались голоса.

Офицеры продолжали требовать у шерифа следопыта.

– Есть у нас такой, – сказал шериф. – Старик Филуэй. Уж он знает страну вдоль и поперек.

– А где он?

– Это старый истребитель индейцев. Знаешь, сынок, он скальпировал их тогда, когда у тебя молоко еще на губах не обсохло.

– Ну хорошо, а где же он?

Со всех сторон раздались крики: «Папаша! Папаша!» Толпа расступилась и вытолкнула древнего, костлявого, заспанного старика.

– Да это прямо мой дедушка! – засмеялся Гатлоу.

– Местность знаешь? Был когда-нибудь следопытом? – нетерпеливо расспрашивал Мюррей.

– Был ли я следопытом?.. Господи, да чего ты, молодой человек, так на людей кидаешься?

– Нам нужен разведчик. Нашего убили шайены.

– А вы гоняетесь за шайенами?

Мюррей вздохнул. Гатлоу захихикал. А Уинт сказал:

– Слушай, папаша, хочешь быть нашим следопытом? Нам нужно найти след шайенов; их около трехсот, они направляются на север. Мы шли за ними по пятам от самой Территории, а вчера потеряли их. Они должны быть где-то здесь поблизости, может быть всего в каких-нибудь двадцати милях. Будем платить тебе три доллара в день, и я попрошу, чтобы полковник выдал тебе премию. Ну как, идет?

Кто-то сунул старику плитку табаку. Он откусил и задумчиво стал жевать.

– Идет-то оно идет, – сказал он наконец, – только, сынок, не вздумай ты командовать мной. Одного я не выношу – чтобы какой-нибудь недоносок в мундире помыкал мною.

– Ну, понятно, – кивнул головой Уинт.

– Так я пойду раздобуду себе ружье и коня.

– Вот непроизводительная трата казенных денег! – заметил Уинт, когда старик ушел.

Сержант Кембрен заорал на своих солдат, поднял их на ноги и заставил вновь сесть на коней. Мюррей отправился на поиски телеграфиста, а Гатлоу посмеивался, дремал, декламировал какие-то стихи и опять дремал.

Спустя четверть часа они выехали из города. Филуэй, посмеиваясь, плел обоим капитанам небылицы из тех времен, когда страна была еще молода.

Мюррей повернул свой отряд сначала на запад, потом на север и опять на запад. Старик был, видно, не дурак: он ехал, свесившись с седла, и то ли случайно, то ли благодаря своей опытности при свете утренней зари все-таки отыскал след индейцев.

– Шайены? – спросил Мюррей.

– Ну, сынок, посуди сам: других-то индейцев в этой местности нет!

– А давно они здесь прошли?

– Я же не гончая, сынок.

– А ты определи, отец.

Старик осторожно слез и принялся рассматривать в примятой траве широкий след. Солдаты грузно сидели в седлах и следили за ним остекленевшим взором. Следопыт ощупывал землю, поднимая травинки, скреб следы лошадиных копыт.

– Может быть, с час назад, – наконец заявил он.

– С час?

– А может быть, и два часа, – пожал старик плечами. – Не могу сказать точнее, но проехали они недавно.

– Сделаем здесь привал, – сказал Мюррей, – а затем поедем за ними.

Его первым побуждением было броситься в погоню немедленно. Отыскать индейцев, опять и опять атаковать их, наносить им всё более сильные удары – таково было овладевшее им мучительное желание, и оно жгло, как свежая рана.

После того как кавалеристы поспали часа два, настроение у них улучшилось. Мзррей понял, почему Уинт говорил об охотничьих собаках. Теперь солдаты шли по следу и подгоняли своих лошадей. Первое время эти шайены были для них обыкновенными индейцами, из-за которых войска остаются в прериях. Кое-кто уже имел стычки с индейцами, и это могло повториться опять. Войска и индейцы были как бы двумя чашами весов. Присутствие одних требовало присутствия других. Настоящей ненависти к ним не было. Вначале солдаты невольно испытывали даже своего рода восхищение шайенами. Можно было называть шайенов и краснокожими дикарями и как угодно, но факт оставался фактом: целый народ готов был пройти тысячу миль по стране, полной войск, чтобы добраться до своего родного края и стать свободным. Это было солдатам понятно. Может быть, безумие, но безумие, заслуживающее восхищения.