И в суд она не пришла — ни на первое, ни на второе заседание, — он бы ее наверняка заметил. Может быть, тогда и он вел бы себя на суде иначе. Если любят, стараются блеснуть умом и отвагой. Если, конечно, он любит.

То и дело пожилой джентльмен с носом, похожим на клюв попугая, вставал и задавал вопросы полицейскому. Д. решил, что это и есть сэр Теренс Хиллман. Разбирательство затягивалось до бесконечности. Затем внезапно все кончилось. Сэр Теренс попросил отсрочить судебное заседание: у его клиента не было времени подготовить защиту должным образом, в деле обнаружилось много неясных обстоятельств. Неясностей действительно много, но зачем требовать отсрочки? Это уже было неясно и самому Д. Ему еще не предъявили обвинений в убийстве, уж лучше бы, конечно, оставить полиции поменьше времени для этого.

Представитель полиции, маленький, нахохленный человечек, заявил, что у него нет возражений. Он саркастически ухмыльнулся в сторону королевского адвоката, как будто подловил сэра Хиллмана на глупости и набрал важное очко. А тот снова вскочил, требуя освобождения под залог.

Начались продолжительные препирательства, смысл которых ускользал от Д. Он бы предпочел оставаться в камере, чем переселяться в отель. Да и, кроме того, кто внесет залог за такого подозрительного и нежелательного иностранца, как он?

Сэр Теренс заявил судье:

— Ваша милость, я возражаю против поведения полиции. Какие-то намеки на более серьезные обвинения. Если так, пусть представят нам эти обвинения, чтобы мы могли их рассмотреть. А пока что они цепляются за мелочи: хранение огнестрельного оружия, сопротивление аресту… Какому аресту? Аресту на основании фальшивого обвинения, которое полиция не удосужилась как следует проверить?

— Подстрекательство к нарушению общественного порядка, — вставил нахохленный человечек.

— Это политика! — отпарировал сэр Теренс. Он повысил голос: — Ваша милость, полиция усваивает привычку, которую, я надеюсь, вы сможете пресечь. Она старается засадить человека в тюрьму на основании каких-нибудь ничтожных обвинений, чтобы выиграть время для подготовки доказательств совершения более серьезных преступлений. И если у них ничего не получается, что ж, человека отпускают и никто больше ничего не слышит об этих страшных подозрениях. Пока что представителю полиции не удалось собрать весомых доказательств.

Перебранка затягивалась. Внезапно судья нетерпеливо вмешался, стуча авторучкой по пресс-папье:

— Я не могу отделаться от впечатления, мистер Фенник, что в словах сэра Теренса есть доля истины. Право же, в предъявленных обвинениях нет ничего, что помешало бы мне назначить залог. Надеюсь, вы не станете возражать против значительного залога. В конце концов, у вас же его паспорт.

Снова начались споры.

Все это носило скорее схоластический характер — у него в кармане было всего два фунта. Вернее, даже не в кармане, а в вещах, отобранных у него после ареста. Судья решил:

— В таком случае я устанавливаю недельный срок временного освобождения из-под ареста под залог в две тысячи фунтов.

Д. не мог удержаться от улыбки — две тысячи фунтов! Полицейский открыл дверцу в загородке, отделяющей скамью подсудимых, и дотронулся до его руки: «Сюда». Он снова оказался в коридоре с облицованными плиткой стенами. Защитник уже ждал его, улыбаясь:

— Сэр Теренс был для них сюрпризом, не правда ли?

— Все это напрасный шум и суета, — сказал Д., — у меня нет денег и потому мне самое место в тюремной камере.

— Все устроено, — сказал защитник.

— Кем?

— Мистером Форбсом. Он ждет вас на улице.

— Я свободен?

— Как птица. На неделю. Или пока у них не будет достаточно доказательств для вашего вторичного ареста.

— Не понимаю, зачем из-за меня столько хлопот?

— В лице мистера Форбса вы нашли хорошего друга, — сказал защитник.

Д. вышел из суда и спустился по лестнице на улицу. Мистер Форбс в модных брюках-гольф беспокойно прохаживался у радиатора своего «паккарда». Они с некоторым смущением посмотрели друг на друга и воздержались от рукопожатия. Д. сказал:

— Итак, я должен поблагодарить вас за того, кого они называли сэром Теренсом, и за залог. Право, во всем этом не было нужды.

— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Форбс. Он бросил на Д. долгий, печальный взгляд, словно хотел прочитать на его лице ответ на какой-то мучивший его вопрос. Он сказал: — Садитесь рядом со мной. Я оставил шофера дома.

— Придется поискать место для ночлега. И еще надо получить в полиции мои деньги.

— Об этом не беспокойтесь.

Они сели в «паккард», и мистер Форбс включил мотор. Он сказал:

— Взгляните, пожалуйста, на указатель бензина.

— Бак полный.

— Ну тогда все в порядке.

— Куда мы едем?

— Если не возражаете, я заскочу по пути на Шепердс-маркет.

Всю дорогу они ехали молча, через Стрэнд, вокруг Трафальгар-сквер, по Пикадилли, пока не подъехали к небольшому дому. Мистер Форбс дважды посигналил, глядя в окно над рыбной лавкой. Он сказал извиняющимся тоном:

— Я на минутку.

В окне показалось пухлое, смазливенькое личико женщины в розовато-лиловой шали. Она вяло улыбнулась и помахала рукой.

— Извините, — сказал мистер Форбс и исчез в подъезде рядом с рыбной лавкой.

По тротуару лениво тащился жирный кот, остановился, брезгливо понюхал рыбью голову на решетке водостока и отвернулся.

Мистер Форбс вышел, сел за руль и, включив мотор, украдкой взглянул на Д.

— Она неплохая девушка.

— Да?

— Я думаю, она всерьез привязана ко мне.

— Неудивительно.

Они ехали по мосту Найтсбридж. Форбс сказал:

— Вы иностранец. Вам, возможно, покажется странным, что я содержу Салли и в то же время… люблю Роз.

— Мне-то какое дело.

— Мужчина должен как-то устраивать свою жизнь, а у меня вот все как-то не складывается… до этой недели.

— Угу, — сказал Д. и подумал: я начинаю говорить, как Джордж Джарвис.

— И кроме того, иногда это и приносит пользу, — сказал мистер Форбс.

— Еще бы.

— Вот сегодня, например. Она готова поклясться, если понадобится, что я провел с ней весь нынешний день.

— Не понимаю, зачем это вам может понадобиться.

Все время, что машина шла по Хаммерсмит, оба молчали. Лишь когда выехали на Уэстерн-авеню, мистер Форбс снова заговорил:

— Вы, наверное, несколько озадачены?

— Немножко.

— Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что вам придется немедленно покинуть нас — раньше, чем полиция соберет достаточно доказательств о вашей роли во всей этой несчастной истории. Одного револьвера было бы достаточно.

— Не думаю, что они его найдут.

— Вам нельзя рисковать. Понимаете, попали вы в К. или нет, юридически — это все равно убийство. Они вас не повесят, полагаю, но уж поверьте мне, лет пятнадцать вы получите.

— Может, и так. Но вы забываете про залог.

— Это уж мое дело. Вы должны уехать сегодня же. Вечером отправляется пароход с грузом продовольствия для вашей страны. Особого комфорта, правда, не будет и в пути не исключена бомбежка, но это уже ваши заботы… — В голосе его послышался какой-то сбой. Д. быстро взглянул на выпуклый семитский лоб, темные глаза над ярким галстуком — Форбс плакал. Немолодой еврей сидел за рулем машины, едущей по Уэстерн-авеню, и плакал. Форбс сказал:

— Все подготовлено. Вас тайно доставят на борт после того, как пароход пройдет таможенные формальности.

— Очень любезно с вашей стороны… Столько хлопот из-за меня.

— Я это делаю не для вас. Роз просила меня сделать все, что я смогу.

Так вот откуда его слезы — любовь… Они выехали на шоссе и повернули на юг. Словно парируя чье-то обвинение, мистер Форбс жестко сказал:

— Я, конечно, поставил свои условия.

— Какие?

— Чтобы она не виделась с вами. Я не разрешил ей пойти в суд.

— И она обещала выйти за вас замуж, несмотря на Салли?

— Да. Откуда вы знаете, что Роз известно про Салли?

— Она мне говорила.