Изменить стиль страницы

Прозвучавший на втором галеоне сильный взрыв заставил всех вздрогнуть — огонь добрался до пороховой камеры. Видимо, запас боеприпасов был почти израсходован или испанцы сумели вовремя избавиться от значительной его части: корабль не взлетел в воздух. Но было ясно, что он обречен. Переброшенные ударной волной горящие обломки завалили палубу каторги, запутались в такелаже. Пожар на галере усилился. Пылающие и тлеющие куски дерева посыпались и на палубу первого галеона. Сафонка и Хуа То отскочили и спрятались за пушкой, османы отпрянули к передней мачте.

От зоркого взгляда Искандара не укрылась молниеносная стычка на носу. За ней он увидел куда больше, чем его подчиненные. Китаец где-то пропадал четверть часа, не участвовал в атаке вместе с первой лавиной рабов. Не прятался же этот храбрец? Чем он был занят? Наверняка освобождал гребцов с нижних палуб!

Сбылся кошмарный сон полководца — сражение на два, нет, даже на три фронта. Мало двух галеонов, там еще и рабы… Все же сдаваться Искандар не собирался.

— Мурад-паша, десять галионджей пусть пробегут по верхней палубе, скинут все горящие обломки в воду. Остальные начинают общую атаку на кормовую башню. Отзови шестерых телохранителей, что готовятся напасть на русского и китайца, они мне здесь пригодятся.

Мурад отдал распоряжения и вернулся к командующему.

— Великий, прямой штурм сулит большие потери. Ты же сначала хотел послать на ванты лучших стрелков, чтобы те перебили испанцев сверху…

Искандар впервые неприязненно взглянул на Мурада. Неужели янычар-паша забыл, что в бою нельзя обсуждать приказы командира? Впрочем, он сам учил своего любимца подвергать все сомнению. Тем более, что Мурад вообще-то прав…

— План битвы приходится менять по необходимости. Сейчас нам в спину ударит новое рабское стадо, мы окажемся между молотом и наковальней. Надо занять укрепление испанцев поскорее, и тогда сверху мы поохотимся на бунтовщиков, как на кабанов с вышки… Выполняй приказ!

Оставив два десятка самопальщиков охранять тыл, Искандар бросил все наличные силы на штурм кормовых надстроек. Под прикрытием аркебузьеров и арбалетчиков, спускавших курки при даже мимолетном появлении из-за укрытий лица или фигуры врага, турки полезли вверх по доскам. Ударная группа пробивалась по главной лестнице. Еще один отряд спустился под палубу, намереваясь проникнуть в башню снизу через корабельные ходы.

Христиане отбивались с мужеством обреченных на смерть гладиаторов. Это помогло им убить немало врагов, победы же не принесло. Когда с палубы каторги и из протараненных в бортах отверстий на галеон хлынули потоки заросших, бородатых, визжащих от страха и ненависти к хозяевам невольников, большинство османов уже хозяйничали на корме. Оставшиеся внизу неудачники были буквально затоплены рекой рабских тел.

— Надо выручить правоверных, Искандар-бег! Давай спустимся и ударим по райе! — возбужденно предложил Мурад.

— Бесполезно. Сражающиеся переплелись теснее, чем клубок змей в зимней норе. Незачем лезть в рукопашную, терять людей попусту. Эй, пушкари! Подтащите к краю башни пушку. Разверните ее. Зарядите картечью. Забейте пыж поплотнее, чтоб пульки не высыпались. Наклоните вниз дулом. Подложите доски под лафет. Вот так… И нацельте в самую гущу толпы…

— Так мы же заодно правоверных перебьем!

— Они все равно считай, что мертвые, нам их не спасти… Удачным выстрелом мы уложим половину гребцов. Учти, я не вижу Джумбо. Он наверняка приведет рабов еще и с нижней гребной палубы. Стреляйте же скорее, а то они рассеются!

Могучий Слон появился как раз в тот момент, когда оглушительный залп пригвоздил к доскам палубы полусотню рабов, добивавших турок у самой башни. Остальные отбежали и залегли. Молили о помощи, стонали раненые, на них никто не обращал внимания.

Русский и китаец присоединились к чернокожему исполину.

— Искандар в осаде, — спокойно сказал Хуа То. — Он не мочь двинуться с места.

— Мы хуже иметь положение, чем его, — так же невозмутимо ответил негр. — Если мы напасть, турки стрелять из аркебуз. Если стоять на месте долго, они еще заряжать и еще стрелять из пушки. Мы иметь пушки, но кто стрелять…

— Давай попробую, — вызвался Сафонка, добром помянув батюшку, некогда пославшего его в обучение в пушкарям.

Впервые в жизни Искандар разочаровался в себе, подверг сомнению свой божественный дар предугадывать действия противника. Он был уверен, что толпа гребцов с ходу кинется штурмовать кормовую башню, отхлынет, подобно приливу, оставив после себя трупы, как волна — водоросли и камни. И лишь потом обескураженные вожаки рабов, возомнившие себя новоявленными Спартаками, начнут думать, как действовать дальше. В миг растерянности турки обстреляют восставших картечью, вызовут панику и уж тогда пойдут в завершающую атаку, нанесут, как говорили западноевропейские рыцари, «удар милосердия»…

Вместо этого невольники трусливо — и надо признать, весьма разумно — прятались за мачтами, грудами тел, обломками такелажа, остовами спасательных шлюпок, крышками люков, артиллерийскими лафетами, не выражая намерения приближаться к корме. Некоторые из них (судя по внешности, европейцы, а по повадкам — бывшие солдаты) завладели мушкетами и аркебузами. Истинное же потрясение Искандар испытал, увидев, что дюжина рабов развернула одну из бортовых пушек, стоявших на верхней палубе, и нацелила ее прямо на корму. Распоряжались ими Джумбо и Сафонка.

Грек дал волю гневу и досаде, вызванным грубой недооценкой противника.

— Проклятый черномазый! Почему ж ты не сгорел!

Чувство справедливости заставило сразу же пожалеть о сказанном. Он искренне восхищался негром, ибо ничего не ценил на свете больше, чем полководческий талант.

«Только Джумбо мог удержать рабов от бессмысленной немедленной атаки, догадаться использовать артиллерию… А Сафонка умеет обращаться, с пушками. Почему же судьба так немилостива — в самый решающий час моей жизни выбрала достойного противника. Ведь из тысяч сражений, известных истории, можно пересчитать по пальцам такие, когда мерялись силами истинно великие полководцы. Ганнибал и Спицион Африканский, Сулла и Марий, Цезарь и Помпей, Аттила и Аэций, Тамерлан и Баязет Молниеносный… Остальным гениям противостояли в основном бездарности и посредственности. А, может, хорошо, что соперник под стать? Император Акбар утверждал: „Враги — это тень человека. Величиною этой тени можно мерить значимость деяний человека“. Ладно, не будем отвлекаться…»

— Всем укрыться! — крикнул Искандар.

Вовремя. Ядро со свистом пролетело в трех локтях над башней. Сафонка не ведал тонкостей наводки испанской корабельной кульверины, отличавшейся от воронежских пушек, и промазал. Тратить время на перезарядку не стали: не было уксуса для охлаждения, ствол остывал бы слишком долго. По приказанию Джумбо новоявленные артиллеристы бросились подкатывать второе орудие.

Не дожидаясь нового выстрела, Искандар собрал самопальщиков и велел убивать любого из рабов, кто высунет нос из-за укрытий и полезет к пушкам.

Из-под дождя арбалетных болтов и аркебузных пуль Сафонку едва успела выдернуть могучая рука Джумбо.

— Нет высовываться! Мы и так заставить турок напасть на нас быстро как можно! Смерть иначе нам! Усталость свалить с ног!

Сафонка и Хуа То согласно кивнули. Они знали, что такое внезапная усталость после боя. Схлынет горячка. Ноги, руки, голова наливаются свинцом. Щемит сердце. И никакая сила не заставит подняться с места и вновь идти в атаку. А ведь рабы измотаны еще и предыдущей греблей!

Конечно, турки тоже не из железа сработаны, но они — опытные воины, привыкшие сражаться подолгу, умеющие использовать короткие передышки между схватками для отдыха и расслабления.

Теми же соображениями руководствовался Мурад, поздравляя командира с неизбежной скорой победой.

Искандар огорченно закусил губу. До него с потрясающей ясностью дошло, что победа все еще очень далека. Морской бой словно разбился на множество отдельных поединков. Исфандияру из «Шах-намэ» пришлось совершить семь подвигов, один труднее другого. Подобно железнотелому герою книги Фирдоуси он, Искандар, с честью выходил из каждой переделки, но перед ним возникали все новые, более опасные враги, преграды, ловушки. Не постигнет ли его печальная участь Исфандияра? Может, Джумбо уподобится древнеиранскому богатырю Рустаму, чьи стрелы принесли гибель доселе неуязвимому и непобедимому воителю?!