— Вниз вода, ветер дуть вверх, дым плыть вверх, — проревел в ответ негр. — Время есть еще. Снять цепи, потом ломать борт. Левый. Прыгать на корабль, помогать христианам, турок убивать. Искандара, Селима и Андроникоса трогать нет! Вот ключи!

Гвалт усилился, рабы стремились поскорее освободиться от оков.

— Как ломать борт? — поглядел на гиганта снизу вверх китаец.

— Весла. Бить в доску рядом с дыркой, как копьем.

Верно, сообразил Сафонка, обшивка прибита к ребрам остова (термина шпангоуты он не знал) гвоздями снаружи, концы их не выступают из дерева, а потому не загнуты.

Развернув обломанное весло комлем вперед, Джумбо, Хуа То, Сафонка, Славко и еще трое наиболее сильных и сообразительных невольников начали таранить им борт. Отчаяние удесятерило силы, доска обшивки, ослабленная вырезанным в ней отверстием, раскололась, по кускам ее выбили наружу. Остальные гребцы при виде товарищей по несчастью, занятых спасительным делом, чуть успокоились и последовали их примеру.

Огонь охватил правый борт, всегда темное чрево каторги осветилось красно-желтым. Привычный кислый запах спертого воздуха, вони сотен потных мужских тел был забит едкостью дыма и непривычным терпким ароматом горячей смолы.

Мановением руки Джумбо остановил готовых рвануться наружу рабов и выглянул из отверстия…

Битва на палубе кипела вовсю, хотя исход ее был уже предрешен. Как и рассчитывал Искандар, из экипажа второго галеона, занятого борьбой с пожаром, мало кто сумел перебраться через две стены огня, выросшие вдоль бортов обоих кораблей. На первом испанском судне воинов и матросов насчитывалось не меньше, чем на каторге, только число их сильно убавилось после картечного залпа. Да и бывшие телохранители Искандар-бега, лучшие из лучших среди янычар, некогда специально отобранные им для своей охраны, дрались куда искуснее, чем испанские морские пехотинцы и матросы.

Десятка четыре оставшихся в живых христиан были оттеснены на высокую корму галеона, с которой они отбивались, как с крепостной башни. Их осаждала почти сотня турок. Стальные кирасы и шлемы давали испанцам небольшое преимущество перед османами. Тех, не отягощенных железом, в свою очередь, выручала быстрота перемещений.

Джумбо оценил обстановку. Если дикий буйвол одолевает твоего быка, глупо соваться между рогами разъяренных животных. Умно — подрезать чудищу из джунглей поджилки на задних ногах…

— Савонка, — произнес черный гигант тоном, не терпящим возражений, — ты вести импи гребцов на корму и нежданно напасть на хозяев с тылу. Мы с Хуа освободить братьев с нижних палуб, потом вместе вам помогать.

И без дальнейших разговоров исполин отбежал и прыгнул в люк, ведущий на среднюю гребную палубу.

— Не дать себе погибнуть, пока мы не приходить на подмогу! — крикнул Хуа То, сунул другу ятаган и кинжал, взятые у убитого надсмотрщика, и последовал за негром.

Сафонка растерянно поглядел вслед. До него дошло, что он стал вожаком ватаги в сотню сабель. Разве что сабель у его ватажников не было. Не было и времени примерять на себя атаманскую шапку.

— Берите весла, доски, — крикнул он по-турецки, отдавая кинжал Славко, — бегите за мной, перескакивайте на борт другого корабля, бейте турок и забирайте их оружие!

Не очень надеясь, что его поймут, русский решил повести гребцов за собой личным примером. Первым полез в дыру, перепрыгнул на окровавленную палубу галеона. Замешкался, ослепленный непривычно ярким солнечным светом, торопливо и жадно вдохнул свежего воздуха.

— Дай дорогу! — послышался сзади голос Славко.

Сафонка машинально посторонился. Вовремя — предназначенная ему пуля впилась в сердце болгарина. Тот схватился за грудь и упал лицом вперед. По опыту Сафонка знал, что живые обычно валятся навзничь. Он молниеносно нагнулся, подобрал оброненный Славко кинжал и метнул в левенда, который отбросил разряженный пистоль и обнажил ятаган. Пригодились уроки охранников Нури-бея, готовивших Сафонку к поступлению в янычарскую школу Аджами-огхлан. Турок тоже свалился лицом вниз, как и загубленный им раб.

Ваша первая кровь в обмен на нашу! Это была последняя осознанная мысль Сафонки: больше думать ему уже не удавалось. Он прыгал, рубился, уворачивался от клинков, пуль и стрел, кричал до хрипоты, пытаясь сбить крепкий кулак из своей разрозненной и неумелой ватажки — и даже не осознавал, не успевал огорчаться тщете своих усилий.

Появление нового противника не застало Искандара совсем уж врасплох. Он был готов к тому, что испанцы со второго галеона не станут отстаивать свой корабль от огня, пересядут на шлюпки и окажут помощь своим единоверцам. Или что горстка чудом спасшихся гребцов все же пробьется с каторги. Но он никак не ожидал увидеть на палубе первого галеона рабов в таком количестве, да еще организованных в подобие отряда. Пришлось бросить против них последний, заготовленный на самый крайний случай резерв — два десятка лучших йени-чери, возглавляемых Селимом.

Античные эллины и латиняне не зря называли невольников именами инструментов, которыми те работали. Взбунтовавшиеся весла задумали вырвать у него, будущего повелителя мира, близкую победу! Тут впору вспомнить еще одно римское выражение: огнем и мечом! Ожившие движители корабля, заменители паруса предпочли умереть от железа, а не от пламени. Пусть их!

Нападавших было в пять раз больше, чем воинов Селима, однако численный перевес мало что значил. Каждый из рабов напоминал колосса на глиняных ногах — могучие руки и плечи в сочетании со слабыми растренированными икрами. Истощенные скудным пайком, измученные греблей, в большинстве своем не имевшие ратных навыков, ошеломленные недавним чудесным спасением из огня, ослепленные не виденным несколько дней солнцем, они едва передвигались по качающейся, скользкой от крови палубе. А главное, вооружение их состояло только из кусков дерева…

Ненависть к угнетателям, отчаяние, надежда на свободу гнали галерников на верную смерть, невзирая ни на что. Они хватались ладонями за клинки, и наконечники копий, шатаясь, шли под пули, с криком боли вырывали из себя стрелы и метали в турок, как дротики. Капля камень долбит не силой — частым падением и множеством своим. Сотня павших гребцов стала погребальным холмом для двенадцати йени-чери.

Лишь Сафонка оказался достаточно подготовлен, чтобы дать отпор янычарской выучке, — сказались былой опыт да тренировки Хуа. Он остался атаманом без ватаги, один против восьмерых. Османы медленно окружали его, оттесняя к носу корабля. Они бы давно прикончили смельчака, да пистоли и аркебузы были уже разряжены, а подобраться поближе мешали завалы из трупов.

Продолжать драться глупо. Хуа и Джумбо еще не вернулись. Прыгнуть в воду? И что потом? Взбираться на горящую галеру? Проще вернуться туда тем путем, каким пришел. Османы вряд ли станут преследовать, лезть вслед за ним на пылающий корабль…

Хуа То прыжком преодолел провал между кормой каторги и носом галеона, заняв место рядом с Сафонкой. Короткая, локтя в два, цепь была обернута вокруг его ладоней. Трое янычар, сбросив в воду несколько трупов и расчистив путь для атаки, ринулись вперед. Высокий чорбаджи в долбанде, шапке с павлиньими перьями, замахнулся на китайца саблей. Хуа То быстро выбросил вверх руки, рывком развел их в стороны, так что падающее лезвие наткнулось на туго натянутую железную кольчатую веревку. В тот же миг китаец будто выстрелил в бок правой ногой. Янычарского офицера словно унесло порывом ветра к борту, он перекувыркнулся через леера и с плеском упал в воду. Не теряя ни секунды, мастер цюань-шу бросил цепь в лицо второму янычару, каким-то непостижимым приемом отобрал ятаган у третьего, ухитрившись сломать ему руку, располосовал стальным полумесяцем живот турку, который отдирал железного удава с поцарапанного и ушибленного лица. И вот уже маленький желтолицый воин стоит рядом с русским другом, угрожающе подняв ятаган.

Оценив нового врага, османы попятились, перегруппировались. Четверо самых рослых сосредоточились против Хуа. Двое, включая турка с поврежденной дланью, который вытащил нож, медленно двинулись на Сафонку.