Пращуры шептали слова одобрения или порицания, рисовали на белой поверхности его мозгов внутри черепа, как на стене в пещере, яркие картинки прошлого, до того взаправдашные, осязаемые, что Мбенгу и не понимал подчас, случилось ли это все давно или происходит ныне. Особенно зримо прошлое представало перед ним вечером, перед сном, когда исчезала очерченная светом граница между миром людей и царством кошмаров, когда таинственные силы подкрадывались к человеку вплотную и лишь огонь костра мешал тьме поглотить одинокого путника.

Духи плясали в пламени, прыгали искорками, перекликались друг с другом и с Мбенгу короткими фразами, которые непосвященный принял бы за простой треск сгорающих сучьев.

— Будущего нет, время идет назад, ибо только прошлое действительно существует и растет в тебе с каждым проходящим днем, — шептали они. — Вспоминай, Мбенгу, вспоминай…

Кровосмешение — табу для простых уветов, святая обязанность для их владык. Верховный вождь должен иметь наследника лишь от своей сестры, дабы священную кровь не разбавили посторонние примеси.

Тысячелетний опыт выращивания скота да и история самой королевской семьи предупреждали: браки между родными грозят вырождением. Поэтому старейшины советовали вождям брать побольше жен из других племен. Наследником становился только сын королевской сестры, но та могла быть и от другой матери. Царственная кровь обновлялась, не теряя первозданной чистоты и святости.

Мудрость веков научила также уветов случать самых больших быков и коров, чтобы от поколения к поколению приплод становился крупнее. Так поступали и с владыками: они по виду должны отличаться от своих подданных. Повелители вырастали гигантами даже среди своего народа, быть может, самого рослого в Африке.

Вот почему взликовали уветы, когда у верховного вождя Нджвалуи и его сестры — жены Хленгуи родился небывало большой сын. Радость их, правда, смешалась с горем пополам.

Эллины верили, что Геракл, сын громовержца Зевса и земной женщины, родился таким рослым и сильным, что еще в колыбели задушил двух змей, которых подослала ревнивая царица неба Гера.

Сын вождя своими размерами, появляясь на свет, убил собственную мать — та умерла родами.

И многие ворожеи и советники сказали: младенец — колдун.

А другие старейшины, знахарки и сам король возразили: новорожденный — будущий великий повелитель, коего еще не видела земля.

Ребенка купали в отваре коры баобаба, чтобы он вырос сильным и живучим, как дерево, перед которым бессильны ураганы, засухи и пожары. Лишь слоны опасны баобабу — они поедают его кору, и дерево гибнет. Поэтому младенца назвали Слоненком. Толстошкурые не станут вредить своему, так что теперь наследник мог не опасаться ничего под солнцем и луной.

Кроме людей, так как споры о его колдовской сущности не прекращались.

Чтобы пресечь раздоры в племени, раз и навсегда определить судьбу первенца, Нджвалуи объявил испытание ядом.

Пока знахарь готовил отраву, испытуемых заперли на сутки в тесные хижины для поста и молитв.

Наутро каждый, кто говорил за наследника или против него, выпил по чаше настойки из коры красного дерева. Содержащийся в ней яд сильно действовал на сердце. Жрец-судья легонько ударял испытуемых по голове, приговаривая:

— Ложь улетучивается, как роса при восходе солнца. Красное дерево, останься в нем и разорви желудок, если он виноват в клевете или защищает колдуна. Если же этот человек чист, пусть его вырвет.

Толпа вокруг кричала:

— Клеветник — как поле арахиса, которое не может укрыться и тем более укрыть другого! Ложь расцветает, но никогда не плодоносит!

Все противники Слоненка умерли и были похоронены тихо и скромно.

Сторонники наследника погибли тоже — но не все. И главное, выжил Нджвалуи. Он подорвал здоровье, зато укрепил духовную власть над племенем и сохранил первенца, доказав навеки: Слоненок не колдун и никогда им не станет.

Снова возликовал народ и уверовал, что возвеличен будет новорожденным, когда тот войдет в возраст.

Слоненок рос, оправдывая свое имя, и в восемь лет телом походил на двенадцатилетнего. Это и спасло его при нападении диких йагов.

После особенно сурового испытания ядом, в котором участвовало почти все племя, умерло более половины уветов. Оставшиеся были ослаблены и не оказали врагам достойного сопротивления. Захватчики забили и съели всех взрослых мужчин и женщин, а также маленьких детей.

Безвкусных костлявых стариков и старух просто прикончили. В живых оставили только мальчиков и девочек от двенадцати до пятнадцати лет, чтобы принять их в племя.

Йаги не знали языка уветов и не могли определить точного возраста Слоненка, да их это и не интересовало.

Размерами он не уступал подросткам, потому ему не прервали дыхание.

Обряд усыновления завершился торжественным пиром, на котором приемышей принудили есть убитых соплеменников. Слоненок рыдал над телом отца, которого завоеватели отложили в сторону от общей кучи. Нджвалуи сражался геройски, и такого замечательного воина, к тому же короля, нельзя было кушать как попало, мешать его священную плоть с мясом простых подданных. Поглотить, впитать в себя часть поверженного врага — значит перенять его силу, храбрость, ум. И одновременно — сохранить его самого, ведь съеденный как бы продолжает жить в тебе. Тем самым смывается осквернение убийством.

Из уважения к детскому горю йаги старались накормить новых членов племени мясом именно их родителей. Во многих случаях это оказывалось невозможным: отыскать нужные тела мешали и незнание языка, и оцепенение, охватившее подростков. А вот со Слоненком все было ясно. Утешая его, вождь йагов на пиру оказал ему честь: самолично поднес к губам сердце Нджвалуи.

Слоненок чести не оценил, ведь уветы не знали ритуального людоедства. Он выхватил кровавый кусок и метнулся в джунгли. Следопыты во главе с вождем быстро отыскали мальчишку, однако тот успел уже похоронить родное мясо. Йаги, оскорбленные в лучших чувствах, откопали зарытое и втолкнули в рот юному глупцу, отказывающемуся от своего счастья и не желающему продлить жизнь собственного отца. Мальчик сцепил зубы. Его отвели в лагерь, побили древками копий, чтобы поумнел, и в третий раз поднесли кусок. Красная ярость охватила Слоненка, он выхватил ветку из костра и сунул горящим концом прямо в лицо одному из мучителей.

Дерзкого измолотили до полусмерти: за неблагодарность, глупость и непокорство. Потом приложили к рубцам и ранам целебные травы, поили магическим отваром, заботливо выхаживали. Такого смельчака нельзя терять. Больше всего на свете йаги почитали в людях стойкость, презрение к боли, упорство и храбрость. А завтрашний бык находится среди сегодняшних телят.

Странный это был народ даже в те странные времена в том странном мире. Не племя, не род, а бродячее войско, которое уничтожало слабые народы, убегало от сильных и никогда не удерживалось долго на одном месте.

Похожий народ — матабеле — появился в начале 19-го века, но обычаи йагов были еще свирепее.

Воин не боится ни убивать, ни умирать, ни мучить, ни страдать, учили их «идеологи». Женщина — тоже воин, однако слабее телом и духом, чем мужчина, ей мешают сеять смерть беременность, младенец и глупая жалость.

Беременность — неизбежное зло, ее прерывать опасно, женщина может погибнуть или ослабеть. От младенцев же и от жалости избавиться нетрудно.

Лишь от извечной игры между полами не отказались йаги, а вот ее последствий научились избегать… Даже собственных детей они уничтожали всех без исключения, чтобы не обременять себя в походах лишней обузой. Свои ряды пополняли, принимая пленных подростков обоего пола, родителей которых убивали и съедали. Мальчишек и девчонок приучали к своим обычаям.

Таким образом, не имелось среди йагов никого, кто был бы связан кровными родственными узами, разве что сестры и братья, вместе взятые в плен, да и те с течением времени переставали испытывать друг к другу хоть какие-то теплые чувства.