— Старший лейтенант! — гневно посмотрел на своего адъютанта командир Сотой. — Я приказал вам принять командование ротой!.. Или хотите под трибунал?

— Есть принять командование ротой!

Наступление полка продолжалось. Минут через десять пошли вперед поднятые Лясковским и Левченко стрелковые роты. Под командованием старшего батальонного комиссара Гутника поднялся в атаку соседний батальон. Один за другим затихли вражеские пулеметы, уничтоженные добровольцами-гранатометчиками…

Командира дивизии Лясковский нашел потом на НП полка. Он сидел на патронном ящике раздетый до пояса, а лейтенант-фельдшер перевязывал ему рану под лопаткой.

— Осколок, — пояснил фельдшер адъютанту. — Страшного ничего, но лучше бы в медсанбат…

Лясковский заспешил:

— Сейчас пригоню машину…

— Пешком пойдем! — оборвал его генерал. — И никакого медсанбата! В штабной санчасти подлатают. — И мрачно пошутил: — На мне как на собаке.

Утром 2 сентября 355-й стрелковый полк пробился к деревне Митино и стал готовиться к ее штурму. Справа от него вырвавшийся вперед 85-й уже подошел к Гурьеву и одной ротой (первой — лейтенанта Ивана Ульянича, только что вернувшегося из санчасти: легкое ранение в голову) зацепился за его окраину. Командир дивизии, перевязавшись у себя в медпункте, поехал туда, где намечался успех, — для его развития можно будет перебросить на это направление часть сил других полков.

Вмешиваться в действия капитана Козина не было необходимости. У этого человека, видимо, действительно был природный дар военачальника, и генерал Руссиянов, весьма строгий и придирчивый в оценке людей и особенно — командиров, от часа к часу проникался к нему все большим уважением. Ни одного лишнего слова, ни одного непродуманного, немотивированного распоряжения! И огромная личная отвага!.. А на вид — самый обыкновенный человек: невысок, по-сибирски крепко сбит, волосы коротко подстрижены, умные, спокойные глаза.

Перебраться отсюда на КП 355-го было нелегко, но командир дивизии все-таки решил туда поехать: Митино — орешек крепкий, полку, вероятно, будет нужна помощь. И еще потому, что со вчерашнего дня его мучило ощущение вины перед старшим батальонным комиссаром Гутником, только что награжденным боевым орденом, — ведь он, пожалуй, незаслуженно сгоряча обидел этого человека своим упреком в том, что орденоносному полку негоже топтаться на месте. А этот полк здесь, под Ельней, был в бою больше других, потерял больше других (и половина из них — под Ушаковом), и орден Ленина — достойная и заслуженная награда всему личному составу. В том числе и старшему батальонному комиссару Гутнику. Вчера было действительно трудно, командир дивизии видел все сам.

Наблюдательный пункт полка нашли с трудом — он был на новом месте, пробирались к нему чуть ли не ползком. Но добрались, скатились с горячей выжженной травы в траншею, пригнувшись, добежали до блиндажика. Их встретил ПНШ-1 — помощник начальника штаба полка по оперативной работе, майор Багдасаров. Свой доклад он закончил резанувшими слух генерала словами:

— Впредь до особых распоряжений временно принял командование полком на себя. Старший батальонный комиссар Гутник убит. — Багдасаров мельком взглянул на свои наручные часы. — Сорок минут назад на восточной окраине Митина…

— Он что же — сам ходил в атаку? Кто ему позволил?..

— Ему пришлось заменить убитого командира второго батальона.

Генерал присел на пододвинутый Лясковским пустой патронный ящик, снял каску, вытер платком потное лицо. В горле застрял комок, мешавший говорить, в глазах — он чувствовал это — стояли слезы. Еще раз вытер лицо, надел пропахшую потом и пылью каску:

— Доложите обстановку.

— Лобовые атаки на Митино успеха не принесли, товарищ генерал. Я решил взять населенный пункт в «клещи» и основные удары нанести с запада и юго-востока, продолжая демонстративные атаки с северного направления. Вопросы взаимодействия с артиллерией увязаны, время атаки будет установлено дополнительно после проверки готовности батальонов на месте.

— Ну хорошо, действуйте.

Весь день 3 сентября 355-й стрелковый полк дрался с врагом на подступах к Митину. Деревня была сильно укреплена, все кирпичные здания превращены в долговременные огневые точки, подходы к позициям противника простреливались из соседних деревень и с близлежащих высот — часть их еще находилась в руках немцев. Фашистская пехота не раз бросалась в контратаку, вызывая себе на помощь танки и авиацию.

Первым батальоном полка командовал в те дни младший лейтенант Карасев. Не имея достаточного боевого опыта, этот человек обладал природной командирской сметкой и большой личной отвагой. Он понимал: только неожиданность удара и нешаблонность тактического решения могут принести успех. Организовав демонстративную подготовку атаки на правом фланге, Карасев приказал командиру первой роты лейтенанту Николаенко ударить по врагу в центре и именно в тот момент, когда все его внимание будет обращено на фланг.

Комсомолец Николаенко точно выполнил приказ комбата. Он лично поднял и повел в атаку свою роту. «Захватывайте и уничтожайте немецкие пулеметы, — говорил он красноармейцам и младшим командирам перед боем. — Прежде всего — пулеметы!»

Ворвавшись в первую вражескую траншею, бойцы роты гранатами уничтожили два пулеметных расчета вместе с их оружием, а три пулемета захватили и повернули против немцев. Во второй линии траншей опомнившийся противник оказал сотовцам озверелое, фанатичное сопротивление. Выстрелом в упор был тяжело ранен лейтенант Николаенко. Находившийся с ним рядом старшина Камалов принял командование на себя. Он приказал отнести раненого командира в укрытие, а сам снова бросился в бой, увлекая за собой товарищей. Используя трофейные пулеметы, бойцы роты выбили противника и из второй траншеи, подойдя вплотную к окраинам деревни.

Успех первой роты немедленно сказался на действиях всего батальона. Растерявшийся противник стал оттягивать войска на свои позиции в центре и на юго-западной окраине деревни. Майор Багдасаров нашел момент удобным для ввода в бой резерва, и судьба Митина была решена. К утру, понеся большие потери и почувствовав угрозу окружения, противник вынужден был деревню оставить.

Третий батальон полка под командованием Героя Советского Союза младшего лейтенанта Хмаладзе, пробившись через Пергаловский лес, вышел во фланг оборонительного района, созданного противником на подступах к деревне Агеевка. Скрытная подготовка к атаке и внезапный, ошеломляющий удар деморализовали немцев и обеспечили батальону успех. Агеевка считалась серьезным узлом сопротивления врага на подходах к Ельне, поэтому командование дивизии перебросило сюда для поддержки атаки батальона батарею реактивных установок. С громовым ревом, извергая из сопел струи пламени, полетели в сторону вражеской обороны их снаряды. Бойцы стрелковых рот, залегшие на рубеже атаки, с восхищением наблюдали, как действует в бою новое оружие. Огонь и дым окутали вражеские позиции. Мощные разрывы волной прокатились по окопам и траншеям врага, по его ближним тылам, а когда обстрел кончился, младший лейтенант Хмаладзе со своего наблюдательного пункта передал командирам рот сигнал «вперед!».

Батальон начал штурм Агеевки.

В ночь на 4 сентября при оценке обстановки в штабе дивизии выяснилось, что ближе всех к цели — железной дороге Ельня — Смоленск — находится 85-й стрелковый полк капитана Козина. Пересечь ее — и будет отрезана последняя ниточка, соединяющая почти окруженные немецкие войска с их тылом. А если еще поднатужатся идущие навстречу Козину части южной группировки армии, тогда кольцо наверняка будет замкнуто. Наверняка и намертво!

Приказав майору Кащееву отдать от его имени распоряжение о переброске основных сил 355-го полка в полосу 85-го — для более концентрированного удара по врагу, генерал Руссиянов вместе с адъютантом сел в свою «эмку» и поехал в полк Нестера Козина. Из Шебяк, где был КП дивизии, по мостику через Ужу благополучно выбрались на дорогу Шебяки — Митино — Гурьево и погнали на юг. Горизонт впереди розовел заревами, справа, слева и впереди все время гремело, восточный ветер доносил тяжелый запах гари и тлена — и это несмотря на то, что до «Лощины смерти» было отсюда не меньше четырех километров.