Елена Станиславовна произнесла:

— Не чокаясь. Алексей был плохим человеком, кровушки моей много выпил. Но я его простила. Пусть земля ему будет пухом.

Сурово, однако, подумал Ершов. Впрочем, это не лишает ее шарма. Хотел отпить немного, но уж больно хорошо шел, пришлось допить до конца. Таким же манером поступила и женщина.

Когда коньяк всосался, у Ершова созрел тост. Разлил из бутылки и спокойно, без пафоса, сказал:

— Елена Станиславовна, я хочу выпить за вас. На вас сейчас свалилось тяжелое испытание, и я желаю, чтобы вы безболезненно его выдержали. За ваше здоровье!

Под воздействием коньяка мыслительный процесс у следователя обострился, и к женщине, которую теоретически можно считать одной из подозреваемых, возникла масса новых вопросов. Но он их заглушил в себе, так как более высоким приоритетом для него сейчас была Елена Станиславовна как сексуальный объект.

Сергей Эросович делал себе бутерброды с икрой и закусывал, глядя вдове в глаза. По их блеску он понял, что и можно, и пора. Дожевал, остатками коньяка прополоскал рот.

Затем он обошел стол и опустился перед вдовой на колени, положил руки на бедра. Угрызений совести из-за нарушения правил профессиональной этики и моральных принципов он не чувствовал. Во всяких правилах есть исключения, и это как раз тот случай. Несбыточная мечта, не к месту мелькнувшая, когда он впервые ее увидел, оказалась в буквальном смысле в его руках.

Елена же впервые за несколько последних лет находилась просто в диком возбуждении. Натянутые до отказа нервы требовали от тела разрядки. И оно получило ее сполна. У Сергея за полгода после развода с женой это был первый сексуальный контакт.

Ершов взял Елену за талию. Не многие в ее возрасте сохраняют такую форму. Женщина поднялась, и Ершов уткнулся лицом ей в живот, чувствуя через блузку тепло и запах ее тела, ощущая по-женски идеальную форму живота. Захотелось расстегнуть, но Сергей не стал спешить. Запустив руки под узкую юбку, медленно поднялся, оставил руки на ягодицах. Елена встретила его обволакивающим поцелуем, руками нежно ласкала его лицо, шею, гладила волосы…

Для Ершова Елена оказалась идеальной любовницей. Нежная, страстная, понимающая почти без слов. Стоило ему только касаниями рук попробовать подсказать нужное положение ее тела, и она возбуждающе и ловко занимала его, чутко реагировала на его движения, прикосновения, ласки. О такой соблазнительной женщине, так подходящей Сергею, такой послушной и чувствительной, он мог только мечтать.

Елена была тоже на верху блаженства, сегодня она получила от мужчины то, что требовало, но не получало все ее существо уже многие годы. Не будучи чересчур религиозной, она тем не менее прекрасно понимала, что совершила грех во время официального траура по мужу. И все-таки была этому рада, считая, что этот грех стоит того, чтобы его совершить.

Ершов же чувствовал только некоторую неловкость из-за того, что так быстро оказался на месте ее покойного мужа, не более. Религиозные переживания в нем отсутствовали напрочь.

Глава 13

Водоворот

Вечером следователю позвонила Анна:

— Товарищ следователь! Нам нужно срочно встретиться! Я здесь такое узнала!

Слуга правосудия был уставший и поэтому назначил встречу недалеко от своего дома, в кафе.

До закрытия кафе оставалось полчаса, но Анна сказала, что этого времени хватит. Она была сильно взволнована.

— Я случайно услышала разговор Михаила Борисовича, нашего администратора, по телефону. Он перед кем-то оправдывался, говорил… Сейчас вспомню точно… «Да говорю вам! Он всегда хранил их здесь, в сейфе, и постоянно изучал!.. Не было, я все обыскал!.. Откуда я знаю, почему у него дома не было?.. Я и так уже сто раз пожалел, что связался с вами!» Вот… Потом как ошпаренный выскочил из офиса, а я как раз была перед дверью. И все бы ничего, я сначала и значения этому не придала, но он так побледнел, когда меня увидел! Взгляд такой страшный! Мне аж дурно стало. Не знаю, как до конца дня доработала! У меня такое чувство, что этот разговор как-то связан с убийством!

— Боюсь, что вы правы, Анна Матвеевна! Вы даже не подозреваете как! Но не думаю, что именно сейчас вам что-то угрожает. Продолжайте вести себя так, как будто ничего не случилось. А мы постараемся все проверить и обеспечить вашу безопасность!

Анна пошла домой. Несмотря на попытку Ершова ее успокоить, это ему мало удалось. В душе женщины нарастало чувство тревоги. Она абсолютно за себя не была уверена, сможет ли притворяться, работать и делать вид, что ничего не случилось.

Наутро Ершов обо всем доложил Звонареву — о необычном проникновении в жилище Семкиной, о бумагах, за которыми охотятся мафиози-мебельщики, о разговоре, подслушанном Анной. Звонарев оставался спокойным, но заметно погрустнел, как всегда в неприятные для себя моменты.

— Мы с тобой, Сергей Эросович, давай горячку не будем пороть. Подумаем пока, как быть. А то на меня начальство давит — нужны показатели! Может, это ерунда и не связано с убийством?

— Михаил Сергеевич, так ведь все сходится! Одно к одному. Я же, помните, докладывал, и с Балакиревым разговаривал, и с Гузьковым. Гузьков этот — типичный мафиози, вел себя подозрительно, я готов подписаться, что он замешан в этом убийстве.

— Ну, знаешь, твою подпись на подозрениях к делу не пришьешь. Типичный — не типичный, это не улика, хотя пробить по нашей базе все равно нужно. Так и быть, даю тебе еще время до конца недели.

Прорабатывай свои версии. Прощупывай этого Ефремова. Наверняка на него сейчас ничего нет. А мне нужны доказательства!

— Сафаров не виноват, надо бы выпустить парня!

— Ну вот еще! Об этом и речи не может быть. Ты, Ершов, давай не испытывай мое терпение! Работай! Кстати, забыл сказать! Звонил начальник СИЗО, как раз насчет твоего Сафарова. Какие-то проблемы, хочет поговорить насчет него. Сходи разберись.

Разобраться так разобраться. Похоже, придется Сафарову еще посидеть в вонючей камере СИЗО вместе с тридцатью шестью другими ребятками, хотя камера рассчитана на восемь человек. Но с перенаселением-то он справится, как вот только поладит с сокамерниками, уж больно у него жесткий характер. Вряд ли сможет находить компромиссы.

Позвонил начальнику СИЗО, договорился о встрече. Когда в назначенное время приехал, самого уже на месте не было, умотал куда-то. Хорошо не забыл начальнику режима СИЗО поручить разговор с Ершовым.

Начальником режима был бывалый подполковник с морщинистым лицом. Старый служака знал свое дело. Агентурная сеть налажена и функционирует превосходно. Сказал без обиняков:,— Сергей Эросович, скоро вашего Сафарова грохнут. Наш агент в камере сообщил о подслушанном разговоре. Двоим из его камеры серьезно проплатили, чтобы ваш подследственный откинулся. Информация абсолютно точная. Так что советую вам что-то предпринять, только грамотно.

— Тогда надо его срочно в другую камеру перевести!

— Э-э, да вы не знаете наших законов! Этого мы сделать не можем. Во-первых, другая камера его не спасет, все равно перезакажут и прирежут. А во-вторых, агента придется отзывать, а он стоит недешево! Вы представляете, сколько сил, времени и денег нужно было, чтобы его внедрить! Скажите спасибо, что я вам об этом сообщил, доброе дело сделал. Думайте сами, как выйти из положения! Считайте, что у вас еще день есть. На сутки мы его можем в одиночку посадить, как наказание за что-нибудь, придумаем за что. Но не больше, иначе вызовем подозрение среди зеков. Думайте.

Вот, елки-палки, задал задачу. Но к Звонареву идти смысла нет, однозначно. Скажет, нашел аргумент… А ведь какой грамотный ход! Шлепнуть обвиняемого, и дело в шляпе! Тогда дело закрыть в связи с его смертью будет в сто раз легче, чем если его до суда доводить.

И что же теперь получается? Грех на душу брать? Вот уж это дудки! Хотя Ершов и не может вывести на божий свет ситуацию с планируемым убийством Сафарова, милицейская этика не позволяет, но и бандитским разборкам потворствовать не будет. Надо освобождать парня, пусть даже ценой погон. Глупо? А пожертвовать жизнью невиновного человека не глупо?..