— И вы еще спрашиваете? Четверо из семи, что лежат перед нами, капитан.

Он пристально посмотрел вниз, затем резко вскинул голову и спросил:

— Вы говорите, что узнали о случившемся на станции еще до того, как мы покинули порт. Но каким образом?

— У моего брата был сверхсекретный код, на случай крайней необходимости. К тому же брат был прекрасным радистом, он-то и забил тревогу. В своей первой шифровке, не вдаваясь в подробности, он сообщал, что кто-то дважды пытался вывести из строя радиозонд. А в следующей докладывал, что однажды во время ночного обхода на него напали — он ненадолго потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что из баллонов выпущен весь водород. А без шара-зонда система дальнего обнаружения попросту не действовала. Брату повезло, что он почти сразу пришел в сознание, а то бы замерз насмерть. И после этого вы станете меня уверять, будто пожар возник сам по себе и диверсия здесь ни при чем?

— Да, но как посторонний мог узнать, для чего на самом деле предназначена эта система? — недоуменно спросил Хансен. — От кого, кроме как от вашего брата или тех троих? Голову даю на отсечение, это дело рук какого-нибудь психа. Настоящий профессионал, хладнокровный, расчетливый, никогда бы не укокошил столько людей. Это сделал псих, точно вам говорю!

— Три часа назад, — сказал я, — перед тем как зарядить четвертый торпедный аппарат, мы лично проверили рычаги ручного управления и контрольные лампочки передних крышек торпедных аппаратов. И что же? После проверки выяснилось, что рычаги были приведены в открытое положение и отключены, а провода в кабельной коробке переставлены местами. И вы будете утверждать, что все это проделал ненормальный? Еще один псих?

Хансен ничего не ответил. Тогда Свенсон спросил:

— Чем я могу быть вам полезен, доктор Карпентер?

— А вы сами что намерены делать, капитан?

— Продолжать командовать «Дельфином». — Он улыбнулся, но было видно, что ему совсем не до смеха. — Словом, я и моя команда в вашем полном распоряжении. Говорите, что нам делать, доктор!

— Ну что, теперь-то вы наконец поверили?

— Теперь — да.

Мне было приятно это слышать — я уже и сам готов был поверить себе.

Когда мы вернулись в домик, где ютились оставшиеся в живых полярники, то обнаружили, что, кроме доктора Бенсона и двух тяжелораненых, никого не осталось. Теперь здесь царили холод и запустение. Рваная одежда, кучи матрасов, вылинявшие одеяла, рукавицы, миски, ножи и личные вещи — все это в беспорядке валялось на полу. Несчастным и правда пришлось довольно туго, так что им было не до этих пустяков, особенно сейчас, когда наконец пришла долгожданная помощь. Все, что они хотели унести с собой, так это свои собственные ноги. И я нисколько не винил их за это.

Эти двое, судя по всему, так и не пришли в сознание; их лица, обращенные в нашу сторону, были сильно обморожены и покрыты страшными рубцами. Раненые то ли спали беспробудным сном, то ли уже были при смерти. Не желая рисковать, я позвал Бенсона. Тот закрыл за собой дверь, и мы, свернув за угол домика, укрылись за его западной стеной.

Я повторил ему все, что сказал капитану и Хансену. Мой рассказ потряс Бенсона до глубины души, однако свои чувства он ничем не выдал. Таким образом, отныне только три человека из экипажа «Дельфина» знали правду, а вернее — полуправду. Но этого было вполне достаточно. И я очень надеялся, что о случившемся больше не узнает никто.

Затем в разговор вступил Свенсон.

— Где вы решили разместить тех, кого уже переправили на борт?

— В самых удобных местах — в офицерских каютах и матросских кубриках, чтобы все, как говорится, были под рукой. — Он ненадолго замолчал, а потом прибавил: — Я же не знал, что у нас произошли… серьезные перемены.

— Это уж точно. Половину пострадавших надо поместить в кают-компанию, а остальных — в столовую команды, хотя нет, пусть остаются в кубриках. Им там будет удобно. А если они удивятся, скажите, мол, так надо, поскольку они должны находиться под постоянным наблюдением врача. А себе в помощники возьмите доктора Джолли — он, похоже, знает толк в медицине. Пусть поможет этим бедолагам раздеться, приготовит им горячую ванну, а потом обеспечит всех чистым бельем. Доктор Карпентер сказал, что при сильных ожогах главное, чтобы инфекция не распространялась дальше.

— А что делать с их вещами?

— Вы соображаете быстрее, чем я, — пробурчал Свенсон. — Все вещи нужно собрать и пометить. Это относится и к содержимому карманов. Одежду, к сведению всех, надо будет выстирать и продезинфицировать.

— И тем не менее было бы интересно знать, что мы все-таки ищем? — полюбопытствовал Бенсон.

Свенсон взглянул на меня.

— Бог его знает, — сказал я. — Это может быть все что угодно. Но одно ясно совершенно определенно: оружия нам не найти.

— Если кто-то из них ухитрился пронести на борт штуковину размером больше почтовой марки, я ее найду, — заверил нас Бенсон.

— Вы уверены? — спросил я. — Даже если вы сами пронесли ее на борт?

— Что? Я? Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?

— Я говорю, что эту самую штуковину могли вам подсунуть в медицинскую сумку или в карманы.

— Господи всемогущий! — Бенсон принялся лихорадочно рыться в карманах. — Такое даже не могло прийти мне в голову.

— Наивный вы человек, — сухо сказал Свенсон. — Ступайте и вы тоже, Джон.

Они оставили нас, и мы со Свенсоном вошли в домик. Еще раз удостоверившись, что двое тяжелораненых полярников были действительно без сознания, мы с капитаном тут же взялись за дело. Освободив один угол, перенесли туда по отдельности вещи, разбросанные по полу и примерзшие к покрытым льдом стенам. Мы все перетряхнули и перевернули вверх дном. Через четверть часа работа была закончена. Будь в комнате спрятан даже крохотный предмет размером со спичку, мы бы непременно его нашли. Не обнаружив ничего подозрительного, мы снова раскидали все вещи по полу.

— М-да, а сыщики из нас совсем никудышные, — разочарованно проговорил Свенсон.

— Нельзя найти то, чего здесь нет. К тому же мы даже не знаем, что, собственно, ищем. Давайте теперь поищем оружие. Возможно, он спрятал его в снегу, хотя это маловероятно. Убийца вообще-то не любит расставаться с орудием убийства, поскольку не может быть уверен, что оно не понадобится ему снова. Мест для поисков у нас не так уж много. В доме он не стал бы прятать оружие — здесь все на виду. Таким образом, искать нужно в метеостанции и в лаборатории, где лежат трупы.

— Но он мог его спрятать в развалинах сгоревшего дома, — возразил Свенсон.

— Вряд ли. Наш приятель находится здесь уже не один месяц, и за это время, думаю, узнал, что такое ледяной шторм. Любой предмет, окажись он снаружи, тотчас прихватит льдом и завалит снегом. С тем же успехом он мог бы замуровать оружие в быстрозатвердевающем бетоне.

И мы направились к домику, где некогда размещалась метеостанция. Осмотрев каждый ящик, каждую полку, каждый шкаф, мы уже было принялись вскрывать железные ящики с метеорологическими приборами, как вдруг Свенсон воскликнул:

— У меня есть идея. Через две минуты я вернусь.

Он вернулся даже скорее, чем обещал, — ровно через минуту. В руках у него было четыре предмета, слабо поблескивавших в свете фонаря, от которых сильно тянуло бензином. Автоматический пистолет люгер, рукоятка ножа со сломанным лезвием и два маленьких брезентовых свертка — запасные обоймы к люгеру. Свенсон сказал:

— Полагаю, это именно то, что вы искали.

— Где вы все это нашли?

— В тягаче. В топливном баке.

— Но как вы догадались?

— Очень просто. Вы же сами сказали — тот, кто один раз использовал пистолет, вполне мог снова им воспользоваться. Поэтому убийца должен был спрятать орудие убийства в надежном месте, там, где его не прихватит льдом и не засыплет снегом. К тому же этот мерзавец наверняка знал, что на морозе металл сжимается и зарядить пистолет будет трудно, да и смазка может затвердеть. На морозе не замерзают только две вещи — бензин и спирт. Но пистолет в бутылке джина не утаишь.