Человек появился с нижнего конца улицы, он шел совсем просто, естественно, словно случайный прохожий. Небольшого роста, худой, он был одет во все серое, и даже лицо его производило какое-то серое впечатление. Он мог быть старым и хорошо сохранившимся, но мог быть и молодым, преждевременно состарившимся.

Подойдя ближе, он посмотрел вверх и увидел комиссара. Но никак не отреагировал. Не останавливаясь, вошел в дом и, как видно, перевел дух на лестнице или на площадке, потому что прошло две или три минуты прежде, чем Мегрэ увидел, как мадам Бурсико повернулась к двери.

Она увидела его раньше, чем вошедший оказался в поле зрения Мегрэ, поднялась на кровати и почти сразу же повернулась к окну.

Человек сказал что-то, подходя к ней; он положил шляпу на стул и спокойно, сохраняя присутствие духа, стал уговаривать ее, словно испуганного ребенка.

Ни разу не посмотрев в сторону Мегрэ, он сел на край постели, а Франсуаза Бурсико прижалась к нему и спрятала голову у него на груди.

В окно она могла видеть комиссара, и тот, смущенный, отошел, открыл бутылку пива, стал не спеша пить.

Потом Мегрэ вышел на площадку. Мадемуазель Бланш лишь слегка удивилась, когда он вошел к ней и завел разговор о книге, которую она читала, о только что прошедшем граде.

Мегрэ услышал звонок телефона, голос взявшего трубку Люка, торопливые шаги на лестнице.

— Это вас, шеф… Звонят с набережной… Они напали на след…

Люка был весьма удивлен, увидев комиссара у мадемуазель Бланш. Но еще больше его поразило то, что Мегрэ принял новость без удивления и без удовольствия.

— Одно время она жила на улице Дам в маленьком меблированном отеле, где один человек, который…

— Уголовная полиция все еще у телефона?

— Да. Говорит Лапуэнт, он очень возбужден. Он хотел бы рассказать вам подробности. Он проверял в архивах. Он убежден…

— Скажи ему, что мы сейчас увидимся с ним у меня в кабинете…

В рассказе Люка эти подробности принимали почти эпический характер.

— Я бы мог подумать, что он интересуется только красивой девушкой, лежавшей на кровати в халате, распахнутом больше чем наполовину, и кокетничавшей с ним…

Мегрэ ушел из комнаты мадемуазель Бланш лишь после того, как увидел в окне напротив, что мадам Бурсико осталась одна.

Взяв чемодан, он пошел попрощаться с мадемуазель Клеман.

— Вы уезжаете совсем?

— Я как-нибудь зайду навестить вас.

— Ваше следствие закончено? Вы нашли убийцу?

Он не дал ей прямого ответа.

— Благодарю вас за ваши заботы и любезность.

И так как он осматривался вокруг, глядя на все то, что стало ему таким привычным, она засмеялась своим грудным смехом, от которого затрясся ее огромный бюст.

— Представьте, мне это небезразлично. Я так привыкла к вам. Как к одному из своих жильцов.

Может быть, для того, чтобы доставить ей удовольствие, он сказал:

— И я тоже…

Мадемуазель Клеман проводила его до порога и стояла там, пока он переходил улицу. Немного ниже, за два дома от бистро, остановилась маленькая черная полицейская машина.

Поколебавшись, Мегрэ зашел к овернцу.

— Налейте мне белого вина в последний раз.

Мадемуазель Клеман все еще стояла на пороге своего дома.

Мегрэ подошел к машине, открыл дверцу, проговорив:

— Разрешите?

Усевшись на заднее сиденье, он бросил наконец шоферу уголовной полиции:

— На набережную!

Маленький серый человек сидел рядом. Он вежливо снял шляпу и всю дорогу держал ее на коленях.

Они не обменялись ни одним словом.

Глава девятая, в которой юный Лапуэнт не так уж гордится своим досье

Оба они медленно поднялись по пыльной лестнице. Мегрэ с удовольствием вдыхал знакомые запахи. Как всегда, в застекленном зале ожидания сидели люди. Жозеф, старик рассыльный, радостно воскликнул:

— Здравствуйте, мсье комиссар!

— Здравствуй, Жозеф.

— Шеф просит вас зайти к нему.

— Сейчас пойду.

— Мсье Лапуэнт тоже просил сообщить ему, как только вы вернетесь.

— Знаю.

— Звонил мсье Торранс.

— Спасибо, Жозеф.

Он толкнул дверь своего кабинета, открыл окно, снял шляпу, пальто. Сразу же зазвонил местный телефон. Говорил Лапуэнт.

— Я знаю его фамилию и всю эту историю. Хотите, я сейчас принесу вам досье?

— Подожди. Я тебе позвоню.

Человек, которого он привел в свой кабинет, сидел на стуле, приподняв брюки, чтобы не помять складки. Он был гладко выбрит. Ногти у него были чистые. Взгляд выражал крайнее утомление.

— Вы жили в колониях?

— Почему вы так думаете?

Трудно было ответить на этот вопрос. Может быть, выдавал цвет лица, взгляд или то, что этот человек преждевременно постарел. Теперь Мегрэ был убежден, что его собеседнику не больше сорока пяти лет.

— Вы моложе ее, не так ли?

Сейчас они были словно два собеседника, мирно разговаривавших в кабинете, обсуждавших какие-то дела.

— Вы курите?

— Спасибо. Я уже много лет не курю.

— И не пьете?

Они постепенно знакомились, бросая друг на друга беглые взгляды.

— Теперь не пью, нет.

— А раньше?

— Когда-то пил.

— Мой инспектор там ждет, он должен принести ваше досье.

Любопытно: этот человек ни на секунду не подумал, что Мегрэ говорит это, чтобы проверить его реакцию. Он просто сказал:

— Это должно было случиться не сегодня, так завтра.

— Вы ожидали?

— Я знал, что это произойдет.

— Для вас облегчение? Нет?

— Может быть. Если только она не будет замешана в деле. Это произошло не по ее вине. Не забудьте, что вы мне обещали.

Это был единственный момент, когда он проявил что-то похожее на страх. Он был спокоен, держался все более свободно, словно чувствовал облегчение от чего-то, тяготившего его долгие годы.

— Что до меня, то я решился заплатить за все.

Он добавил с застенчивой улыбкой:

— Наверное, придется платить дорогой ценой?

— Вероятно, да.

— Ценой моей головы?

Мегрэ развел руками.

— Трудно предвидеть реакцию присяжных. Пожалуй, можно было бы отделаться легче, если бы…

Человек произнес четко, с оттенком гнева:

— Нет!

— Это ваше дело. Сколько вам было лет, когда вы ее встретили?

— Двадцать. Я только что прошел комиссию и был освобожден от военной службы.

— Родились в Париже?

— В Ньевре.

— Родители зажиточные?

— Среднего достатка. Скорее бедные..

— Вы где-нибудь учились?

— Три года в колледже.

Ему было приблизительно столько же лет, сколько Паулюсу. И он тоже приехал в Париж, надеясь пробить себе дорогу.

— Вы работали?

— Работал.

— Где?

— В конторах… Зарабатывал мало…

Опять как Паулюс.

— И вы начали посещать бары?

— Я был один в Париже. Моя комната мне опротивела.

— Вы встретили Франсуазу в баре?

— Да. Она была на четыре года старше меня.

— У нее был любовник?

— Да.

— Она бросила его из-за вас?

— Да.

— И вы стали жить вместе?

— Я не мог, потому что у меня не было денег. Я как раз оставил свою работу. Искал другую.

— Вы любили ее?

— Я так думал. Но еще сам не знал.

Он произнес эта слова серьезно, медленно, опустив голову и глядя вниз.

— Вы предпочитаете, чтобы мне принесли досье?

— Не стоит. Меня зовут Жюльен Фукрие. У последнего друга Франсуазы были полные карманы денег. Я бесился оттого, что не мог ей ничего дарить.

— Она на это жаловалась?

— Нет. Она говорила, что у нас вся жизнь впереди и что в конце концов я пробьюсь.

— Но у вас не хватило терпения.

— Вот именно.

— Кого вы убили?

— Я не собирался никого убивать. Напротив моего отеля, на улице Дам, за бульваром Батиньоль, жил человек лет шестидесяти, про которого мне говорила хозяйка отеля.

— Почему она о нем говорила?

— Потому что я задолжал ей за комнату. Она сказала, что он ссужает деньги людям в моем положении и что пусть лучше я буду должен ему, а не ей. Я пошел к нему. Он мне давал в долг два раза и брал за это сто процентов. Он жил один в темной квартире и сам занимался хозяйством. Его звали Мабиль.